Читать онлайн «Путешествие по карте языков мира». Страница 16

Данная книга была выпущена в первом издании Издательством политической литературы (М., 1965) в серии «Философская библиотечка для юношества». В последующие годы она выходила в переводах на другие языки: испанский (в Уругвае), литовский, финский, эстонский. Материал этой книги был использован в моей книге «Мир человека и мир языка».

При переиздании книга подверглась очень незначительному сокращению за счет естественных в советское время «реверансов» в сторону марксизма-ленинизма и упоминаний «буржуазной науки» и «буржуазной философии». Но я горд тем, что таких сокращений почти не пришлось делать! Кроме того, в текст внесена — также очень небольшая — чисто редакторская правка.

Я позволил себе сохранить в тексте термины «ЭВМ» (электронно-вычислительная машина) и «кибернетика», дав только сноску в начале соответствующей главы. Сейчас то же называется «компьютером» и «информатикой».

Как ни странно, но книжка эта, процентов на 95 оставшаяся с 1965 года неизменной, продолжает быть актуальной…

А. А. Леонтьев

Вы, наверное, слышали о семиотике. Для того чтобы узнать о ней, вам не пришлось, вероятнее всего, читать научных трактатов. Семиотика (общая теория знаков), как и кибернетика, вошла в научный обиход с изрядным шумом. Более того, вне науки — в толстых и тонких журналах, популярных книгах и т. д. — она снискала гораздо большую известность, чем внутри науки, у специалистов по лингвистике, психологии, философии, логике.

«Семиотика — это новая наука, объектом которой являются любые системы знаков, используемые в человеческом обществе», — пишет один известный лингвист. Семиотика, «без сомнения, в близком будущем должна занять первостепенное место в ряду новых наук, определяющих перспективы развития современной науки в целом».

Другие, менее горячие головы осторожно поправляют: «Семиотика как самостоятельная наука еще находится в стадии становления и формирования… Вопрос о предмете семиотики, о сфере применения ее понятий и методов все еще остается дискуссионным»[9].

Что же это за наука, у которой не ясны ни предмет, ни сфера применимости, которая, едва родившись, уже, как русский дворянский недоросль XVIII столетия, «записана в полк», да еще в первую шеренгу?

Наиболее обычный способ передачи сообщений — языковый: мы говорим. Но не единственный. Например, то же самое сообщение можно написать; закодировать азбукой Морзе и передать по телеграфу или простым постукиванием; можно «отмахать» флажковым кодом с мостика корабля, «набрать» условными флагами на флагштоке и т. д. В каждом из этих случаев мы имеем дело со знаковой системой — системой условных знаков, кодирующих, т. е. преобразующих, наше сообщение в новую форму. Виды таких систем, их строение, общее и различное в них в первую очередь и изучает семиотика. Обратите внимание: пока мы говорили только о системах, которые используются для передачи языкового сообщения.

Но есть и другие знаковые системы, тоже изучаемые семиотикой. Например, в обществе существуют правила поведения, этикета: при разговоре со старшим надо встать; здороваясь, неудобно первому протягивать руку женщине или пожилому человеку; неприлично перебивать собеседника, есть рыбу ножом… Система этих правил — семиотическая, знаковая. Да и обыкновенная игра тоже семиотическая система. Такие знаковые системы не служат для кодирования языкового сообщения, они существуют как бы рядом с языком, дополняя его.

У всех перечисленных семиотических систем есть что-то общее. Все они являются знаковыми, т. е. обозначают для человека больше, чем содержится в материальной, внешней их стороне. (Когда ребенок воображает себя всадником, он скачет не на палочке, а, в сущности, на горячем мустанге и не во дворе, а в прериях; когда я снимаю шляпу, то встретившийся мне человек прекрасно понимает, что я приветствую его, а не просто хочу подставить голову освежающему ветерку.) И все они суть системы. (Пиковая дама не просто картинка: она имеет в картах определенную относительную ценность, занимает определенное место в иерархии между королем и валетом, король — между тузом и дамой. В другой семиотической системе (игра в «кинга») король имеет другую ценность, хотя мы можем использовать ту же, так сказать, материальную колоду.)

