Читать онлайн «Человек как животное». Страница 33

Считается, что моногамия возникла у обезьян довольно поздно — примерно 15–16 миллионов лет назад, в то время как сами приматы появились на мировой арене 55–65 миллионов лет назад.

Почему вдруг вспыхнула моногамия?

Понятно, что в моногамной семье ребенку достается вдвое больше внимания и «пряников», чем в «свободном мире», где самцы и самки стаи ничем не связаны. Но есть и еще одно, гораздо более важное преимущество моногамии — она не только дает «пряники» детям, но и защищает их от «кнута». Дело в том, что у многих видов, практикующих «свободный секс» существует такое явление, как детоубийство. Это ужасное, на взгляд современного человека, явление на самом деле вполне обычно для животного мира и является частью естественной борьбы за существование. Поясним…

Самка, занятая выкармливанием и воспитанием детеныша, не готова для случки с другим самцом. Поэтому другой самец детеныша просто убивает, «освобождая» самку от забот по уходу за ним и делая ее вновь фертильной. После чего скрещивается с ней, передавая в будущее свои гены, а не гены конкурента, который с этой самкой был ранее. Вполне разумное поведение, согласитесь. Внутривидовая конкуренция.

Самки, конечно, по мере сил стараются свое чадо защитить. И поскольку сил у них меньше, чем у самцов, эволюция изобрела несколько стратегий на этот случай. Самки некоторых видов обезьян — например, мартышки и макаки — защищают детенышей от чужих самцов совместно, для чего эволюция включила им дружбу между самками.

Второй стратегией борьбы с детоубийствами является образ жизни, которым живут, например, мартышки-верветки. У них самка в период, пригодный для оплодотворения, спаривается не с тем, кто ей симпатичен, а более чем с половиной самцов в стае. И это выгодно по двум причинам.

С одной стороны, включается дополнительный механизм конкуренции — конкуренция сперматозоидов (о спермовых войнах мы поговорим чуть ниже).

С другой стороны, все самцы, имевшие связь с самкой, полагают, что детеныш его и не стремятся его убить.

Наконец, третьей стратегией защиты потомства как раз и является моногамия. Американское исследование, в ходе которого было проанализировано поведение 230 видов приматов, позволило ученым сделать однозначный вывод: главной причиной появления у наших предков моногамии была именно защита детей от детоубийства. Введя моногамию, природа заставила самца заботиться о будущем своих генов — защищать свое потомство от других самцов.

Почему же из трех стратегий нашим видом была выбрана именно эта?

Потому что моногамия имеет еще одно преимущество: постоянно находясь рядом со своей самкой, удобнее ее ревновать, то есть защищать от случки с другими самцами.

Разумеется, в становлении моногамии у нашего вида сыграл свою роль и упомянутый ранее фактор большеголовости и широкого таза, он также работал в этом направлении — на становление любви.

При этом дремлющие древние инстинкты иногда позволяют самцам homo sapiens в некоторых культурах и регионах заводить гаремы, то есть иметь подле себя несколько самок одновременно. Что, вообще говоря, в характере всех самцов: они, даже любя свою самку, не прочь гульнуть на стороне, чтобы отправить в будущее свой семенной материал по параллельному каналу.

Между прочим, животная практика детоубийства дожила до разумных времен и даже вылилась в древние сказания, которые можно найти у разных народов и которые повествуют о том, как победитель убивает потомство побежденного, а его жену забирает в наложницы. Как когда-то наши предки переживали этапы трупоедства, каннибализма, промискуитета, полуводного образа жизни на обширных мелководьях, так был в анамнезе нашего вида и период активного инфантицида.

Воду мы любим до сих пор. Отдых у водоема, поездки в отпуск на море — обожаемое дело для особей нашего вида… Трупоедство вылилось в появление в кухнях разных народов мира продуктов с запахом тухлятины… Промискуитет порой вдруг вспыхивает искорками карнавалов, свингер-клубов и секс-пати… Программа каннибализма срабатывает во времена голода или у сумасшедших… А инфантицид сигналит статистикой детоубийств!

Антрополог и историк Марина Бутовская в одной из своих книг приводит со ссылкой на западные исследования любопытный факт — даже в цивилизованных западных обществах (не говоря уж о диких) в первые два года жизни у усыновленного младенца в 6,5 (!) раза выше шансы быть убитым приемным отцом, чем у родного младенца быть убитым отцом биологическим. Разницу в 6,5 раза статистической погрешностью не назовешь. Это уже говорит о работе каких-то механизмов. И мы знаем, каких именно — механизмов нормативного инфантицида.

