Читать онлайн «Исчезнувший мир». Страница 30

Славный киевский князь Владимир Мономах успел сразиться со львом. Он встретил его, по-видимому, где-то в низовьях Дона. «Лютый зверь скочил ко мне на бедры, и конь со мною поверже», — писал Мономах «Поучении своим детям».

Этот «лютый зверь», считает зоолог Н. Шарлемань, и есть лев. «Лютым» наши предки называли льва — так сказано в «Лексиконе словеноросском». Кроме того, реставрированная фреска в Софийском соборе в Киеве, иллюстрирующая драматическую сцену, описанную Мономахом, наглядно доказывает, что «лютый зверь» — бесспорно, лев, и никто другой.

На некоторых эмблемах Новгорода тоже был изображен лютый зверь. Он сильно стилизован, но из всех зоологических фигур больше всего напоминает льва.

Этих львов, населявших Европу, назвали пещерными только потому, что их изображения, сделанные людьми каменного века, часто можно увидеть на стенах пещер. На самом же деле львы в пещеры заходили редко. Раздолье степей прельщало их больше мрака сырых подземелий.

Сейчас большинство зоологов считает, что европейский лев был лишь подвидом африканского льва. Вымер он в некоторых странах Европы уже в историческое время.

В эпоху ледяного нашествия проживали в пещерах большие и опасные звери. От стужи ледников, наступавших с севера и с вершин гор, прятались они в подземельях, и здесь узкие дорожки в сырых галереях и тупиках не раз сводили их с другими искателями пещерного уюта, с нашими прародителями. Кровавые битвы разыгрывались при свете дымных факелов в диком реве и криках…

Живописные свидетельства о страхе, уважении и даже мистическом преклонении пещерного человека перед пещерным медведем на века сохранили рисунки на стенах их некогда общего мрачного приюта.

Пещерный медведь — противник сильный и опасный. Когда стоял на четвереньках, его могучий косматый загривок был по плечо пещерному человеку. Полутонной (и более того!) глыбой железных мышц, в неистовой ярости сокрушающих отважных и хитроумных сынов человеческих, жутким дьявольским (как казалось им тогда) проклятием возникал он вдруг из неведомых страшных далей подземелий. Дремотный, мирный (редкое счастье в те дни!) покой многолюдной семьи, укрывшейся от жизненных невзгод в безмолвном мраке пещер, взрывал дикий зверь своим громогласным ревом, от которого содрогались нерукотворные стены подземелий. Младенцы, захлебываясь плачем, надрывали сердце перепуганных женщин. Усталые охотники-мужчины в яростной тревоге поднимались со шкур, чтобы дать бой и победить (иначе бы нас с вами не было!).

Пораженные артритом (зловредное влияние сырых пещер), с гнойными ранами на теле, измученные холодом, голодом и болезнями, они сжимали в руках примитивное свое оружие и сражались…

Разве можно не уважать силу духа этих породивших нас воинов! Но и грозного зверя, их врага, не уважать тоже нельзя: смелость и искусство его похождений во тьме запутанных подземных лабиринтов просто поразительны! Ведь жили медведи не у входа в пещеры, куда нетрудно забраться и легко выбраться. Нет, медведи уходили далеко и, блуждая в потемках (без всяких эхолотов), спускались до больших глубин. Самые отдаленные тупики и узкие переходы до сих пор хранят следы этих отважных походов и полуистлевшие кости заблудившихся тысячелетия назад зверей, которым не удалось найти обратную дорогу к свету.

Пещерные медведи преодолевали в подземельях, казалось бы, совершенно непреодолимые преграды, они карабкались по отвесным стенам узких колодцев, перелезали через крутые и скользкие от сырости многометровые стены, проползали по узким коридорам, в которых невозможно ни развернуться, ни приподняться.

Глубокие озера и бурные потоки их не пугали: в полной тьме, где ни дальних, ни близких берегов видно, смело погружались они в холодную воду и плыли. Их малые дети, медвежата-несмышленыши, доверчиво шли, ползли и плыли за косматыми мамашами. А тех непонятная нам страсть к подземным одиссеям уводила в такие черные дали, до которых теперь только с великим риском добираются лучшие из спелеологов.

В одной из пиренейских пещер следы когтей на известняках и глине рассказали исследователям драматическую историю медвежьих путешествий во мраке. Над подземным озером — его переплыли медведи — на высоте трех метров от уровня воды зияло отверстие: вход в узкую галерею. Медведи заметили его и, выскакивая из воды, пытались зацепиться за край дыры и влезть в нее (многочисленные царапины от когтей наглядно повествуют об этом!). После неудачных попыток грузные звери с гулким плеском падали обратно в воду.

