Читать онлайн «Философия. Учебное пособие». Страница 22

Русская культура в творчестве Николая Михайловича Карамзина (1766–1826) и Александра Сергеевича Пушкина (1799–1837) обретает собственный язык, рождается русская классическая литература, вместе с ней – русское самосознание.

Для философского развития этого периода, с одной стороны, характерно углубляющееся изучение западноевропейской философии XVII–XIX веков (в частности, 20-е годы XIX века характеризуются широким обращением к философии Шеллинга); с другой стороны, – усиливающийся процесс становления самобытности русской философии.

У истоков этого этапа русской философии стоит фигура блестящего офицера, европейски образованного мыслителя, друга А. С. Пушкина и декабристов Петра Яковлевича Чаадаева (1794–1855), изложившего в восьми «философических письмах» оригинальную систему философии. За первое же из этих писем с санкции Николая I он был объявлен сумасшедшим. Чаадаев выступает как «западник», как беспощадный критик самодержавно-крепостнического строя. Россия, с его точки зрения, осталась в стороне от исторического процесса. Возможность России занять свое место в мировой истории он видел в прогрессе духа, который совпадает с прогрессом религии. Православие оказалось слабым, историческая мощь католицизма тоже оказалась исчерпанной. На смену должна прийти новая религия. Собственный религиозный мир он называл «религией будущего», «к которой обращены в настоящее время все пламенные сердца и глубокие души»[51]. По мнению Н. Бердяева, вся русская «философия истории будет ответом на вопросы в письме Чаадаева»[52].

Западники и славянофилы. Особое место в русской философской истории XIX века занимает спор «славянофилов»: А. С. Хомякова (1804–1860), И. В. Киреевского (1806–1856), К. С. Аксакова (1817–1860) и др. и «западников»: К. Л. Кавелина (1818–1885), В. И. Чичерина (1828–1904) и др. В центре их внимания, как и у Чаадаева, находились исторические судьбы России.

Западники рассматривали Россию во многом как азиатскую страну, выступали против идеологии «официальной народности». Будущее России они усматривали в процессе цивилизации ее по западным образцам. Так, Лев Шестов (1866–1938), оценивая роль западничества, отмечал: «Старший Запад был, несомненно, умнее, богаче, красивее нас. И мы полагали, что причина тому – его знания, его опыт. Мы верили, что у него есть “слово”, которым он разрешит все»[53].

Осмысливая идею личности, западники акцентировали внимание на правах человека как гражданина, выделяли политико-правовую сторону свободы личности. Западники считали, что общество не столько ограничивает личность, сколько способствует ее развитию. Это течение носило ярко выраженный секулярный (антицерковный) и космополитический характер.

Залог всечеловеческого призвания России славянофилы видели в ее исторической самобытности. Обновление общественной жизни они усматривали через общину, идейной основой которой являлась Русская православная церковь. В личности они рассматривали прежде всего ее религиозно-нравственную сторону и верили в великую религиозную миссию русского народа как «самого христианского» общества. Славянофилы выступали как религиозно-национальное движение и, по сути, выражали идеи русского буржуазного либерализма, подготовившего реформы 1861 года.

Славянофилов и западников объединяло чувство недовольства утвердившимся социально-политическим положением в России и стремление к поиску путей исправления неверного, на их взгляд, положения вещей.

В течение XIX столетия в российской общественной мысли сформировалось и окрепло идейное течение радикализма, в котором философские идеи по сути дела подчинены задачам обоснования необходимости радикального, преимущественно революционного, преобразования общества. Начало этому направлению было положено декабристами, среди которых были и настоящие философы, интересовавшиеся проблемами метафизики. К примеру, Михаил Александрович Фонвизин (1788–1854), который надеялся из соединения христианства и «критической философии» создать здравую философию, способную заменить «суеверное учение» православной церкви.

Пример декабристов, хотя и трагический, оказал воодушевляющее влияние на русское общество. В 40–60-е годы на арену революционной борьбы выдвигается разночинство, формируется идеология русской революционной демократии, прежде всего в работах таких мыслителей, как В. Г. Белинский (1811–1848), А. И. Герцен (1812–1870), Н. Г. Чернышевский (1828–1889), Н. А. Добролюбов (1836–1861), Д. И. Писарев (1840–1868) и др.

