Читать онлайн «Тревога и тревожность. Хрестоматия». Страница 24

Этот раздел будет посвящен главным классам событий, вызывающих страх или включающих нейронные процессы, активизирующие эту эмоцию.

1. Врожденные детерминанты. Рядом авторов были предложены классификации врожденных детерминант страха. Грэй (Gray, 1971) разделил все причины страха на четыре категории: интенсивность, новизна, эволюционно-выработанные сигналы опасности, причины, возникающие в социальном взаимодействии. Боль и громкий звук являются примерами слишком интенсивных стимулов, а незнакомые лица или предметы иногда вызывают страх из-за своей новизны. Грэй рассматривал недостаток стимуляции или отсутствие стимула в ожидаемом месте и во времени как определенный вид нового стимула. Любая ситуация или условие, угрожающие значительной части членов вида в течение длительного времени, являются эволюционновыработанными сигналами опасности. Примером причины этого класса может служить высота. Выражение гнева или угрозы иллюстрируют стимулы 4-й категории.

Боулби (Bowlby, 1973) выделил врожденные детерминанты страха, которые он называет «природными стимулами и их производными». Производные стимулы, по-видимому, скорее подвержены видоизменениям в опыте, чем природные. Природными стимулами страха являются: одиночество, незнакомость, внезапное приближение, внезапное изменение стимула, высота и боль. Выступая против традиционной психоаналитической точки зрения, согласно которой в норме страх переживается только при наличии реальной угрозы, Боулби пишет: «Тенденция испытывать страх при всех этих ситуациях, не являясь патологической или инфантильной, должна рассматриваться как естественная, тем более что в определенной степени она остается с человеком с детства и до старости и присуща также животным других видов» (Bowlby, 1973, р. 84). По Боулби, врожденные детерминанты страха связаны с ситуациями, которые действительно имеют высокую вероятность опасности. Это не является необходимой чертой приобретенных или культурных стимулов.

Стимулы страха, производные от природных, включают темноту, животных, незнакомые предметы и незнакомых людей. Два последних являются производными от природного стимула новизны, но их способность вызывать страх является функцией контекста, в котором они появляются (Sroufe, 1974). Страх темноты, по Боулби, может быть функцией комбинаций природных стимулов одиночества и незнакомости. Боязнь животных может быть комбинацией природных стимулов незнакомости и внезапного приближения (например, при приближении незнакомой собаки). Все эти производные причины, хотя и являются общими для всех людей, относительно больше подвержены влиянию культуры и контекста, в котором они появляются, чем природные.

Как Боулби так и другие авторы (Lewis, Rosenblum, 1974), показали, что природные стимулы страха связаны с возрастом, т. е. зависят от процессов развития и созревания. Например, ряд исследователей (Bronson, 1974; Sroufe, 1974) показал, что страх перед незнакомыми людьми не может возникать в первые несколько месяцев жизни просто потому, что у ребенка еще не развилась способность отличать знакомые лица от незнакомых. Эта способность возникает где-то между 6– и 9-месячным возрастом, и именно в этом возрастном периоде отмечается максимальный страх перед чужими. Боязнь животных и темноты обычно не возникает в первый год-полтора, но наблюдается довольно регулярно у детей после 3 лет. В классическом исследовании возрастной динамики причин страха (Jersild, Holraes, 1935) было показано, что в возрасте от 1 до 6 лет постепенно уменьшается боязнь звуков и незнакомых предметов, боязнь животных достигает своего пика к 4 годам, потом уменьшается, а страх перед воображаемыми ситуациями заметно усиливается с возрастом и развитием когнитивных способностей.

Боулби считал одиночество наиболее глубокой и важной причиной страха. По его мнению, это связано с тем, что вероятность опасности в детстве или в старости при болезни значительно возрастает при одиночестве. Он также показал другие природные стимулы страха, например, незнакомость и внезапные изменения стимуляции пугают значительно сильнее, если они появляются на фоне одиночества. Перефразируя Шекспира, Боулби писал: «Одиночество, так же как размышление, превращает нас в трусов…» (Bowlby, 1973, р. 119).

2. Культурные детерминанты страха. Хотя некоторые причины страха, рассмотренные в предыдущей части, в какой-то степени подвержены влиянию культурных условий и опыта, существует широкая сеть детерминант страха, которые почти исключительно являются результатом научения. Так, даже негромкий сигнал воздушной тревоги может вызвать страх.