Но некоторым удался такой, казалось бы, невозможный прыжок, они зацепились прочно! И, подтянувшись, вскарабкались по отвесной стене, вошли в узкий коридор, но, увы, героические усилия, затраченные на овладение им, оказались напрасными: он скоро кончился непроходимым тупиком. «В конце этого тупика медвежонок, наверное, величиною с пуделя, оставил на полу следы своих коготков».

Как попало сюда медвежье дитя, куда и многим рослым зверям путь был отрезан? Конечно, каким-то непостижимым образом его сюда доставила мать. Сидел ли он у нее на спине, когда она карабкалась из воды ко входу в туннель, бросила ли она его туда, прежде чем забраться самой, или толкала и несла перед собой в зубах, прежде чем лезть самой, — теперь мы можем только гадать об этом…

Беспредельная тьма и путаные лабиринты катакомб, как видно, не пугали медведей. Они находили силы и время порезвиться здесь: скатывались с глинистых горок прямо во взбаламученную воду пруда, взбирались снова по склону и опять катились вниз, оставляя на глине клочья шерсти, сохранившиеся и поныне.

«Сохранили прекрасную полировку» и глубокие шрамы некоторые сталактиты, о которые терлись боками или точили когти эти гости (или пленники?) подземелий.

Много жило медведей в пещерах: в некоторых, например, в гроте Гаргас в Пиренеях, находят залежи медвежьих костей, самые большие музеи получили отсюда свои наилучшие образцы. А фосфатные отложения во многих подземельях Австрийских Альп образовались, как полагают, из разложившихся медвежьих костей.

Пещерных медведей погубили, по-видимому, «пещерные» болезни: скелеты этих зверей носят уродливые следы рахита, ревматизма и других артритов, неизменных спутников сырости и мрака — искривленные суставы, сросшиеся позвонки, костные опухоли и наросты, деформированные челюсти. Недоедание тоже сказывалось: в пещерах есть было нечего, а на поверхности в студеной ледяной пустыне больной зверь с ревматическими дефектами, приобретенными в сырых казематах своего злосчастного убежища, был плохим охотником.

Род пещерных медведей постепенно вымирал и совсем угас в мадленскую эпоху неолита, в самый расцвет пещерной живописи, 15–20 тысяч лет назад, когда холод последнего оледенения привел в Пиренеи северного оленя.

«Во Франции в одной из пещер нашли более 300 медвежьих скелетов. В одном из черепов глубоко засел каменный топор» (Р. Эндрюз).

Чтобы заново не писать о написанном, повествование о гигантском ленивце заимствуем (с некоторыми изменениями) у бельгийского зоолога Б. Эйвельманса, в переводе Г. Вилле и в моей литературной обработке.

В 1789 году в прибрежных отложениях реки Люян нашли чудовищные кости какого-то зверя. Ростом он был, если поставить его вертикально, почти вдвое выше слона! Это положение — вертикальное — было нормальным для зверя, найденного в долине Люяна…

Находка не удивила местных жителей. Они снисходительно объяснили ученым, что это кости гигантского крота, который умирает, как только на него попадает солнечный свет. Кого могло удовлетворить такое наивное объяснение? Правитель Патагонии, бывшей тогда испанской колонией, маркиз Лорето отправил находку испанскому королю Карлосу VI, который передал ее Королевскому музею в Мадриде.

Изучением ископаемых костей занялся испанский ученый X. Гаррига. В 1796 году он опубликовал описание скелета животного. Это событие взволновало ученый мир. Скелетом чудовища заинтересовался даже великий немецкий поэт Гёте. Он написал о нем научный очерк.

Молодой в то время французский ученый, отец палеонтологии Ж. Кювье, имея в руках только рисунки, установил, что кости принадлежат гигантскому ленивцу. Он назвал его мегатерием — огромным зверем. Кювье писал:

«Зубы животного доказывают, что оно питалось растительной пищей. Крепкие, вооруженные острыми когтями передние ноги приспособлены для выворачивания корней. Огромный рост и когти обеспечивали животному полную безопасность. Оно было медлительным существом, так как не нуждалось в быстроте движений, — у него не было необходимости ни преследовать других зверей, ни самому спасаться бегством…»

Кювье считал мегатерия доисторической разновидностью ленивца. Вытянувшись во весь рост на задних конечностях, ленивец мог бы достать до второго этажа! Ведь животное это было больше шести метров в длину! Передвигался он обычно на задних лапах, лишь иногда слегка опираясь о землю передними.