Читать онлайн «Река жизни». Страница 34

В пылу полемики, которая развернулась вокруг имени Чезальпино и его заслуг, некоторые ее участники вообще начисто отрицали все научные достижения прославленного итальянца или пытались доказать несостоятельность его теории. Однако это не соответствует истине. В трех уже упомянутых выше книгах можно без труда найти убедительные доказательства научных достижений Чезальпино. И все же, несмотря на всю их безусловную ценность, труды Чезальпино, в отличие от работ Гарвея, не знаменовали собой открытие новой эры в медицине, анатомии и физиологии.

Разумеется, ни Чезальпино, ни Гарвея нельзя считать «открывателями» кровообращения в полном смысле этого слова, но они во многом способствовали лучшему пониманию этого процесса и экспериментальному доказательству его существования. Однако человеку, будь то эрудированный ученый или обыкновенный шаман, очевидно, свойственна страстная мечта привлечь к себе всеобщее внимание, и он стремится достигнуть этого либо собственными средствами, либо создавая и превознося героя-идола и купаясь в лучах его славы.

Подобно тому как последователи Галена и сторонники Гарвея всячески игнорировали Чезальпино, стремились преуменьшить, а то и вовсе отрицать его заслуги, Гарвей неоднократно подвергался нападкам приверженцев догматического галеновского учения, почитателей Чезальпино и других более ранних исследователей Реки жизни. Дело доходило до того, что даже в XIX веке итальянский физиолог Черадини называл великого англичанина «пиратом мысли».

Уильям Гарвей, человек, с именем которого связано начало новой эры в исследованиях Реки жизни, родился в Фолкстоуне 1 апреля 1578 года. У этого чистокровного англичанина была душа итальянца эпохи Возрождения. После обучения в Кэмбридже Гарвей дорогой многих направился в славный Падуанский университет, где стал любимым учеником Фабрицио д’Аквапенденте.

Рис. 15. Уильям Гарвей (1578–1657), впервые давший научное описание системы кровообращения (кроме капилляров).

Будучи от природы наделен ненасытной жаждой знаний, Гарвей поглощал десятки книг. Разумеется, ему была известна первая книга Чезальпино, опубликованная еще до его прибытия в Падую. Гарвею были также доступны труды Руини, Коломбо и Фра Паоло Сарпи, который был другом его учителя. Несомненно, он был наслышан и о Сервете. В 1602 году, получив диплом об окончании Падуанского университета, Гарвей возвратился в Англию и стал личным врачом сначала короля Якова I, а затем и его сына Карла I.

Рис. 16. Гарвей демонстрирует схему кровообращения королю Карлу I.

В Лондоне Гарвей, все еще под впечатлением итальянского Возрождения и воспоминаний о Падуе, приступил к проведению экспериментов, которые принесли ему бессмертие. Двадцать лет поистине титанических усилий были отданы достижению одной тщательно обдуманной цели: продемонстрировать процесс кровообращения. Плодом этих неустанных исследований явилась напечатанная в 1628 году во Франкфурте книга «De Motu Cordis» — квинтэссенция достижений великого ученого. Эта небольшая по объему книжечка, насчитывающая всего 72 страницы, заложила основы совершенно новых представлений человека об анатомии и физиологии.

Гарвею принадлежит заслуга в объединении традиционной итальянской анатомии с другими науками, которые зиждились на экспериментах и которые в то время только-только начали появляться в Европе. Его уже не устраивали простые описания результатов вскрытий. Он изучал механику и назначение процессов, которые обнаруживал во время проведения экспериментов. В арсенале Гарвея вместе со скальпелями, зажимами и лигатурами почетное место занимали математика, механика и гидравлика.

Его математическое доказательство кровообращения было чудом изящества и простоты. Гарвей отметил, что при каждом сокращении сердце выбрасывает около 60 граммов крови. Сокращаясь в среднем 72 раза в минуту, в течение часа оно перекачивает около 244,5 килограмма крови. Вес ее втрое превышает вес среднего человека. Столь очевидное противоречие может иметь только одно объяснение: в организме содержится неизменное количество крови, которое бесконечно перекачивается сердцем по строго определенной системе циркуляции.

