Читать онлайн «Причуды природы». Страница 4

Другая аммофила вместо камня берет в челюсти кусочек дерева и плотно прижимает его к земле, потом поднимает и опять прижимает, и так несколько раз.

Аммофилы водятся и в Европе, и в Америке. Но странно: американские виды владеют "орудиями" лучше. Европейские аммофилы, по-видимому, не все и не всегда утрамбовывают камнями засыпанные норки.

Морские выдры — каланы — живут у нас на Командорских островах, а в Америке — на Алеутских. Каланы хорошо владеют "орудиями" — камнем, как наковальней. Перед тем как отправиться за добычей, калан выбирает на берегу или на дне моря камень и зажимает его под мышкой. Теперь он вооружен и быстро ныряет на дно. Одной лапой он подбирает ракушки и ежей и складывает их, как в карман, под мышку, туда, где уже лежит камень.

Чтобы по дороге не растерять добычу, калан плотно-плотно прижимает к себе лапу и плывет скорее на поверхность океана, где и принимается за трапезу. Причем калан вовсе не спешит к берегу, чтобы закусить, — он привык обедать в море. Ложится на спину и устраивает себе на груди "обеденный стол" — камень, затем достает из-под мышки по одному морских ежей и ракушки, разбивает об камень и ест не спеша. Волны мерно покачивают его, солнышко пригревает — хорошо!

Орудийная деятельность, по мнению некоторых учёных, — особая форма обучения. Инсайт — внезапное появление приспособительного поведения без предварительных проб и ошибок, правильное решение задачи, возникшей перед животным в эксперименте или в дикой природе.

Возможно, что работа камешком у аммофил и не инсайт, поскольку все представители этого вида ос одинаково им владеют. Однако открытие африканских стервятников — разбивание камнем страусиных яиц — очевидный инсайт. Оно, это умение, не представляет достояния всего вида. Одного стервятника однажды озарило: отчаявшись разбить клювом скорлупу яйца самой большой в мире птицы, он принес камень и бросил его на яйцо. Яйцо треснуло и раскрыло перед ним свое содержимое. Этот сообразительный стервятник и в дальнейшем продолжал так действовать. Другие птицы, которые это видели, очевидно, заимствовали метод, изобретенный их сородичем. До стервятников более отдаленных областей, азиатских например, это открытие ещё не дошло.

Развитие умения владеть камнем у каланов, очевидно, шло по тому же пути.

Инсайт представляет и описанное ниже поразительное поведение наших кровных родственников в животном царстве.

В американском институте по изучению человекообразных обезьян однажды засняли на пленку такой эпизод. Новорожденный детёныш шимпанзе не дышал. Тогда мать положила его на землю, раскрыла ему губы и вытянула пальцами язык. Потом прижалась ртом к его рту и стала вдыхать в него воздух. Дышала долго, и детёныш ожил!

Несколько лет назад самец-орангутан таким же способом спас жизнь своему новорожденному сынишке.

"Голоса их неслаженно звучали, то была не громоподобная обычная для этих мест ночная симфония, а странный какой-то рев, временами грызня и мяукающее рычание, словно бранилась неполадившая между собой компания возвращавшихся с пирушки пьяниц", — пишет известный прежде в Африке охотник Джон Питмен. И пишет он о львах, "охмелевших после распитой" ими бутылки с… валерьянкой.

Питмен заключил пари с товарищем по охоте: он утверждал, что напоит львов валерьянкой. Слабо закупоренную бутылку с этой пленительной для кошек жидкостью положили вечером под развесистым баобабом. Ночью пришли львы, открыли бутылку и "нализались". И тут началось такое безобразие, какого от солидных зверей никто бы не ожидал.

Львы и рычали странными для них голосами, и скакали, словно резвые котята. Они грызлись, они катались по земле, вновь и вновь припадая к пустой уже бутылке. Они прыгали на баобаб, пытаясь забраться на него, и напугали тем немало притихших на ветвях дерева двух спорщиков, успевших уже пожалеть о своей рискованной затее.

Рассказ этот очень уж похож на охотничьи басни. Отнесемся к нему недоверчиво. Нигде больше не слышал и не читал я подобных повестей о львах и валерьянке. Однако пушистый милый зверек, который живет в нашем доме, обычная кошка, весьма даже "пьянеет" от неё. Что уж она выделывает, докопавшись в лекарствах до валерьяны, что с ней происходит, когда, катая по полу пузырек, прольет из него валерьянку и вылижет её пристрастно, это все вы знаете.

А отчего такая пристрастность проистекает — неизвестно. Вроде лекарство как лекарство, и никого оно так не "пьянит".

Дайте медведю луковицу, — лукаво советует чешский зоолог Зденек Веселовский, — и вы увидите много забавного.

Что ж, дадим. Дали. Смотрим.

Медведь понюхал её, и глазки его заблестели от предвкушения. Принялся лизать луковицу. Между лап зажал и натирает старательно морду. Всю луковицу об неё измусолил.