Боулби считает однако, что многие культурные детерминанты страха могут при ближайшем рассмотрении оказаться связанными с природными детерминантами, замаскированными различными формами неправильного истолкования, рационализации или проекции. Боязнь воров или привидений, например, может быть рационализацией страха темноты, страх перед попаданием молнии – рационализацией страха грома.

Рэчмен (Rachman, 1974) дает прекрасное описание процессов научения культурным детерминантам страха. Традиционной в объяснении этого процесса является концепция травматического обусловливания, согласно которой бытие или ситуация, которые вызывают боль (угрозу боли), могут вызывать страх независимо от наличного ощущения боли.

Рэчмен полагает, что в рамках этой концепции объяснить все виды страха невозможно. Существуют страхи слишком распространенные, для того чтобы их можно было объяснить травматическим обусловливанием. Так, змей боятся многие люди, которые никогда не имели контакта с ними, тем более болезненного. Такого рода страхи связаны с природными детерминантами этой эмоции.

3. Проблема дифференциации страха от других эмоций.

Большая часть рассмотренных нами исследований не связана с собственно эмоцией страха (по крайней море, эту связь надо еще доказать). Например, в исследованиях на маленьких детях исследователь делает вывод о наличии страха на основе внешне наблюдаемого поведения ребенка. В литературе, однако, нет обоснованного набора реакций, которые отделяли бы страх от страдания или гнева, а также какой-либо другой эмоции.

Более тщательный анализ проблемы мы можем найти у Боулби. Он перечисляет ряд наблюдаемых экспрессивных и моторных актов, которые, по его мнению, можно рассматривать как индикаторы страха. «Они включают осторожное всматривание в сочетании с подавлением движений, испуганное выражение лица, которое может сопровождаться дрожанием или слезами, съеживанием, убеганием, а также поиском контакта с кем-либо» (Bowlby, 1973, р. 88). Боулби предложил четыре основания для объединения различных форм поведения в поведенческий синдром страха: а) многие, если не все, проявления страха имеют тенденцию возникать одновременно или последовательно; 6) события, которые вызывают одну из них, обычно вызывают и другие (необязательно все); в) большинство из них, если не все, выполняют единую биологическую функцию защиты; г) при самоотчете испытуемые указывают на них как на проявление страха (р. 88).

Перечень индикаторов страха, предложенный Чарлсвортом (Charlesworth, 1974), включает «кратковременное или же продолжительное прекращение или замедление поведения, повышенную бдительность, удаление от раздражителя, серьезное или испуганное выражение лица…» (р. 263). Чарлсворт также добавил, что страх может сопровождаться или за ним может следовать осторожное исследование и даже улыбка или смех. Очевидно, что этот перечень индикаторов страха, так же как и перечни Боулби и Грея, нуждается в дальнейшей разработке.

Тщательный экспериментальный анализ реакций младенцев на присутствие или приближение чужих дает основание предположить, что некоторые довольно широко распространенные индикаторы страха в действительности выражают другую эмоцию.

Бронсон (Bronson, 1972,1974) обнаружил, что 3–4-месячные младенцы долго и внимательно рассматривали чужих. Он предположил, что дети этого возраста старались подогнать «лица чужих к существующей схеме лиц» (1974, р. 256). Он предположил также, что ребенок, который в конце концов улыбался после длительного разглядывания чужого, каким-то образом освобождался от неуверенности. Другие же продолжали рассматривать до тех пор, пока не начинали плакать. Бронсон считает, что таким детям не удались их попытки к ассимиляции. Хотя Бронсон и не утверждает этого буквально, его данные и рассуждения предполагают, что в основе самых ранних примеров плача при появлении чуждого лежат длительные и неуспешные попытки ассимиляции и что такой плач скорее отражает страдание, чем страх.

Бронсон приходит к выводу, что дети 6–6,5 месяца и старше не встречаются с трудностями при дифференцировке чужих и знакомых людей, и частые случаи плача в этом возрасте вызываются другими причинами. Он предположил, что в основе плача у детей этой возрастной группы лежит неспособность ребенка соотнести последовательность поведения чужого с установившимися ожиданиями в отношении межличностного взаимодействия. В 9 же месяцев, по мнению Бронсона, ребенок мгновенно ассимилирует внешность чужого, «но в схему, созданную на основе предшествующих неприятных столкновений со сходными лицами» (1974, р. 256), чем и объясняется его негативная реакция. Несмотря на то что взгляды Бронсона довольно умозрительны, его наблюдения дают основание для того, чтобы поставить под сомнение традиционные представления о содержании эмоциональных переживаний ребенка.