Читать онлайн «Будущая эволюция человека. Евгеника двадцать первого века». Страница 4

Чтобы разобраться в этом вопросе, читатель должен понимать разницу между генотипом и фенотипом. Генотип — это генетический потенциал, а фенотип — потенциал реализованный.

Например, статистика показывает постоянное увеличение среднего роста человека почти во всем мире. Причина не в измененных генах, а в улучшении питания. (Возможно, отчасти в употреблении мяса животных, получавших гормоны роста.) Но генотип накладывает определенные ограничения. Если группе пигмеев давать превосходную пищу, а людям племени массаи — низкокачественную, у пигмеев кривая роста уверенно пойдет вверх, а у массаи — вниз. Но пигмеи не станут выше, чем массаи, и ламарковской передачи высокого роста детям не произойдет.

Как саркастически заметил психолог Эдвин Боринг в споре с фельетонистом Уолтером Липпманом: «IQ — это то, что определяют тесты на IQ». То есть IQ отнюдь не является синонимом умственного развития в чистом виде. Не следует путать концептуальную переменную с ее оперативным определением. IQ является просто одним из возможных способов измерения фенотипа.

Некоторые оценки падения генотипического IQ колеблются от одного до четырех пунктов за поколение[8]. Новозеландский политолог Джеймс Р. Флинн провел, однако, важное исследование, доказывающее, что на самом деле показатели IQ стабильно растут. Тесты типа Станфорда-Бине и Векслера регулярно измеряют субъектов и устанавливают новые средние показатели и стандартные отклонения. С 1932-го по 1978 год ученые постоянно меняют нормативы, каждый раз поднимая планку. Если нормативы не меняются, средний IQ поднимается на 13,8 пункта — примерно одно стандартное отклонение в течение 46 лет[9].

В принципе это очень вдохновляющий результат. Он показывает, что различия в IQ могут быть более мягкими и изменчивыми, чем считалось раньше, так что эгалитаристский идеал, лежащий в самой основе евгеники, окажется не таким уж труднодостижимым. С другой стороны, мы пока можем лишь догадываться об ограничениях, налагаемых генотипом на фенотип. Если прав Флинн, то, по-видимому, произошло следующее: улучшение фенотипа перевесило ухудшение генотипа.

SAT-1 (Scholastic Aptitude Test — тест на научные способности) в основном служит критерием и общих способностей, в отличие от SAT-2, который измеряет уровень знаний в конкретных дисциплинах. В свою очередь, SAT-1 состоит из двух частей: SAT-V {verbal — языковой) и SAT-M (math — математической). Наряду с тем, что говорилось выше, отмечает Флинн, IQ обладает тенденцией, обратной по отношению к той, которая зафиксирована в языковых тестах SAT.

Показатели SAT можно повысить тренировкой, но улучшения происходят по принципу убывающей отдачи. Математические показатели повышаются приблизительно на 30 пунктов после 40 часов занятий, а устные — примерно на 20, но достигнуть хотя бы пятидесятипроцентного улучшения не удается — даже увеличив часы занятий в шесть раз[10].

Тестирование в целом поддерживают широкие слои населения. В 1979 году Институт общественного мнения Галлопа провел опрос на тему о том, что думают американцы о стандартизованных тестах. 81% процент опрошенных ответили, что они «очень полезны» или «в какой-то степени полезны»[11]. В то же время мощная коалиция, состоящая из Национальной ассоциации образования, последователей Ральфа Нэйдера и Национальной ассоциации цветных, заняла противоположную позицию. У этой компании оказалось немало влиятельных сторонников в правительстве и в прессе. Например, в 1975 году в специальных новостях на канале CBS, в передаче «Миф IQ» было заявлено, что тесты IQ не только плохо измеряют уровень умственного развития, но вдобавок еще и пристрастны, поскольку «главная разделяющая черта в показателях IQ — это экономический класс»[12].

Впрочем, коалицию противников тестирования IQ не поддержала группа, которая присоединялась к ней по множеству других вопросов. Евреи всегда хорошо справляются с тестами, и неудивительно, что Американский еврейский комитет, Антидиффамационная Лига и Американский еврейский конгресс выступили перед Верховным судом против «программ аффирмативных действий», по которым осуществляется обратная дискриминация в пользу этнических меньшинств[13].

