Читать онлайн «Русские сказки, богатырские, народные». Страница 4

Евгений, митроп., "Словарь русских светских писателей", ч. 2, стр. 5–6. – "Роспись российским книгам для чтения из библиотеки А. Смирдина". – Геннади, "Справочный словарь о русских писателях и ученых", стр. 224–227. – "Северная Пчела", 1826 г., № 106. – "Москвитянин", 1843 г., № 5.

Русский биографический словарь А. А. Половцова

Издать в свет книгу, содержащую в себе отчасти песнопения, которые распевают в каждой харчевне, кажется, был бы труд довольно суетный, но я надеюсь найти себе оправдание в нижеследующем.

Романы и сказки были во все времена и у всех народов, и они оставили нам старейшие сочинения древних людей и древних обрядов каждой страны, и потому удостоились быть запечатлены на письме, а в новейшие времена просвещенные народы почтили их собранием и опубликовали их.

Помещенные в Парижской Всеобщей Библиотеке романов повести о рыцарях, есть ни что иное, как богатырские сказки, и французская Biblioteque Bleu, содержит сказки, которые у нас рассказывают в простом народе. С 1778 г. в Берлине также издается «Вивлиофика»[1] романов, содержащая между прочим два отделения: «Романы древних немецких рыцарей» и «Романы народные». Россия также имеет свои романы, но они хранятся в памяти. Я решил не подражать издателям, прежде меня начавшим издавать подобные предания, и издаю эти Русские сказки с намерением сохранить эти народные древности и поощрить людей, имеющих время собрать всё их множество, чтобы собрать Библиотеку русских романов.

Надо полагать, что все имеющиеся приключения русских богатырей имеют по себе отчасти дела бывшие, и если вовсе не верить им, то можно усомниться и во всей древней истории, которая по большей части основана на сохранившихся в народной памяти сказках. Впрочем, читатели, если захотят, могут отличить истину от легенды, свойственной по древнему обыкновению песнопениям, в чем однако еще никто не преуспел.

Наконец, к удовольствию любителей сказок, включил я сюда таковые, которых никто еще не слыхивал, и которые вышли в свет впервые в этой книге.

Мы опоздали научиться грамоте и потому лишились сведений о славнейших наших русских героях древности, которым надлежит быть в народе прославившимся в свете своей храбростью. Их подвиги состояли в основном в оружии и в их завоеваниях. Насилие времени истребило их из памяти, так что нам не осталось известий иных, кроме как из времён Великого князя Владимира Святославича князя Киевского и всея Руси. Монарх этот, устрашивший греков и варваров великолепием своего двора, расточительством огромных сокровищ на великолепные народные и государственные здания, на привлечение к своему двору великих ученых мужей и храбрых могучих богатырей, которых он не забывал награждать за их заслуги. Такая щедрость возвеличила славу его: со всех сторон стекались к нему богатыри со всех стран Славенских. Войска его стали непобедимы, и войны, которые он вёл, были ужасны для врагов, поскольку служили у него и сражались под его знамёнами великие богатыри: Добрыня Никитич, Алёша Попович, Чурило Пленкович, Илья Муромец и дворянин Заолешанин. С их-то помощью побеждал князь греков, поляков, ятвягов, косогов, болгаров, радимичей и херсонян.

Ну и удивительно ли мудрому государю, имеющему таких богатырей, покорять различные великие народы, хотя бы прежде некоторые из них и весь мир бы завоёвывали? Ибо в старину сражались не по нынешнему – тогда было довольно одной силы и бодрости духа. Придёт ли войско неприятеля численностью от двухсот до трёхсот тысяч, и всякий монарх не имеющий такого же числа рати, вынужден был откупаться от неприятеля золотом, либо покоряться ему.

Но не так было с Владимиром – он посылал навстречу врагу одного лишь богатыря, и – горе, горе наступающим! – «Не вихри, не ветры в полях подымаются, не буйные крутят пыль чёрную: выезжает то сильный могучий богатырь Добрыня Никитич (или иной кто-нибудь) на своём коне богатырском, с одним только своим Таропом-слугой[2].

На самом на нём доспехи ратные, позлащённые, на бедре его висит меч-кладенец в полтораста пуд, в правой руке копье булатное[3], на коне сбруя «красна золота», на руке висит шелковая плеть «того ли шелку Шемаханского». Он, завидев силу поганую[4], покрикивает богатырским голосом, посвистывает молодецким посвистом, от того сыр-бор преклоняется и лист с древес опускается. Он бьёт коня по крутым бедрам, богатырский конь разъяряется, мечет из-под копыт по сенной копне, бежит в поля – земля дрожит, изо рта пламя пышет, из ноздрей – дым столбом. Богатырь гонит силу поганую, где конём свернёт, там улица, где копьём махнёт – нету тысячи, а мечом хватит – гибнет тьма людей.

