Читать онлайн «Этнос и глобализация: этнокультурные механизмы распада современных наций». Страница 12

Сложившаяся глобальная система экономических элит, все более независимая от национальных правительств, удерживает ряд стран и элитных групп на периферии в положении вечных должников, что позволяет другим группам находиться в составе «ядра», повышая свой жизненный уровень за счет ресурсов периферии.

Характерно, что важным элементом процесса перманентной маргинализации геополитической периферии служит системная оппозиция, включая и так называемые «антисистемные движения», т. е. массовые протестные общественные движения, ориентированные на преодоление «отсталости» и повышение тем или иным способом жизненного уровня определенных групп населения. Это и различного рода рабочие движения в странах «ядра», коммунистические и национально-освободительные движения в странах третьего мира (под самыми различными лозунгами – от национальных до религиозно-фундаменталистских).

Совокупный итог их действий заключается в том, что внося локальное напряжение в систему в краткосрочной перспективе, они, в свою очередь, становятся ее стабилизирующим фактором, создавая легитимный повод для наращивания репрессивной системы и институтов тотального контроля за населением. Что, собственно говоря, и требуется для эффективного функционирования и снижения рисков глобальной экономической вертикали.

Неопределенность мирового развития в значительной степени усиливается тем, что, помимо старых центров силы, на первое место в мировой экономической вертикали уверенно выходит Китай, совмещающий функции цивилизационно-культурного, экономического, индустриального и силового центра силы.

Еще один атрибут глобализации, тесно связанный с ростом конфликтности и дифференциации, – качественное ускорение социальных процессов, порождающее проблему неуправляемости и, соответственно, неустойчивости развития.

Неуклонное нарастание скорости социальных процессов все чаще опережает их анализ, изучение и, соответственно, целенаправленное регулирование. Дополнительный фактор снижения управляемости – ограниченность во времени управляющего воздействия (в частности, денежных потоков), ограничивающего объемы регулирующих воздействий.

Еще одним общепризнанным атрибутом глобализации стало становление глобального цифрового пространства, как качественно новой, внепространственной социальной реальности, значение которой все более сопоставимо с ролью физического пространства и объективной физической реальности.

Включая в себя и интегрируя в неразрывное единство средства связи (коммуникации), хранения и распространения информации (электронные СМИ), электронного документооборота и электронной торговли (электронные деньги), пространственной навигации, цифровая среда стала четвертым пространственным измерением, непосредственно и мгновенно связывающим людей, находящихся любых точках планеты.

Такое изменение топологии социального пространства, де-факто ставшего четырехмерным, привело, в частности, к исторически мгновенному глобальному распространению виртуальных социальных сетей, как качественно новой формы социальных групп, отношения в которых опосредованы цифровым пространством.

Другим следствием возникновения цифрового пространства, непосредственно интегрированного с социальной средой, стало качественное ускорение социальных процессов, скорость которых отныне не ограничивается скоростью физических перемещений и пространственным фактором.

Глобальная информатизация за каких-нибудь двадцать лет превратила земной шар в «мировую деревню», где каждый потенциально связан с любой точкой мира и имеет доступ к недоступным ранее объемам информации. Тем не менее, надо отметить, что это явление не сопровождается адекватным осознанием весьма весомых негативных социальных последствий цифровой глобализации и воспринимается через розовые очки рекламы IT-индустрии.

Так, «цифровое» ускорение социальных коммуникаций и социальных процессов, утрачивающих пространственные ограничения, стало причиной появления новых видов социальной неустойчивости и дестабилизации, так как ускоряются в первую очередь деструктивные, катастрофические социальные процессы, не требующие затрат времени и ресурсов.

С другой стороны, цифровая среда и опосредованные ей человеко-машинные социальные сети порождают и качественно новый уровень целенаправленного и централизованного вмешательства политических субъектов в жизнь общества и отдельных индивидов, что означает становление новых технологий альтернативной власти и новых властных субъектов. Многосубъектность, анонимность и неявный характер «цифровой власти», действующей через цифровую среду, порождают и новые виды социальных угроз.

Все большее количество социальных трансакций и отношений опосредуется цифровой средой, вытесняющей, заменяющей и трансформирующей весь комплекс социальных отношений и институтов в обход не только обычной социальной практики, но и правовых процедур.

В результате тотальной компьютеризации возникла качественно новая человеко-машинная социальная среда, в которой отдельный индивид занимает все более зависимое, неравноправное, манипулируемое положение.

На примере «цифровой глобализации» видно, что реальная глобализация не исчерпывается процессами интеграции и конвергенции, сопровождающими становление глобального рынка и глобальной экономики. Выходя за рамки экономики, в терминах которой определялась первоначально, глобализация начинает принимать всеобщий характер, порождая широкий круг разнокачественных социальных процессов, проблем и угроз, затрагивающих ключевые социальные структуры общества.

Возникает парадоксальная ситуация, когда экономическая и технологическая глобализация находится в фокусе общественного внимания, но ведущие социальные тенденции глобализации все еще не осознаны научным сообществом как объективные закономерности развития. Соответственно, не полностью выявлены атрибуты глобализации, составляющие ее неотъемлемую сущность.

Следующий атрибут глобализации – ее принципиальная многосубъектность, то есть не только наличие, но и господство в ней сильнейших субъективной и идеологической составляющих, отражающих жизненно важные интересы противоборствующих субъектов мирового развития, конкурирующих за все более дефицитные мировые ресурсы во всех сферах и измерениях.

Из многосубъектности современных глобальных процессов следует, что объективно предзаданного, предопределенного исхода глобализации, на чем настаивают сторонники ее западной модели, не существует.

Западный взгляд на глобализацию исходит из трактовки глобализации как устойчивого бессрочного господства исключительно западной цивилизации вплоть до ситуации «конца истории», который отменяет саму возможность исторического выбора как таковую. Отсюда следует, что все незападные и, как следствие, периферийные, участники мирового развития могут только встраиваться, то есть заведомо пассивно адаптироваться к реалиям нового мирового порядка, заметно изменить который, в том числе и на локальном уровне, они уже не в состоянии. Предполагалось, что будущее глобальное «сверхобщество» будет представлять собой однополярное подобие феодально-иерархической системы с Западом в центре и расположенными вокруг концентрическими кругами зависимой геополитической периферии разного уровня. В частности, подобная модель социально-исторического развития была предложена и рассмотрена А.А. Зиновьевым149.

Однако в последние годы однополярность современной мир-системы и вытекающая из нее предзаданность истории ставятся под сомнение такими влиятельными авторитетными экспертами как С. Хантингтон и Ричард Хаас. Так, в своей статье «Эра бесполярности» («The Age of Nonpolarity»)150 председатель американского Совета по иностранным делам (CFR, Council of foreign relations) Р. Хаас подводит окончательный итог «моменту однополярности», возникшему в начале 90-х, и предлагает концепцию «бесполярности». При этом качественное отличие «бесполярности» от предлагаемой многими исследователями и политиками «многополярности» заключается в том, что активными субъектами, акторами мирового процесса в эпоху «бесполярности» становятся не только государства и блоки, как в случае многополярности. Также ими становятся и другие социальные субъекты, не имеющие выраженной пространственной и государственно-политической принадлежности: транснациональные корпорации (ТНК), террористические и криминальные сети, но прежде всего приобретающие субъектность этнические и религиозные группы.

Вопреки канонам экономического детерминизма, исчезновение привычных пространственных, политических и экономических барьеров не превратило и вряд ли превратит человечество в единый социальный субъект, «мировое государство», эволюционирующее к объективно предзаданному конечному состоянию, «концу истории»151.