Читать онлайн «Трактат о любви, как ее понимает жуткий зануда». Страница 54

Академическое определение инстинкта гласит: ИНСТИНКТ (лат. instinctus — побуждающий) — неприобретённая, характерная для данного вида тенденция или предрасположенность реагировать определённым способом, возникающая при определённых стимульных условиях и при определённых состояниях особи[23].

Обращаю внимание, что речь идёт именно о тенденции или предрасположенности, норме реакции, но не о каком-то строго фиксированном действии, хотя как частный случай (хотя бы с нашей мухой) это очень возможно. Другими словами, включившийся инстинкт порождает не поступок, а ЖЕЛАНИЕ его сделать. А это желание однако может, и во многих случаях — ДОЛЖНО быть парировано усилием воли. К примеру, вы голодны (находитесь в состоянии потребности в пище), пробегая мимо закусочной, слышите вкусные запахи (возникли внешние стимульные условия). У вас возникает ЖЕЛАНИЕ изменить ваш маршрут движения, завернуть в закусочную, и утолить голод. Однако вы вспоминаете, что опаздываете на поезд, и… продолжаете спешное движение в сторону вокзала! Если конечно ваша примативность не слишком высока.

Чувствуя инстинктивную потребность сделать (или не сделать) что-то, человек тем не менее в состоянии поступить ему вопреки. А уж захочет он это сделать, и сможет ли, если даже захочет — это уже отдельный вопрос. Именно эта способность в этологии называется примативностью, а для большинства людей служит одним из показателей культурности данного человека.

Зачем природе понадобилась однополая любовь? Каким образом она возникла в ходе эволюции?

Можно поставить вопрос шире — почему в природе (не только у человека) так распространены столь откровенно дизадаптивные признаки, тем более — явно предрасположенные передаваться по наследству? К примеру, зачем природе понадобилась шизофрения? Ведь склонность к ней, подобно склонности к гомосексуализму, тоже передаётся по наследству[24]! И как гомосексуализм, она имеет способность возникать, казалось бы, на пустом месте… К примеру, нацисты в своё время физически уничтожили ВСЕХ душевнобольных в Германии, но очень скоро их численность полностью восстановилась. С другой стороны — явно врождённая способность к альтруизму, поддержка которого естественным и половым отбором небесспорна, а то и отрицательна, тоже имеет способность возрождаться из пепла…

Видимо причина возникновения подобных отклонений — в плейотропической сцепленности подобных признаков со многими другими, однозначно полезными качествами, а также в специфике генерации мутаций. Распространено мнение, что мутации возникают под воздействием повреждающих факторов внешней среды, таких как ионизирующие излучения, токсины, и т. п. Однако экспериментально ни разу не удавалось таким образом получить мутаций, хотя бы отдалённо полезных. Практически всегда они были безусловно вредны, очень часто — несовместимы с жизнью, и исключительно редко их можно было с натяжкой назвать условно-нейтральными. И даже такие, условно-нейтральные (не говоря уж о предположительно полезных) мутации появляются исключительно редко, на несколько порядков реже, чем требуется для объяснения наблюдаемой скорости адаптации и видообразования.

Похоже, что предположительно полезные мутации появляются как результат деятельности иных механизмов, нежели действие повреждающих факторов внешней среды. К примеру, это могут быть какие-то специальные генетические механизмы целенаправленно генерирующие неоптимальность генотипа (и следовательно — фенотипа), работу которых можно в каком-то смысле сравнить с любопытством макроскопического животного. Любопытство — дело довольно рискованное, и чреватое большими издержками, вместе с тем — без него прогресс невозможен. Не будучи генетиком, я не могу сказать, что это за механизмы, может быть что-то вроде блуждающих генов, кроссинговера, симбиотических вирусов или чего-то наподобие, однако есть чёткое ощущение, что помимо своей основной задачи — максимально точной репликации генома, генетическая система (по крайней мере — в ходе гаметогенеза) находится в постоянном любопытсвующем поиске, который на этом уровне может быть только хаотическим. Причём в отличие от сугубо повреждающих факторов, эти механизмы, образно говоря, примерно представляют себе, что от них нужно, поэтому при всей хаотичности, совсем уж тупо-деструктивных мутаций не генерируют. А потому такие мутации, хотя и редко, но всё же с реальной частотой оказываются полезными. Но с другой стороны, такие, явно дизадаптивные, и вряд ли способные закрепиться в геноме популяции мутации, как гомосексуализм, тоже появляются с реальной частотой.