Поэтому нет ни чего удивительного в том, что из множества великих народов, некогда наступавших на Россию не осталось ни единой живой души. Подобной несчетной силы, с какой в старину наступали цари Персидские наступали на Грецию, мало было бы, чтобы управиться с нею одному богатырю. Не нужно было храбрым грекам терять жизни свои, защищая Фермопилы, довольно было бы послать одного Чурилу Пленковича, и он, заслонив тот узкий путь своим щитом, поморил бы всех с досады, ибо сломить его было бы невозможно. Жаль, что Александр убрался со свету заблаговременно, – не нужно было бы ему упиваться вином до смерти – было бы и без того кому унять его проказы. Послать бы лишь к нему Илью Муромца, тот бы на коне своём поспел бы дней за пять в Индию[5], догнал бы его за Гангом и, приторочив к седлу своему, как славного Соловья-Разбойника, привез бы его в славный Киев-град, где заставил бы его сухари толочь.

Из всего сказанного очевидно, что Владимиру вовсе не было нужды содержать миллионное войско, кроме как для монаршего великолепия; ведь со своими богатырями он легко мог бы завоевать весь свет, если бы его от этого не удерживала врождённая добродетель.

Но поскольку не в одной Русской земле водились в те времена сильные богатыри, то и хлопот нашему князю от них было предостаточно. Однако от них он избавился благодаря своей удалой дружине, как вы увидите из дальнейших повестей о его славных богатырях, сокрушивших всех Исполинов, Полканов и прочих чуждых русскому духу богатырей того времени[6].

Во времена своего неверия Владимир имел множество жен, среди них болгарыню по имени Милолика. То была женщина чрезвычайной красоты, как можно судить из её описания, поскольку пишут о ней, что она имела «брови собольи, походку павлиную, а грудь лебединую и проч.», – довольно будет сказать, что не было её краше во всей Русской земле, и во всей колеснице поднебесной, а следовательно, и не было никого возлюбленнее, чем она для её царственного супруга. Она была взята в плен волжскими разбойниками вблизи своей столицы, города Богорода, вместе со своими мамками, няньками и сенными девушками и ради её великой красоты была доставлена к Владимиру, который с первого взгляда был настолько поражен её прелестями, что предпочёл её всем прочим своим жёнам и освободил всех 800 наложниц, заключенным ради него в Вышграде, чем и завоевал сердце этой гордой красавицы.

Дни супругов текли в совершенной радости, и завоёванные войском победы приносили им несметные богатства, мир умножал изобилие, а подданные любили своего государя, который в ответ обращал на них свои внимание и милость. Так и должно было быть, ибо покой души его происходил от сердца, удовлетворенного любовью. С этого обстоятельства и начинается наша повесть.

Однажды Владимир сидел в своих златоверхих теремах со своей супругой Милоликой и своими боярами, за дубовыми столами, за убранными скатертями, за сахарными яствами, ибо день тот был праздничным и вспоминался в честь славной победы над греками. Внезапно послышался тревожный звук ратного рога. Великий князь опечалился, сложил руки на груди, и задумался. От этого и все бояре его приуныли и буйны головы повесили. Один лишь Святоряд, воевода Киевский, сидел не унывая. Вот он встаёт, выходит из-за стола дубового, не допив чары зелена вина, не доев куска сахарного. Он подходит к князю Владимиру, склоняет чело до полу и говорит бодрым голосом: «Ты гой еси, Владимир князь Киевское Солнышко Всеславьевич! Не прикажи казнить, рубить, прикажи слово вымолвить. От чего ты, государь, прикручинился? О чем ты так запечалился? Пусть даже пришла чудь поганая под твой славный Киев-град – разве у тебя нет сильной рати? Прикажи, государь, послать проведать, кто смеет наступать на землю Русскую?

На эту речь князь Владимир отвечал и лёгкой улыбкой: «Благодарю тебя за твоё обо мне усердие. Однако опечалился я не от ужаса: побивал я и войска сильные, разорял и города крепкие, и не один царь пал от рук моих. Мне самому война уже наскучила, жаль мне вас, моих подданных, хотел я прожить с вами мирный век, не хотел я лишь крови человеческой. Но раз уж так учинилось, пошлите двух сильных витязей проведать кто осмелился встать перед Киевом. Кто посмел трубить в боевой рог перед князем Владимиром? Не в бой ли он меня зовёт или просто тешится?