Когда мы говорим, что знаковые системы что-то «обозначают для человека», то это может быть выражено еще и по-другому: они регулируют поведение, деятельность человека. Я должен бежать на вокзал, получив телеграмму: встречай такого-то числа поезд номер такой-то, диктует мне знаковая система азбуки Морзе; я должен подождать, пока собеседник первым со мной поздоровается, — диктует знаковая система этикета; если меня «осалили», я должен сам кого-нибудь «осалить», — диктует знаковая система игры в салочки.

Совершенно очевидно, что и язык тоже может быть представлен как семиотическая система. Ведь и у него, как мы показали в первой главе, есть функция регулирования человеческого поведения, человеческой деятельности. Поэтому в работах по семиотике язык всегда стоит на видном месте. Да, собственно, и начало семиотике положило исследование как раз языка, и лишь впоследствии от языка перешли к другим знаковым системам.

Итак, семиотика изучает язык с точки зрения его регулирующей функции. И другие знаковые системы, эквивалентные языку по этой функции, тоже служат для регулирования человеческого поведения. Заметьте: такие семиотические системы, как азбука Морзе, флажковая азбука и т. д., односторонне коммуникативны, они используются только для сигнализации. Никто не будет ни думать флажковыми сигналами, ни учиться по учебникам, написанным азбукой Морзе.

Существует, правда, одно, но немаловажное исключение — азбука глухонемых и вообще все системы, служащие слепым или глухонемым для сообщения с внешним миром. Таких систем несколько: «язык жестов», так называемая тактильная азбука (когда глухонемой пишет на ладони), у слепых — брайлевский точечный шрифт и т. д. Глухонемые не только говорят, они и думают жестами. Один из специалистов по речи глухонемых рассказывает, что как-то глухонемой девушке предложили поехать в дальний город на интересную работу. Она попросила разрешения немного подумать и пошла в соседнюю комнату. Когда туда заглянули, то увидели, что она сидит совершенно одна и разговаривает сама с собой жестами, как бы раздумывая вслух. Другой глухонемой заметил: «Я чувствую при мышлении, что пальцы движутся, хотя они лежат спокойно» — совсем как при внутренней речи, когда органы речи хотя и не движутся, но мозг посылает в них импульсы. Но здесь все дело в том, что у глухонемых нет звукового языка и ручной, жестовый язык попросту замещает его во всех функциях. Точно так же для слепого брайлевская «грамота» полностью замещает письмо. Поэтому мы не будем принимать во внимание таких знаковых систем.

Типичной семиотической системой, эквивалентной языку, является всем нам знакомая система знаков, регулирующих уличное движение. На ней особенно хорошо видно, что ее объединяет с языком именно функция регуляции, а не какая-либо другая. Существует строгое семиотическое описание системы знаков уличного движения, т. е. такое описание, где дан подробный анализ всех возможных сигналов и их сочетаний («единиц плана выражения») в их соотношении с возможными значениями этих сигналов («единицами плана содержания»). Такое описание дал московский лингвист А. А. Зализняк в сборнике «Структурно-типологические исследования».

Сопоставляя язык с другими явлениями по регулирующей (коммуникативной) его функции, семиотики почему-то игнорируют тот факт, что у языка могут быть эквиваленты и по другим функциям. О них нам и предстоит рассказать.

Начнем с того, что язык не единственное средство передачи и усвоения общественно-исторического опыта человечества. Конечно, все достижения духовной культуры можно усвоить только через язык. Но нельзя только по учебнику овладеть, скажем, токарным делом: нужно, чтобы кто-то встал за токарный станок и показал, как на нем работать. Затем уже у станка и вы будете подражать тому, как на нем работал ваш учитель. А ведь умение работать на токарном станке тоже входит в общественно-исторический опыт! И таких его элементов, которые можно усвоить только путем подражания, очень много. Они отнюдь не маловажны: ведь при всем значении теоретической, духовной деятельности не она, а практика, труд в первую очередь делает человека тем, что он есть. Таким образом, у языка имеется очень знатный «родственник» по функции быть средством овладения общечеловеческим опытом — труд. И те, кто сопоставляет языковую, речевую деятельность с трудовой, не так уж неправы; для такого сопоставления никак не меньше оснований, чем для сопоставления языка с другими семиотическими системами.