Разумеется, рассматривая каждое конкретное такое убийство, мы можем списать его на алкоголь или внезапную вспышку ярости у приемного самца из-за орущего младенца, но все вместе они говорят о заложенной инстинктивной программе поведения, которая не осознается, а просто срабатывает. Едва раздражение или алкоголь снижают критичность и гасят рассудок, как вдруг раз — и трупик. «Отчего? Почему?» — ломают головы следователи. А оттого, что инстинктивные программы консервативны и могут дремать в архивных файлах вида миллионы лет.

В дальнейшем, то есть после истечения двухлетнего возраста, когда ребенок становится больше похож на настоящего человека, включаются более сильные тормозные механизмы, и смертность детей от руки неродного самца резко падает.

Самцы воспринимают детенышей совсем не так, как самки. У матери биохимическая фабрика любви запускается в момент рождения, и она начинает любить все, что выродила, автоматически. Самец не рожает. Не вынашивает. И вообще может подзабыть, что когда-то развлекался с этой самкой. Поэтому многие мужчины вообще не воспринимают младенца как человека. Для них это бессмысленно орущий кусок плоти, работающий на инстинктах. Контакт между отцом и чадом начинает налаживаться только к тому моменту, когда с чадом уже можно о чем-то более-менее осмысленно поговорить. Если же он еще ничего не соображает, а только сосет сиську, писает и какает, то о чем тут вообще говорить? И с кем?

Любовь отца к ребенку в корне отличается от автоматической материнской. Если материнская любовь безусловна, то отцовская во многом условна. Мать любит потому что, а отец за что-то. Хорошо учишься, имеешь успехи в спортивной секции — получаешь заслуженную порцию отцовской любви и похвалы. Именно поэтому мужчины так часто уходят из семьи, если женщина рожает дауна. Животной женской любви к этому несчастному созданию мужчина не испытывает, а подсознательно и сознательно воспринимает его как неудачу. Но задача самца — побольше распылить своих генов и передать их в будущее. Убогий же ребенок часто закрывает для женщины желание рожать дальше: он отнимает больше времени, чем нормальный, женщина боится — а вдруг опять?.. И самец уходит к другой, будучи не в силах вынести эту катастрофу. Тяжесть его существования с этим ребенком не компенсируется животной любовью, которая есть у матери.

Вот вам классическая история времен Древнего Рима. Полководец Тит Манлий во время войны римлян с латинами запретил своим частям вступать в бой с противником без приказа. И надо ж было такому случиться, что кавалерийский отряд, которым командовал сын Тита Манлия, ввязался в бой со сторожевым дозором латинов. И вышел из этой стычки победителем. Узнав об этом, полководец приказал казнить сына — за нарушение приказа.

Это поступок отца. Вы можете себе представить, чтобы так поступила мать?.. Вот в этом и состоит разница. Отец любит головой, мать — сердцем.

Теперь переходим к ответу на следующий вопрос — а для чего человек является гиперсексуальным животным? К чему эта постоянная тревожность и перманентные мысли: а вот кому бы вдуть? Не лучше ли освободить время, чтобы подумать о высоком — рассчитать траекторию космического аппарата, например? И какую роль вообще имеет гиперсексуальность вида для его «очеловечивания»?

У собак течка бывает дважды в год. Все остальное время они асексуальны. Птицы размножаются раз в год. Все остальное время они асексуальны. У китов три овуляции за два года. Все остальное время у них нет проблем… У человеческих же самок овуляция происходит каждый месяц! Причем ни по каким внешним признакам об этом узнать нельзя, что, вообще-то говоря, странно, потому как у всех других зверей период овуляции сопровождается яркими внешними проявлениями. Собаки, например, чуют запах овулирующей самки за километры. У существ с менее развитым обонянием, но с более развитым зрением, самки, готовые к оплодотворению, подают самцам визуальные сигналы. Например, у самок приматов набухают и заметно увеличиваются молочные железы, сигнализируя о том, что они готовы к спариванию. У человеческих же самок молочные железы всегда в «боевом положении» и сигнализируют о постоянной готовности к скрещиванию. Или, что то же самое, период, когда самка действительно может забеременеть, скрыт и от самца, и от нее самой.