«Следует раз и навсегда признать, — писал Гарвей, — что кровь в организме животного заключена в замкнутую круговую систему и находится в состоянии непрерывного движения. Именно в этом состоит функция, выполняемая сердцем посредством сокращений, именно в этом и заключается смысл движения и сокращения сердца».

От этого отправного пункта Гарвей двинулся в путешествие по всей системе циркуляции, попутно вскрывая суть и механику явлений, которые встречались ему на каждом шагу. В его работе было лишь одно, правда важное, упущение: Гарвей не смог представить себе капилляры, и поэтому в завершенной им картине кровообращения капилляры отсутствуют. В отличие от Чезальпино, который дал описание волосных сосудов — соединителей артерий и вен, Гарвей полагал, что кровь из артерий попадает в вены через «поры в тканях».

Это единственное упущение Гарвея позволяет нам утверждать, что на самом деле великому англичанину принадлежит заслуга скорее в описании двух отдельных половин, а не полного круга кровообращения. И хотя Чезальпино уже упоминал о капиллярах как о связующем звене между веной и артерией, истинный их характер и назначение суждено было выяснить только после изобретения микроскопа.

Разумеется, книга Гарвея была встречена в штыки. Сторонники Галена пришли в ярость. По мнению этих догматиков, в то время признанных авторитетов в медицине и естественных науках, новая революционная доктрина кровообращения грозила опрокинуть всю медицину или по крайней мере ту ее разновидность, которую практиковали и преподавали в ту эпоху. Для предотвращения неизбежной катастрофы, казалось, годились любые средства. И вот по всему медицинскому миру как бы пронесся боевой клич: «Лучше ошибки Галена, чем истины Гарвея!»

Рис. 17. Гарвей продемонстрировал направление кровотока в венах. Как показывает нижний рисунок, при надавливании вена спадается со стороны кровотока.

Гарвей подвергся суровой критике со стороны некоторых светил европейской медицины. Среди них были немецкий врач Каспар Гоффман и француз Жан Риолан, который после смерти Фабрицио д’Аквапенденте считался первым анатомом своего времени. Более поздние завистники Гарвея, как, например, уже упомянутый профессор физиологии Генуэзского университета Черадини, утверждали, что «своим успехом Гарвей обязан оппозиции со стороны парижского анатома (т. е. Риолана)… если бы Чезальпино при жизни встретился с Риоланом и обвинил того в плагиате, невежестве и ереси… никому не удалось бы похитить у него славу открытия».

Один из основных аргументов более поздних противников Гарвея основывался на том факте, что великий английский ученый ни словом не обмолвился о работах своих современников и предшественников, расчистивших ему путь.

Рис. 18. Кровопускание.

Действительно, вопрос этот весьма щекотливый, и ответить на него не так просто. Вспомним, что все исследователи Реки жизни постоянно подвергались большой опасности. Инквизиция неустанно угрожала свободе мысли. Жертвы ее неусыпного внимания напоминали прокаженных — их избегали все те, кто страшился навлечь на себя подозрение. Что ж, и в наше время нередко приходится сталкиваться с тем, что людей обвиняют за простое знакомство с осужденными. В тех условиях опасно было признавать близость, даже идейную, с людьми, которым угрожало обвинение в ереси. Под постоянной угрозой страха этические, моральные принципы, да и просто личное мужество претерпевали иной раз весьма существенную метаморфозу.

Рис. 19. Кровопускание (гравюра относится к XVI веку).

Интеллектуальная атмосфера Англии времен Гарвея была заражена теми же страхами, что и в других европейских странах. В обстановке бурных событий, приведших к казни короля Карла I Кромвелем, любые проявления свободы мысли и слова часто были чреваты смертельной опасностью. Характерно, что даже в 1628 году Гарвей вынужден был опубликовать свою книгу не в Англии, а в Германии. После реставрации монархии свобода мысли и убеждений стала еще более ограниченной, чем во времена Кромвеля. Еретиков тотчас же объявляли вне закона, и даже вполне невинные молитвенные собрания, которые проводились без уведомления властей, считались изменой.

Как свидетельствует Джон Хемметер, известный американский физиолог и историк медицины, в своей книге об открытии кровообращения, даже через двадцать лет после смерти Гарвея «никто не осмеливался публично высказаться в поддержку Чезальпино и Сервета. Можно ли после этого удивляться, что Гарвей не упомянул их в своей книге, хотя, вероятно, и знал их труды наизусть!»