Вот луковицу бросил и пошел валяться по ней! Сел, огляделся. И опять за луковицу принялся, снова натирает луком морду. Слезы из глаз текут, чихает косолапый, но с луковицей расстаться не желает!

На юге нашей страны живет большой и рогатый жук-олень. Воистину, прямо-таки оленьи рога у него!

Пристрастная склонность у этого жука к дубовому соку. Там, где обильно он истекает из-под коры древесных суков, собираются жуки-рогоносцы на "водопой". Порой не один десяток их сюда прилетает. Сок пьют и дерутся. Как олени, "бодаются". Кто кого, поддев рогами, быстрее сбросит с сука. И челюстями кусают друг друга, а челюсти у них очень мощные.

В финале такого сражения обычно лишь один самый сильный жук остается у сладкого источника. Но скоро претенденты возвращаются, и победитель вновь вступает в борьбу.

Дубовый сок для рогачей не только бодрящий напиток, но и пропитание. Так что склонность к нему у жуков вполне понятная, хотя не все ещё в этом деле ясно. Некоторые энтомологи уверяют, что взрослые жуки-олени в подобной пище не нуждаются. Дубовый же сок для них — "хмельное питие".

Жук ломехуза — постоянный гость многих муравейников.

Ради ломехузы муравьи забывают свой долг!

Когда первые исследователи раскопали гнезда кровавого лесного муравья, они, к немалому своему удивлению, обнаружили там очень странных жучков.

Жучки небольшие (5–6 миллиметров длиной), рыжевато-бурые, с короткими блестящими надкрыльями. Высоко задрав брюшко, проворно бегали они среди муравьев, явно подражая им своими манерами. Встретив муравья, жучок ударял его усиками. Как бы ни спешил муравей, он сейчас же останавливался и кормил попрошайку, отрыгивая из зобика пищу.

А вот муравей догнал жучка, пощекотал его своими усиками, и жучок накормил муравья!

Жучков назвали ломехузами. Нигде, кроме муравейников, они не живут.

Позднее, когда были изобретены искусственные гнезда, через стеклянные стенки которых можно было следить за всем происходившим в муравьином домике, глазам натуралистов открылись ещё более поразительные вещи.

Увидели, как то один, то другой муравей подбегал к жучку, тормошил щетинки по бокам его брюшка, затем жадно слизывал капельки какой-то жидкости, стекавшие по этим щетинкам. Нередко муравьи алчущей толпой окружали ломехузу; теснясь и отталкивая друг друга, каждый спешил раньше соседа дотянуться до желанных волосиков и поскорее утолить жажду.

Личинок ломехузы муравьи выхаживают вместе со своим потомством, не делая между ними никакого различия. И вот какое "святотатство" увидели исследователи: личинки ломехузы сосут, оказывается, яйца муравьев, а подрастая, начинают пожирать их личинки!

Да и сам жук их ест. А муравьи в это время… Муравьи "сидят вокруг приемышей и спокойно наблюдают за грабежом. Больше того — они даже подкармливают разбойников из своего рта. Стоит лишь личинке ломехузы заимствованным у муравьев жестом пошевелить туда-сюда головой, прося новую порцию пищи, как без меры предупредительные няньки бросаются к ней, готовые тотчас удовлетворить её желание", — писал пораженный тем, что увидел, натуралист Эрих Васман.

Даже о собственных личинках муравьи не заботятся так самозабвенно. Куда там! В минуту крайней опасности, когда сильный враг разрушает гнездо, муравьи спасают сначала личинки ломехузы, а потом уже свои.

"Их щедрость, — говорит И. А. Халифман, — не знает предела. Они скармливают личинкам жука яйца, откладываемые муравьиной самкой, и, не ограничиваясь этим, отдают им и корм, отнятый у собственных личинок.

Они похожи на пьяниц, способных ради рюмки водки лишить своих детей молока!"

Хорошо ещё, что чрезмерное усердие муравьев губит многих окуклившихся ломехуз — спасительный парадокс! Когда личинки жука превращаются в куколок, муравьи складывают их в одно помещение вместе со своими куколками, которых в обиходе называют обычно муравьиными яйцами. Своих куколок муравьи без конца таскают с места на место, с этажа на этаж в поисках подходящей влажности и температуры. Транспортировку муравьиные яйца переносят легко, потому что окутаны очень плотным коконом. Но паутинная пряжа, которой оплетают себя ломехузы, очень тонка и нежна, она постоянно рвется в челюстях муравьев-носильщиков. Многие куколки при этом гибнут. Вот почему жуков в муравейнике не так много, как, казалось бы, должно быть. Но иногда случается, что ломехузы размножаются сверх нормы, а муравьи с прежним усердием снабжают их пищей, забывая о долге по отношению к своему потомству. Их собственные личинки, из которых под влиянием усиленного кормления должны были бы вывестись самки, голодают и вырастают в недоразвитых полусамок-полурабочих — "цариц в рабочем одеянии". Они не способны ни добывать пищу, ни продолжать род, и муравейник, в котором гости злоупотребляли гостеприимством, обычно гибнет.