Существует ли единый интеллект, или общее умственное развитие («G-фактор»), или же каждый индивидуум располагает уникальной совокупностью разобщенных способностей? То есть можно ли говорить о множественности умственного развития? Научная дискуссия по вопросу об «унитарном умственном развитии» не лишена политического значения: речь идет о попытках установить универсальный критерий ценности личности и ее положения в обществе.

Сторонники теории единого интеллекта, начиная с Чарльза Спирмана в начале двадцатого века, указывали на положительное соотношение между пространственными, цифровыми и устными способностями. Показатель IQ — это, по существу, цифровое выражение «G-фактора». С другой стороны, никто не отрицает существования гениев-идиотов — людей, которые с трудом справляются даже с элементарными каждодневными задачами, но могут быть выдающимися музыкантами или скульпторами, или уметь перемножать в уме многозначные числа со скоростью калькулятора, или способны сообщить погодные условия в любой произвольно выбранный день, скажем восемнадцатого столетия. Соотношение между отдельным даром и остальными способностями у этих людей отрицательное. Но не стоит ограничиваться исключительными случаями. Когда в группе студентов вместо общих мерок умственного развития были использованы тесты на особые способности, больше половины испытуемых попали в высшие 10% хотя бы в одной области[14].

Как же тогда сравнивать и оценивать несоизмеримые способности? Возможно, значение G-фактора сильно преувеличено. Сомнительно само его существование. Мозг занимает ограниченное пространство, и не исключено, что переразвитость одних способностей в какой-то степени происходит за счет других. Во многих смыслах этот вопрос сравним с известной поговоркой, по которой стакан или наполовину пуст, или наполовину полон — в зависимости от точки зрения наблюдателя.

Как защищать интересы еще не рожденных поколений? Это невероятно трудная задача в мире, где очень многие люди относятся к детям как к товару. Так называемый «демографический переходный период», когда граждане развитых стран предпочитают иметь меньше детей, даже специально изучается с экономической точки зрения: всевозможные кривые, диаграммы и схемы должны помочь определить «товарную стоимость» одного ребенка как эквивалент определенного («X») количества автомобилей, телевизоров и других материальных предметов.

Каковы возможные последствия выбора, который делают молодые женщины, когда они отдают предпочтение образованию и карьере перед материнством? У одной пятой супружеских пар в США отсрочка беременности оборачивается бездетностью. И как рассматривать вознаграждение женщин с меньшими способностями — по принципу: чем больше они рожают, тем больше денег они получают? И если этим женщинам отказывают в оплаченных абортах, как отражается это на генофонде?

В то время, как в странах с развитыми благотворительными программами девушка, забеременев, может по желанию бросить школу, если она не способна справиться со школьной программой, треть американских женщин в возрасте 40 лет с высоким доходом бездетны и скорее всего рожать уже не будут[15].

Хотя суммарный коэффициент рождаемости (СКР, количество детей, которое женщина имеет за всю свою жизнь) является важным критериев, определенную роль в генетическом ухудшении особей играет интервал между поколениями. Ясно, что чем раньше женщина начинает рожать, тем больше детей она может произвести на свет. Возьмем две группы: в одной женщины заводят детей в среднем с двадцати лет, а в другой — с тридцати. У первой группы будет на 50% больше детей, чем у второй, даже при одинаковом СКР.

И оказывается, что, по данным «Нью-Йоркского долготного исследования молодежи», женщины, относящиеся по уровню умственного развития к нижним пяти процентам, рожали первого ребенка на семь с лишним лет раньше, чем те, кто входят в высшие пять процентов[16].

Аборт на языке евгеники важен с точки зрения того, как он влияет на биологический отбор. Но в том-то и дело, что врачебное прерывание беременности доступно группам с высоким IQ, эти женщины могут заплатить за аборт. А беременные с низким IQ часто вынуждены получать эту услугу или на льготной основе, или бесплатно. Процент абортов, таким образом, впрямую зависит от числа лет, потраченных на образование, которые в данном случае могут играть роль несовершенного заменителя IQ. В 1979 году средний процент абортов среди женщин 20 лет и старше был 44,3 для тех, кто закончил среднюю школу, и лишь 3,2 для тех, у кого было меньше восьми лет школьного образования[17].