Читать онлайн «Химера и антихимера». Страница 14

Аналогично тому, как естественный отбор накапливает признаки, имеющие значение в борьбе за существование, половой отбор фиксирует особенности, важные в половой борьбе, т. е. в конкуренции, или же в борьбе между самцами из-за обладания самкой. Много раз удавалось наблюдать как драку, так и щеголянье самцов перед самкой с целью понравиться ей и быть избранным для брачного союза. Такая борьба особенно свойственна животным, где чувствителен недостаток в самках.

Кроме того, половая борьба свойственна и другим животным не потому, что у них больше самцов, чем самок, а потому, что обыкновенно самцы созревают раньше самок и несколько соперников всегда уже ждут появления первых самок. Тут-то и возникают бои, певческие турниры, щеголянье цветами и прочее, т.е. пускаются в ход все средства, для того чтобы вступить в обладание самкой.

С этой точки зрения Дарвин приписывает происхождение отличительных признаков рас человека влиянию полового отбора.

Действие естественного отбора может изменяться у общественных животных в том отношении, что им будут подбираться признаки, полезные для большинства членов общины, несмотря на то, что они индифферентны или даже вредны для индивидуальной жизни отдельной особи. Сюда относятся случаи приобретенного бесплодия и образования некоторых органов у работниц пчел, муравьев и термитов. У некоторых муравьев между работницами есть особи, тело которых наполняется сладким медообразным веществом, вследствие чего туловище их до того увеличивается, что передвижение становится невозможным. Такие особи играют роль кладовых, которые при надобности, прогрызаются и опорожняются молодым поколением.

Этот случай приводится в доказательство того, что естественный отбор в состоянии подбирать даже признаки, вредные для особи, но, конечно, только в том случае, если они приносят пользу целой общине.

С точки зрения Дарвина, могут быть случаи изменения органов, не объяснимые прямым действием естественного и полового отбора. В этом отношении на первый план должны быть поставлены явления соотношения частей, о которых упоминают при указании на изменение домашних животных. В силу закона соотношения некоторые органы могут находиться в такой зависимости друг от друга, что если один из них изменится под влиянием естественного отбора, то другой в свою очередь изменится, хотя бы это и не приносило непосредственной выгоды организму. Так, например, изменение передних конечностей может по закону соотношения влиять на задние, и наоборот. Подобным же образом находятся во взаимной зависимости различные придатки кожи, например волосы, рога, копыта, перья и пр. Было замечено, что увеличение числа рогов у баранов находиться в соотношении с грубостью шерсти, что неполное развитие волос связано с неполнозубостью.

Немаловажное значение в деле изменения организации Дарвин приписывает употреблению и неупотреблению органов. Этот фактор, составивший один из основных принципов теории Ламарка, отодвинут Дарвином на несравненно более дальний план и оставлен им для объяснения некоторых случаев, к которым не может быть приложена теория отбора. Исходным пунктом служит наблюдение, что употребление увеличивает, а неупотребление уменьшает данный орган (основной принцип всякой гимнастики), а также то, что результаты эти способны к наследственной передаче. Какой-либо орган, сделавшись ненужным для данного существа, атрофируется от неупотребления в течение ряда поколений. С этой точки зрения объясняется слепота многих подземных животных, у которых существуют глаза, недоразвитые и неспособные видеть. К этой же категории явлений относится отсутствие способности летать у некоторых птиц и насекомых, приобретших это свойство постепенно, вследствие продолжительного неупотребления.

Некоторую роль в изменении организмов и образовании видов Дарвин приписывает непосредственному влиянию внешних условий. В этом отношении он резко расходится со многими из прежних теорий трансформизма, которые ставили этот фактор изменения на первый план. В пользу своего воззрения Дарвин ссылается на случаи нахождения многих видов и даже разновидностей при различных внешних условиях, например, в различном климате.

