Читать онлайн «Повседневная жизнь охотников на мамонтов». Страница 34

Впрочем, мы все-таки можем сказать кое-что интересное об этих статуэтках, причем, опираясь не на одну лишь фантазию, а на научный анализ. Какой бы скрытый смысл ни стоял за этими фигурками — охотники на мамонтов передавали его через образы конкретных женщин. В подавляющем большинстве случаев эта конкретность воплощалась не в лицах — «палеолитические венеры» в основном безлики — а в формах тела (точнее, его наиболее «сексапильных» частей: груди, живота, ягодиц), а также в характере украшений или, может быть, татуировки.

Раньше многие ученые думали: статуэтки безлики потому, что палеолитический мастер боялся их «оживить», изобразив лицо и особенно глаза. Действительно, этнографам известны представления о том, что передача глаз может «вдохнуть душу» в само изображение. Однако позднее на тех же памятниках виллендорфско-костенковской культуры и некоторых других стоянках были найдены фигурки, выполненные по тем же канонам, что и «безликие», однако передающие черты лица, включая глаза. Видимо, дело было все же не в представлениях об «опасности», а в чем-то другом. Может быть, в том, что палеолитические охотники на мамонтов по-своему воспринимали женскую красоту и ее неповторимость?.. К этому сюжету мы еще вернемся в главе о семейно-брачных отношениях охотников на мамонтов. И об их любви.

Описанный тип женских изображений возник, по-видимому, именно в среде охотников на мамонтов. Впервые он появляется в Центральной Европе около 28 тысяч лет назад. На территорию Восточной Европы проникает тоже вместе с этими охотниками — тут сомнений давно уже нет. А вот на запад, на территорию современной Франции и Италии, подобные статуэтки проникли как бы «сами по себе». Там их находят на стоянках, относящихся к различным археологическим культурам. Отчасти это может объясняться тем, что женский образ — один из важнейших элементов верхнепалеолитической культуры в целом. Но только отчасти — ибо в подавляющем большинстве культур той эпохи нет и следа не только подобных фигурок, но и вообще каких бы то ни было изображений. Кроме того — уж слишком некоторые из западно-европейских палеолитических «венер» похожи на центрально- и восточно-европейские, чтобы можно было считать это сходство простой случайностью! Видимо, в тот период, когда в центре Восточной Европы формировалась историко-культурная область охотников на мамонтов (24— 21 тысяч лет назад), между значительной частью населения Европейского континента существовали культурные связи.

Как бы то ни было, у восточно-европейских охотников на мамонтов женский образ оставался важнейшим и во второй период существования Днепро-Донской историко-культурной области, когда на большей части Русской равнины костенковско-авдеевские землянки сменились наземными округлыми жилищами аносовско-мезинского типа. Правда, эстетический способ передачи этого образа в это время резко меняется. Бивневые фигурки, найденные на Мезинской стоянке, ученые первоначально приняли за изображения фаллосов (фаллос — мужской половой член). Только потом они заметили, что это одновременно очень стилизованные изображения женщин, у которых выделена седалищная часть, а спереди неизменно выгравирован треугольник — древнейший символический знак женского пола. Очевидно, здесь мы имеем знаковый двойной образ, сочетающий в себе и мужское, и женское начала. Любопытно, что некоторые из таких фигурок удивительно напоминают... птиц. Горлиц! Недаром в науке за ними даже закрепилось название: «мезинские птички».

Конечно, в принципе, первобытный человек мог, как и мы, заниматься тем, что мы называем «художественным творчеством», и для собственного удовольствия. Так, например, по данным этнографов, австралийские аборигены создавали как священные религиозно-магические изображения (в том числе и на скалах!), так и «простые», не имевшие в их глазах ничего священного. Вся трудность заключается в том, что для нас, европейцев, между теми и другими нет ни малейшей разницы! Провести здесь какую-либо грань применительно к эпохе палеолита мы не можем.

В архаических обществах, при всем их внешнем разнообразии, была некая общая основа социальной жизни, присущая, разумеется, и охотникам на мамонтов. Олег Микулов справедливо и верно назвал эту основу «Законом Крови». В научной литературе то же самое явление называется экзогамией.

