Читать онлайн «Инновационная сложность». Страница 55

Эмерджентный характер когнитивных свойств, возникающих в рамках структурной организации человеческой телесности, обусловливается тем обстоятельством, что на данном поле взаимодействия рождается новая, ранее не существовавшая форма целостности, единичность. Я буду использовать термин «единичность» для обозначения этого уровня общности, потому что понятие целостности (которое вроде бы напрашивается), кроме аспекта организации в некую объединяющую структуру, несет на себе еще один смысловой оттенок: утверждение недвойственного характера нового образования. А я как раз считаю, что вопрос о двойственности – недвойственности эмерджентно рождающейся новой формы связности, заслуживает отдельного рассмотрения и не имеет простого решения.

3.2. Сознание как эмердшентное свойство нового уровня связности сложной системы

На мой взгляд, именно обстоятельство формирования новой формы связности лежит в основании возникновения новых свойств сложной системы. С этой позиции, эмерджентное рождение принципиально нового свойства – способности сознания – выступает другой стороной процесса установления новой связности в рамках динамики сложной системы (интегральной телесности[168]). А именно, рождения до этого не существовавшей формы общности: организма как новой самостоятельно действующей в мире единичности, имеющей собственные интересы и потребности и стремящейся к их реализации в процессе постоянного приспособления к среде.

Можно ли сказать, что интересующее нас свойство (способность сознания), хотя бы в какой-то форме существовало до этого? И да, и нет. Да, – в форме своего рода предпосылок последующего становления, а именно, тех структурных элементов, на базе которых и из переплетенного взаимодействия которых она впоследствии и возникает. Нет, – в любой допустимо вообразимой форме готовой данности – предзаданность ли, зачаточная форма ли, как цель творения ли. При этом связь, которую я здесь усматриваю, такова.

Описываемая система (человеческая интегральная телесность) открыта и неравновесна, и именно эти качества прежде всего лежат в основе возникновения нового свойства системы – ее сложности. Последнее может рассматриваться как эмерджентное, т. е. такое, которым элементы системы не обладают, но которое рождается из взаимодействия этих элементов. Вновь рожденное свойство системы – ее сложность – обусловливает формирование новых законов, новых принципов развития, новых паттернов ее организации. И в частности, возникает форма связности (в виде самостоятельно действующей в мире единичности), никогда прежде не существовавшая на этом поле возможного. А уже другой формой воплощения этой никогда прежде не существовавшей формы объединенности, выступает способность сознания, как такая, которой обладает система, но не обладают ее элементы: ни в зачаточной форме, ни в форме предустановленной цели, ни в форме реализации какого-либо глобального замысла Творца.

Всё то, что мы имеем, мы имеем как результат самостоятельного, на собственной основе и в процессе естественной жизнедеятельности осуществляющегося развития сложной динамичной системы, которой является интегральная телесность человека на всех уровнях ее организации. Поэтому мы можем утверждать, что ни сознание не сводимо к телесности, ни телесность непосредственно не обусловливает сознания. Сознание оказывается рождено особой формой по природе присущих сложным системам динамик развития, осуществляющихся на собственной основе и естественным путем приводящих к скачкообразному нарастанию сложности структурной организации системы. Специфичным здесь предстает то, что непосредственно предшествующим уровнем изменений системы, приводящих к рождению принципиально новых свойств, является не само по себе рождение нового уровня структурной организации, а возникновение нового типа связности элементов в рамках такой системы – связности, определяемой динамиками сложных процессов. Поэтому хотя эмерджентное возникновение способности сознания кажется соотнесенным с эволюцией телесного, на самом деле оно выступает следствием эволюции структурной составляющей организации человеческой телесности, а именно, ее сложности. А уже производной от этого процесса предстает динамика, находящая свое развитое выражение в рождении сознания.

Итак, можно говорить о двух уровнях динамики сложного:

– первый – это уровень, на котором сложное образование определяется и функционирует как совокупность элементов, объединенных между собой многообразными и переплетающимися связями, и

– второй – это уровень, на котором взаимодействия предыдущего уровня трансформируются в рождение никогда прежде не существовавшей на этом поле возможного целостности: новой, самостоятельно действующей в мире единичности, имеющей собственные потребности и располагающей собственными ресурсами их удовлетворения.

И тогда можно сказать, что эмерджентные свойства системы возникают именно на втором этапе динамики сложного, выступая всего лишь проявлением, другой формой реализации вновь рожденных возможностей системы.

3.3. Позиция наблюдателя и обусловленные ею трансформации системы

Ранее было показано, что в сложных системах позиция наблюдателя способна радикально изменять как видение реальности (мир может представать то как физический, то как идеальный), так и восприятие-понимание-ощущение себя самого. С чем это связано?

Наблюдение фиксирует объект так же, как акт рассматривания в сравнении с состоянием смотрения. Смотрение – живой динамичный процесс; рассматривание – остановка движения, фиксация объекта интереса, его «пригвождение» к определенной точке пространства-времени. Когда мы просто смотрим, то не вмешиваемся в процесс, а когда рассматриваем, то видоизменяем его. Позиция наблюдателя – это рассматривание, остановка процесса в точке.

Но важнее даже другое. Наше сознание – часть глубинной реальности, та капля, в которой содержится вся природа океана, голографическая точка, в которой отражена вселенная. Когда мы просто смотрим, мы – часть потока, как капля воды – составная часть океана. Когда мы начинаем всматриваться (а для этого пригвождать объект к пространству-времени), мы выпадаем из общего потока жизненности, занимаем по отношению к нему позицию наблюдателя, и тем самым, изменяем собственную природу. И тогда можно сказать следующее: актом выбора позиции наблюдателя по отношению к происходящему, мы пригвождаем к некой точке пространства-времени прежде всего себя, и как следствие; объект. И в этом – один из важных аспектов динамики сложного.

Как говорит У. Найссер: процесс ведения другого и себя – это единый процесс (я бы уточнила: единый процесс сонастроенного взаимодействия). Размышляя о сложной природе акта восприятия, он развивает интересную концепцию экологического «я», базирующуюся на общих идеях фундаментального подхода Дж. Гибсона. В частности, он говорит о том, что в коммуникативной деятельности мы воспринимаем себя двойственно: с одной стороны, как мишень внимания другого, с другой, – как со-творца коммуникативного взаимодействия: «Эго-рецепция сопровождает восприятие другого как другая сторона монеты: человек воспринимает другого и со-воспринимает себя»[169].

Это очень важный момент: в акте сложных взаимодействий ведение себя выступает составной частью ведения другого, или

можно сказать, является оборотной стороной ведения другого. Но дает ли это нам что-то для понимания не социальных взаимодействий, а обычных, допустим, осуществляемых в актах наблюдения за другими объектами? Можно ли эти процессы характеризовать как коммуникативные, если вторая сторона взаимодействия – с общепринятой точки зрения – не является активно действующим началом? И здесь еще один важный аспект возрастания интереса к сложным составляющим динамик изучаемых объектов. От свойственной классической эпистемологии парадигмы активности субъекта в познавательном акте имеет смысл двигаться в направлении осознания того, что такой взгляд на вещи – это, как ярко выразился (правда по другому поводу) Г. Фолльмер, рискованный антропоморфизм, который может быть опровергнут в любой момент[170]. Тем более, как показывают исследования А. Минделла и подтверждают экспериментальные данные, тема активности – пассивности в коммуникативном взаимодействии далеко не так однозначна, как это принято считать в рамках классической эпистемологии.

Итак, когда мы смотрим на другого (другое) как на объект, мы вырываем его из процесса жизни, привязывая к определенной точке пространства-времени. Но этим же самым актом мы видоизменяем себя, поскольку видение себя – составная часть видения другого. При этом нам кажется, что мы видим объект, на самом же деле мы видим себя, – просто в той форме, как мы отражаемся в зеркале объекта. Соответственно, те характеристики, которыми, как нам кажется, в акте наблюдения оказывается наделен объект, на самом деле представляют собой наши собственные характеристики, которыми мы начинаем обладать, когда становимся по отношению к процессу жизни наблюдающими.