Читать онлайн «Инновационная сложность». Страница 64

Хотя мы непосредственно живем в нашем потоке сознания, его конструктивная деятельность обычно ускользает от нашего внимания, справедливо полагает Э. Гуссерль. В процессе зрительного восприятия, например, мы видим предмет, но не замечаем процесса его видения. Сосредоточившись на интенциональных объектах нашего сознания, мы упускаем из виду сами акты субъективного опыта, посредством которых они, объекты, конституируются сознанием. Чтобы их обнаружить, нужно мысленно вырезать определенное переживание из потока сознания, т. е. осуществить специфический акт рефлексии в отношении собственного прошлого опыта. В рамках феноменологического анализа рефлексия выполняет смыслообразующую функцию, наделяя смыслом те переживания, которые в момент «проживания» (в «живом настоящем») еще не осмыслены.

Существенно, что для субъективного переживания внутреннего времени ключевое значение имеет настоящее, «теперь», физический смысл которого глубоко волновал А. Эйнштейна. В этом родстве интересов к темпоральным «сейчас-характеристикам» сознания – локус встречи феноменологии и современной физики.

В рамках феноменологического анализа время принципиально амбивалентно. «Внешнее», астрономическое или гражданское время фиксирует периодичность процессов в природе и измеряется по часам. Внутреннее же время, или длительность, – это мера человеческого переживания реальности. Рассогласование внутреннего и внешнего времени фундаментально для феноменологического анализа сознания. Объективированное, гражданское (декретное) время, независимое от характеристик сознания, по мысли Э. Гуссерля, столь же отлично от внутреннего сознания-времени, как человеческое переживание от движения часовой стрелки.

С артикулированным в рамках феноменологии рассогласованием субъективного и объективного времени наверняка знаком каждый по собственному опыту. «Пустое» время ожидания, пусть и краткосрочного, тянется мучительно медленно, тогда как время, наполненное жизненными впечатлениями, спрессовано в миг. Однако в рефлексивном повороте и воспоминании (ретенции) именно первое, «пустое» время сжимается в точку, тогда как второе растягивается тем «длиннее», чем более оно преисполнено жизненными переживаниями.

Показательно, что подобное рассогласование гражданского и психологического времени используется и в научных методиках. В рамках феноменологической социологии феномен темпорального рассогласования («внутреннего» и «внешнего» времени) используется для оценки степени заинтересованности респондента в обсуждаемых вопросах, и как следствие этого – его вовлеченности в коммуникативную ситуацию. Предположим, что разговор социолога с респондентом (или заполнение социологической анкеты) длился 5 мин. (по часам). Если на вопрос о том, сколько времени, по мнению респондента, он потратил на интервью или заполнение анкеты, последний называет завышенную цифру (напр, 10 мин.), можно с уверенностью сказать, что предложенные вопросы были ему не слишком интересны – его внутреннее время, которое он объективирует в ответе на поставленный вопрос, тянулось «медленнее» внешнего. Тогда как занижение темпорального интервала (напр, до 2“3 мин.) свидетельствует о его глубокой вовлеченности в ситуацию опроса, вниманию к обсуждаемым проблемам (время пролетело быстро).

Феномен рассогласования физического (объективного) и психологического (субъективного) времени используется не только в научных методиках, но и в иных формах социальных практик. Процесс исполнения музыки, например, представляет собой артикуляцию музыкальной темы во внешнем времени. Восприятие же музыки, т. е. осмысленная организация и согласование тонов, осуществляется в необратимом направлении внутреннего времени. Бесспорно, что игра на музыкальном инструменте, прослушивание записи или чтение нотного письма представляют собой действия во внешнем, гражданском времени. Этим же временем должен руководствоваться и исполнитель, чтобы держать правильный темп. Другое дело – музыкальное восприятие. В рамках феноменологического анализа именно внутренне время рассматривается как «сама субстанция музыки». Поясним это, воспроизведя мысленный эксперимент А. Шюца. Представим себе, что мы прослушали запись симфонии в замедленном темпе. Внутреннее, психологическое время-переживание медленной записи окажется «той же длины», что и обычной записи. Ибо, воспринимая музыку, слушатель живет именно во внутреннем времени, отключившись от «внешнего», могущего быть разделенным на равные гомогенные интервалы: часы, минуты, секунды. Но они просто не существуют для человека, живущего во внутреннем времени. Во внутреннем времени нет равенства интервалов, если понятие интервала вообще применимо ко внутреннему времени. Слушатель, быть может, с удивлением узнает, что вторая часть «Лунной сонаты» Л. Бетховена длится 3,5 мин. Однако это знание пригодится скорее составителям музыкальных программ, нежели тем, кто наслаждается музыкальным посланием «к бессмертной возлюбленной»[207].