С помощью своей теории Дарвин не только объясняет целый ряд разнородных явлений, но и устраняет возражения, которые были сделаны против попытки объяснить образование видов путем преемственного происхождения. Анализ фактов убедил его в том, что принятое школою строгое отделение понятия о виде от разновидности не соответствует действительности, что, напротив, на последнюю нужно смотреть только как на начальную ступень вида и что все отличия между обоими имеют только относительное, количественное значение. Отсутствие переходных ступеней между видами, на которое во все времена напирали противники трансформизма, объясняется, по мнению Дарвина, быстрым вымиранием их, так как они всегда оказываются более слабыми в борьбе за существование, нежели более резко отличающиеся формы. Отсутствие же переходных форм между ископаемыми остатками не может иметь силы доказательства вследствие неполноты геологических документов.

Прочность некоторых форм, например, тождество видов, изображенных на древнеегипетских памятниках, с ныне живущими, факт, которому придавал такое важное значение Кювье и вся школа противников трансформизма, теряет в глазах Дарвина всякое значение. Естественный отбор отнюдь не имеет стремления во что бы то ни стало изменять виды: он нередко влияет прямо противоположным образом, устраняя всякие изменения и сохраняя основную форму. Следовательно, нет ничего удивительного не только в том, что некоторые животные не изменились в течение нескольких немногих тысячелетий, ни даже и в том, что многие формы сохранились без всяких перемен от эпохи, представляющей появление человека и даже более древней.

Вот и открылось перед нами чудесное поле дарвинских идей и наблюдений. Появление новой теории было революционным событием в науке. Пророческий характер написанного Дарвином вызвал критический интерес у других биологов, тоже считавших себя пророками. Таков удел ученых, которые находятся на переднем крае прогресса. Открывая новое, они направляют развитие человечества. Пророчество им сродни. Что же остается делать тем, кто идет впереди прогресса? Терпеть....

Мнения ученых-биологов разделились. Появилась масса научной литературы, которая едва ли по количеству уступает написанному Дарвином и его последователями. Давайте, почитаем, наконец, оппонентов великого англичанина, о которых в советской официальной литературе закрепились ругательные выражения, а все творчество характеризуется нередко упоминанием одной фамилии.

Известна старая мудрость, что высказывание должно быть как можно уже по содержанию, если говорящий хочет оградить себя от критики. Едва ли это условие выполнимо, когда речь идет о глобальных формах существования живого. Поэтому совокупность дарвиновских идей становится объектом критики. Чужие идеи - вот самое страшное для собственной гипотезы. А море накопленных противоречивых фактов не способно подорвать теории. Теорию надежней всего можно уничтожить другой теорией. Но идее трансформизма трудно сегодня противопоставить что-нибудь существенное. Поэтому научные дискуссии в основном касаются механизмов осуществления эволюции.

Пусть не удивит вас, что сначала здесь выскажутся русские оппоненты. Этого требует справедливость, они меньше знакомы российскому читателю, им же от души доставалось со стороны сталинских питомцев. В конечном счете, отдельные русские книги, чудом уцелевшие в перипетиях семидесятилетних экспериментов в некоторых центральных библиотеках, можно почитать в подлиннике, а современных Дарвину ученых -для меня почти нереально. Логично так будет потупить и с другой стороны: мне думается, что заниматься наукой полезно с английской обстоятельностью в английских лабораториях, а критиковать лучше по-русски, со всем размахом русской души. Но все же перед решительной критикой стоит набрать воздуха в грудь и заручится поддержкой Питера Устинова и Джона Голсуорси.

Первый писал (отнесем это к Дарвину) в романе «Крамнэгел»: «Мало что может прийтись англичанину по душе больше, чем быть неправильно понятым, если непонимание выражается самым неожиданным и самым занятным способом». А второй заметил в рассказе «Русский и англичанин»: Им [англичанином] движет дух соревнования, он хочет не столько жить полной жизнью, не столько понять, сколько победить.... Русскому важно любой ценой познать всю полноту чувств и достичь предела понимания; англичанину важно сохранить иллюзию и побеждать жизнь до тех пор, пока в один прекрасный момент его самого не победит смерть.... Я имею в виду ваше [русских] естественное расположение к тому, чтобы жить без оглядки, жить чувствами. Неумение жить чувствами — наш [англичан] большой недостаток.... У тех из ваших современных писателей, которых я читал — у Куприна, Горького и некоторых других, - я тоже с радостью отметил эту особую способность показывать жизнь, окрашивая ее — но не затемняя — своим личным мироощущением, так что впечатление получается такое, словно между тобой и жизнью нет печатного текста».