И вообще, в очередной раз хочется призвать не обожествлять мать-природу, и не предполагать, что какое-то устойчивое явление живой природы ей (природе) зачем-то нужно. Паразит или хищник природе вовсе не нужен — он нужен лишь самому себе, а природа его всего лишь, по каким-то причинам терпит.

Можно ли считать Иисуса Христа высокоранговой личностью? Ведь он совершил низкоранговый поступок — самопожертвование. Почему же он столь авторитетен?

Чтобы понять суть этого видимого противоречия, прежде всего нужно осознать социальную роль религии в обществе, и вклад именно христианства в социальную эволюцию нашей цивилизации. А роль эта состоит в том, чтобы, опираясь на иерархический авторитет Бога (фактически — на иерархический инстинкт) формировать в обществе внеинстинктивные ценности. Другими словами — на определённом этапе социальной эволюции религия служила инструментом парирования иерархических инстинктов, формирования в обществе иного, чем первобытно-стадный, менталитета, ибо последний безнадёжно устарел, и далеко не отвечал потребностям современной цивилизации. Очевидно, что опираясь на иерархический инстинкт в борьбе с иерархическим менталитетом, этот общественный институт рано или поздно подрубит сук, на котором сидит (что мы сейчас и наблюдаем), однако ещё 100–200 лет назад эти возможности отнюдь не были исчерпаны. Замечу, что все иные методы борьбы с означенными тенденциями в те времена (да и в значительной степени — сейчас) были крайне малоэффективны.

Теперь о ранговом потенциале Христа. Прежде всего нужно сказать, что один низкоранговый поступок, тем более — столь демонстративный (что снижает его «низкоранговость» — ведь в этот момент фигурант находится в центре внимания, подобно эстрадной знаменитости), не способен серьёзно понизить ранговое восприятие данной личности окружающими. Далее, не будем обсуждать, что (и кто) там было (был) на самом деле, это для нашего вопроса неважно, однако тот образ Христа, который сформирован христианскими теологами — это образ конечно же ВР личности. ВР личностью его делает прежде всего триединство с Богом (Иеговой), который есть высший ВР по определению. Христос — одно из воплощений Бога, и этого уже достаточно. И затем, опираясь на этот высокий РП, Христос (устами своих последователей) стал проповедовать, или говоря современным языком, рекламировать НР-ценности, тем самым способствуя более уважительному отношению к НР-согражданам, чем то, которое реализуется "по инстинктивному умолчанию". И тем самым — способствовать позитивной социальной эволюции человечества. Очевидно, что христианство возникло в силу настоятельнейшей потребности цивилизации в чём-то подобном; не появись в нужное время именно Христос, рано или поздно появился бы кто-то другой, со сходным мировоззрением, но это уже выходит как за рамки нашего вопроса, так и этологии как таковой.

Почему Российское дореволюционное дворянство (верхи общества) фактически демонстрировало более низкораноговое поведение, чем низы?

Прежде всего, в очередной раз обратите внимание на неэквивалентность социального статуса и биологического ранга. Высоким социальным статусом может, в силу различных обстоятельств, обладать человек с невысоким РП, и наоборот. Именно такая инверсия и сформировалась в конце монархического периода российской (и не только российской) истории. Однако зарождались дворянские династии совершенно классически — прародителями их были вполне ортодоксальные ВР, эгоистичные и агрессивные. Всякий, интересующийся историей, может в этом легко убедиться.

Однако обратите внимание, что «верхи» и «низы» в репродуктивном смысле были весьма разобщены, почти изолированы; особенно это касалось дворянских линий — гены дворян проникали «вниз» довольно часто, наоборот же — лишь в порядке исключения. Таким образом, параметры отбора в этих репродуктивных линиях были различны, и не удивительно, что за несколько десятков поколений их поведенческие предпочтения разошлись. Здесь, обратите внимание, я выражаю несогласие с общераспространённым тезисом о крайней медленности эволюции. Новые признаки, при наличии достаточных давлений отбора, могут вырабатываться буквально за несколько поколений; это конечно пока не будет новый вид, но некая разновидность — вполне.