Феноменологическая артикуляция темпоральной сложности сознания (хотя и на основе иных, чем феноменология, предпосылок) в некоторых важных отношениях созвучна идеям И. Пригожина. Ключевым концептом его исследования проблем инновационной сложности является понятие времени. Введение темпоральных характеристик в исследование, например химических взаимодействий, сформировало решающие предпосылки его концепции синергетики. Современные же исследователи, например, Сьюзи Фробел (Susie Frobel), отмечают влияние идей Э. Гуссерля на современные концепции фрактального времени, – фрактальной распаковке «гнездящейся» структуры временного континуума.

Фундаментальной проблемой анализа темпоральных основ восприятия является уже упомянутая ранее проблема «теперь», смысл которой не схватывается в рамках классически-объективист-ской конструкции мироздания. Очевидные трудности приписывания физического смысла моменту «теперь», как отмечалось выше, будоражили еще гений А. Эйнштейна. Он полагал, что физика не в состоянии выразить значение «теперь» для человека и что эта проблема, по-видимому, простирается за пределы физических наук. В самом деле, какой научный смысл можно приписать длящимся мгновениям, из которых слагается вся человеческая жизнь? Ведь пока мы говорим о каждом из них, оно уже «истекло». «Остановить мгновение», сколь бы прекрасно оно ни было, не в наших силах. «Теперь» всегда на грани внутреннего и внешнего, рефлексивного само- и ино-отнесения. А в рамках неклассической рациональности эта грань, как правило, является «ускользающей» (относительной к средствам и операциям деятельности, языку описания).

В психологическом же времени, времени-мериле человеческого взросления, человек воспринимает настоящее – «теперь» – как существенно отличное от прошлого и будущего – того, что было и что будет. И это отличие для него существенно. Феноменологически прошлый опыт играет решающую роль в семиотике темпоральности. Воспоминания (по Гуссерлю, ретенции) – это субстанция прожитого опыта, отложившегося в памяти запасом субъективных смыслов – смысловой конфигурацией, сложившейся эмпирически в синтезе персонального опыта. Этот процесс субъективного отложения («осаждения») опыта в социальной феноменологии получил название процесса седиментации субъективных значений. Он играет ключевую роль в персональной идентификации личности, поскольку на нем основан запас подручного знания (the stock of knowledge at hand). Именно этот персональный запас знания, в котором кристаллизован личный опыт человека, лежит в основе когнитивной карты (матрицы) всех его последующих восприятий и интерпретаций. Он задает видение любой социальной ситуации человека как биографически детерминированной, соотносимой с когнитивными паттернами уже накопленного жизненного опыта, что позволяет ему действовать не как социальный автомат, но как уникальная личность в социальном мире.

Даже неразлучные близнецы, утверждает А. Шюц, имеют различные запасы подручного знания. Ибо процесс седиментации субъективных значений определяется совокупностью трех факторов, которые и у гипотетических близнецов различны, во всяком случае, до некоторой степени. Запас подручного знания индивида определяется, во-первых, интенциональным объектом переживаний, задающим его содержание. Проще говоря, биографическая ситуация человека задана тем, какие переживания имели место в его жизни. Во-вторых (что менее очевидно, но не менее важно), последовательностью наслаивания переживаний, их контекстуальными «окаймлениями». И подобно тому, как одни и те же химические соединения в различных напластованиях образуют разные геологические породы, различная последовательность переживаний формирует и специфически-индивидуальный жизненный опыт. В жизни каждого человека есть «решающие» переживания, сформировавшие психологический и социальный профиль его личности тем, что имели место в определенное время и в контексте определенного духовного опыта. Для социального становления человека вопрос о том, в каком возрасте и в каких жизненных обстоятельствах он познал радость любви и дружбы, горечь измены или предательства имеет решающее значение. Как знать! Случись они раньше или позже, в контексте иного опыта «взросления» – и человек мог бы стать совершенно иным. В любом случае, темпоральная детерминация главных составляющих его личного опыта существенна для персональной идентификации личности. И, наконец, в-третьих, (по счету, но не по важности) – глубина переживаний, которая и у наших гипотетических близнецов не может совпадать в точности.