Экзогамия — это не что иное, как абсолютный и категорический запрет на любые половые связи между членами одного Рода. Даже в тех случаях, когда реальное кровное родство между общинниками, называющими себя «детьми Мамонта» или, скажем, «детьми Куницы», является весьма отдаленным, а то и вовсе отсутствует, их неоспоримая принадлежность одному тотему делает их всех «братьями» и «сестрами». Любовная связь в данном случае рассматривается как тяжелейший грех, за который — если случится такая беда — придется расплачиваться не одним непосредственным виновникам, но и всему Роду.

...Изначален ли этот Закон? Нет! Ведь даже тогда, когда жил Аш, сама Земля уже была невообразимо стара и многократно меняла свой лик. Великий Червь, породивший само Время, а вместе с ним и то, что мы называем «Историей» (иное имя ему — Великий Змей), успел уже намотать бессчетное количество своих колец. Там же, где его первое кольцо еще не завершило свой виток, когда наш, Средний Мир был совсем юным (и совсем иным), а людей — очень мало, Закон, им данный, был ясен и понятен всем: Вы — родные братья. Вы не должны враждовать, не можете убивать друг друга! И тогда же этот Закон был нарушен. Почему?

Потому что и Великий Червь (или Великий Змей) — еще не Начало Начал. Тьма намного древнее; сам Великий Червь — ее порождение, но и она — не Начало Начал. Исток всего сущего — Свет. И с появлением Тьмы началась Великая Борьба за Сущее, за человека. Наги, Средний Мир — не только арена, он — порождение этой Борьбы. Поддавшись Тьме, человек нарушил предначертанное и сделал первый шаг на пути к распаду и гибели.

Наматывались чудовищные кольца; старел Мир. Однажды Тьма заполонила его настолько, что Мир едва не погиб, но все же уцелел... А во времена Аша людей уже было много. Потом их становилось все больше и больше; они говорили на разных языках, шили разные одежды, по-разному изготавливали орудия, отмечали свое тело разными знаками. И называли себя по-разному. Одни говорили: «Мы — дети Бизона!», другие: «Мы — дети Лисицы!», третьи: «Мы — дети Серой Куропатки!»... В сущности, все они были детьми одного Закона, но не могли этого постичь.

«Дети Серой Куропатки — родные братья и сестры; они не могут враждовать, не могут убивать друг друга!» Но как соблюсти этот Закон? Что вызывает самую острую вражду, приводящую к кровопролитиям? Споры из-за женщин! Значит, чтобы соблюсти Закон, мужчины одного Рода, одного тотема, не должны брать в жены тех, кто живет рядом с ними — женщин того же Рода, того же тотема; они должны искать себе подруг в другом клане. Сыновья Серой Куропатки могут жениться только на дочерях Бизона, и наоборот. Так Основным Законом стал ЗАКОН КРОВИ: все дети одного тотема — родные братья и сестры. Братья и сестры не могут вступать друг с другом в брак!..

Если перевести все это на язык науки, то сущность Закона Крови есть представление о кровнородственной связи некоего человеческого коллектива внутри себя и одновременно — с каким-либо видом животных или птиц (реже — растений) через Первопредков — существ, сотворивших этот Мир. Как уже говорилось выше, Первопредки обладали как человеческими, так и звероподобными чертами. Жили они, разумеется, в «Начальные Времена» или «Времена Сновидений» (см. главу 10). Это основа тотемизма — идеологии всех архаических обществ!

Таким образом, главной «идеологической» единицей любого такого общества (включая, разумеется, и охотников на мамонтов!) являлся Род. Все члены его считались связанными друг с другом по крови, независимо от того, было между ними реальное кровное родство или нет. «Реальное» — это, разумеется, с нашей точки зрения. Для человека той культуры, будь то палеолитический охотник или австралийский абориген начала XX века, «родство» по тотему было более, чем реальным. Отсюда вытекал и ряд постулатов, довольно отличных от наших обыденных представлений.

Жениться, выходить замуж и вообще вступать в половую связь могли только мужчины и женщины, принадлежавшие разным Родам. Конечно, время от времени это не могло не приводить к парадоксам — опять-таки, с точки зрения современного человека — или героя романа «Закон Крови», безнадежно и страстно влюбившегося в свою «сестру». Да, вероятно, в архаическом обществе подобные случаи могли иметь место — подобно тому, как в обществе цивилизованном случаются извращения в половой сфере. Но, разумеется, влечение такого рода должно было расцениваться всеми окружающими как нечто абсолютно противоестественное и преступное. В романе «Закон крови» героиня, сердечно привязанная к своему «старшему брату», поначалу принимает его объяснение за неудачную шутку: