Читать онлайн «Информационное общество и международные отношения». Страница 18

При определении мирополитического статуса СМИ предлагается учитывать следующие факторы:

• международные СМИ связаны между собой функционирующей в трансграничном масштабе системой информационного обмена, а также технологиями, кадрами и единым набором корпоративных ценностей;

• новостные структуры ориентируются на рынки, где формируются не только механизмы спроса и предложения на информацию, но и каналы передачи различного рода зашифрованных посланий политического характера;

• современная «информационная машина» создает и глобальную аудиторию, медиа-сообщество и экспертное сообщество, игнорировать которые уже невозможно;

• международным СМИ присуще неравенство, поскольку оперировать потоками международной информации способны только сильнейшие игроки;

• не все средства информации могут стать акторами, которые оказывают воздействие на мировые политические процессы.

При оценке акторности СМИ на мировом уровне, по мнению московского ученого О. В. Зегонова, следует учитывать «во-первых, их промежуточное положение в системе транснациональных политических коммуникаций, то есть между национальным и наднациональным уровнями; во-вторых, их системную взаимосвязь; в-третьих, наличие устойчивых связей с конкретными акторами, действующими на всех уровнях политических процессов, и их взаимной заинтересованности. Акторов при этом отличает организованная деятельность, проводимая на системной и систематической основе во взаимодействии с другими игроками, а ключевой мотив этой деятельности может заключаться в повышении уровня взаимодействий. Потенциал влияния акторов может напрямую зависеть от уровня организации, установленной между его составными элементами (например, профессиональные и информационные каналы связи между СМИ). Здесь сила целого зависит от возможностей конкретных составных частей» [Зегонов, 2007, с. 149].

Вместе с тем нуждается в дальнейшем прояснении и вопрос о том, выступают ли СМИ в роли субъектов международных отношений. Вряд ли можно отказать некоторым «старым» и «новым» СМИ в социальной активности и стремлении изменить status quo на международной арене, что, собственно, и является отличительной чертой субъекта той или иной деятельности.

Таким образом, современное информационное пространство представляет собой, с одной стороны, систему сложных, дисгармоничных взаимодействий между его структурными компонентами, а с другой, – не менее сложную систему взаимодействий с объектом и субъектами международных отношений и мировой политики. Закономерно, что эта противоречивая по своему содержанию информационно-политическая реальность по-разному отразилась в идеологии информационного общества.

В современных условиях развития информационного общества глобализация рассматривается как его неотъемлемая характеристика, что вполне оправдано объективными процессами расширения информационного пространства до масштабов не только Земли, но и Вселенной. При этом важной составляющей данных процессов является технология как способ технического осуществления человечеством артефактного господства над природной средой. Поразительные успехи внедрения теоретических и технологических разработок в сферу производственной деятельности человека невольно порождают надежду, что и в социальной сфере господство над действительностью может быть достигнуто с помощью «организации и техники».

В развитии технологического утопизма можно выделить следующие три этапа:

• конец XIX – начало XX в. характеризуется общей верой в безграничные возможности технологического прогресса, особенно в вопросах решения хронических проблем человечества: голода, болезней и войн. Весьма популярной в тот период была технологическая утопия Эдварда Беллами «Глядя назад», где Америка изображена в виде царства электрических и телеграфных коммуникаций, где все – от музыки до еды – поступало в дома по трубам из центральных источников;

• в середине XX в. идея всеобщего процветания как результат научно-технического прогресса нашла свое отражение в концепции государства «всеобщего благоденствия»; достижения индустриального общества мыслились как глобальные перспективы всего человечества. На первый план вышли количественные показатели благоденствия в виде массового тиражирования материальных благ и массовой культуры;

• в конце XX – начале XXI в. технологический утопизм нашел свое окончательное развитие в рамках концепции компьютерной революции. «Силиконовая долина» в Калифорнии стала символом новых возможностей, которые открывались перед человечеством благодаря бурному развитию телекоммуникационных средств, в корне менявших привычный образ жизни; электронная почта, спутниковое телевидение, факс, интерактивные системы коммуникации придали технологическому утопизму небывалый авторитет, поскольку сам компьютер стал восприниматься не просто как техническое средство, а как символ успеха и процветания.

Важно подчеркнуть, что технологический утопизм обусловлен следующими факторами:

• наука и техника – это результаты развития человеческого интеллекта, необходимые для создания адекватной потребностям человечества среды обитания; однако, когда формы и методы организации и функционирования технологической среды переносятся на социальную сферу, то общество уподобляется механизму, а человек превращается в унифицированный элемент этого социального механизма;

• в технократических вариациях демократического развития происходит понятийная подмена: свобода личности определяется необходимостью подчинения ее воли всеобщей воле общественного целого, развитие которого осуществляется в соответствии с научно обоснованными социальными законами;

• равенство означает уже не равенство личностей-граждан, а равенство элементов социальной машины, условием безотказной работы которой является идентичность и взаимозаменяемость людей-винтиков.

Таким образом, в рамках технологического утопизма происходит подмена понятий. Во-первых, основная ценность «свободы» состоит в возможности спонтанного и индивидуального мышления и поведения личности в социуме, что невольно вносит противоречивость и в определенной степени непредсказуемость социального функционирования. Во-вторых, основная демократическая ценность понятия «равенство» заключается в равенстве возможностей проявления своей индивидуальности, т. е. равенство в разнообразии. Поэтому рационально-технократический вариант демократического контроля власти оборачивается тотальными методами управления элиты, рассматривающей себя как выразительницу общей запрограммированной воли унифицированной безликой массы.

В ХХ в. в западной научной литературе появилось много работ, посвященных анализу влияния научно-технического прогресса на социально-политическое развитие общества. Так, например, Ж. Эллюль отмечал, что современный экологический кризис нужно понимать как одно из проявлений опасных последствий прогресса, в котором нашла свое отражение рационалистическая мания преобразований: «Современный рационализм воплощается в утопизме, а утопизм – в техницизме; то, что стремится осуществить техник, есть не что иное, что предполагает утопист» [Ellul, 1975, p. 180].

Наиболее жесткие теоретические формы критики научно-технического прогресса можно найти в работах французских ученых (школа «новые философы» – А. Глюксман, Б. Леви, М. Клавель и др.). Согласно их концепции, представляются абсолютно иллюзорными утверждения об улучшении положения вещей в ходе прогресса. Все идейные течения Просвещения – не что иное, как демонстрация высокомерия интеллигенции в ее попытках установить господство над народом путем самочинного возведения себя в ранг учителя, дающего уроки о жизни и обществе. Все это ведет к технократическому элитизму власти, противопоставляющему правящее интеллектуальное меньшинство общей массе людей, где индивид теряет свою самобытность, растворяясь в безликом множестве.

Критики идеологии технократизма (идей «механической солидарности») сошлись во мнении, что принципиальное различие между организмом и механизмом состоит в том, что в основе механизма лежит принцип унификации, а в основе организма – принцип уникальности. Однако индустриальное и во многом и постиндустриальное производство накладывает на поведение и мышление работника печать механистичности. Человек начинает воспринимать общество как «мегамашину», в которой себя самого он воспринимает одной из ее деталей.

Значимые метаморфозы утопизма технократического мышления имеют место в условиях современной глобализации. Парадокс состоит в том, что концепция глобализации в условиях информационного общества породила «персону без лица», живущую иллюзиями духовной свободы в условиях тотальной манипуляции и контроля.