Подлинным вдохновителем разночинства и ярким представителем западничества был Виссарион Григорьевич Белинский. Его творчество оказало огромное влияние на формирование и эволюцию мировоззрения русской интеллигенции. В философии Белинский совершает поворот от идеализма и церковного христианства к материализму. Его исходная философская позиция – эстетический гуманизм. Природа рассматривается как прекрасное целое, восходящее по ступеням совершенства к человеку. Он настойчиво проводил мысль о беспрерывном и бесконечном развитии и совершенствовании человечества: «Жизнь только в движении; в покое – смерть»[54].

Белинский горячо верил, что настанет время, «когда не будет богатых, не будет ни бедных, ни царей и подданных, но будут братья и будут люди»[55]. И нет ничего выше и благороднее, как способствовать развитию и ходу такого времени. Он упрекает славянофилов за то, что они не смогли в самом зле найти пути выхода из него. Благодаря Белинскому изменяется представление о революции: это не просто государственный переворот, а истребление угнетателей ради будущего блага угнетенных: «Смешно и думать, что это может сделаться само собою, временем, без насильственных переворотов, без крови»[56].

В теории «русского социализма» Александра Ивановича Герцена, философа, писателя, публициста, одного из идейных вдохновителей русского революционно-демократического движения, провозглашалось право каждого на землю, общинное владение ею и мирское самоуправление. В 1847 году он уехал за границу, чтобы использовать возможности бесцензурного слова в борьбе с самодержавием. О своих с Н. П. Огарёвым взглядах он говорил: «Социализм нам представляется самым естественным философским силлогизмом, приложением логики к государству»[57]. Он утверждал, что русская деревенская община с ее коллективной собственностью на землю, уравнительными отношениями и самоуправлением уже содержит в себе начатки социализма. Социализм поэтому найдет свое осуществление в России раньше, чем на Западе. Для этого вовсе не обязательны революции: достаточно реформ, мирных преобразований; необходимо просвещение народа и его приобщение к идеям социализма.

Представляя историю ареной деятельности людей, Герцен подчеркивал единство деятельности и разума. Герцен стремился подвести под философию нерушимый фундамент естественных наук, утверждая, что философия без естествоведения так же невозможна, как естествоведение без философии: «Философия, не опертая на частных науках, на эмпирии, – призрак, метафизика, идеализм. Эмпирия, довлеющая себе вне философии, – сборник, лексикон, инвентарий»[58]. Герцен принципиально дистанцировался как от материализма, так и от идеализма, стремясь занять позицию рационалистического реализма. Он склонялся к объективности разума, но делал это в интересах гуманизации природы.

Герцен диалектически определяет развитие природы и общества как «течение, перелив, движение» под влиянием противоположных тенденций – возникновения и разрушения: «Миры возникают беспрерывно… одни существуют теперь, другие едва образуются, третьи кончают свою жизнь в этой форме»[59]. Ему принадлежит определение диалектики как «алгебры революции».

Вслед за Герценым теорию крестьянского социализма разрабатывал Николай Гаврилович Чернышевский, революционный демократ, писатель, литературный критик, философ. Участник тайного общества «Земля и воля», в 1862 году арестован, направлен на каторжные работы, затем сослан в Вилюйск. В Петропавловской крепости написал роман «Что делать?» о «новых людях», способных осуществить революцию в России. Он считал, что Россия может перейти к социализму, минуя капитализм.

Чернышевский высоко ценил Фейербаха как «отца новой философии». Учению Фейербаха он обязан формированием собственного «антропологического реализма», который стал «прикладной этикой» русского социализма. В его основной работе «Антропологический принцип в философии» материализм определяется как учение, в основе которого «лежит уважение к действительной жизни, недоверчивость к априорическим… гипотезам»[60]. Он отстаивал идею о материальном единстве мира; обосновывал принцип партийности философии, который он непосредственно выводил из политических интересов философа, относя Гоббса к абсолютистам, Локка – к вигам и т. д.