Читать онлайн «История русского романа. Том 1». Страница 6

Слабой стороной работ Веселовского было также то, что все свое внимание он уделял процессу генезиса романа, его предыстории, оставляя в стороне позднейшие этапы его развития. Между тем очевидно, что наиболее полное раскрытие основные общие признаки романа как жанра, имеющие решающее значение для понимания его природы в целом, получили не в его античных и средневековых формах, но в русском и зарубежном романе XVIII и XIX веков.

Попыткой продолжить работу А. Н. Веселовского и дать систематический обзор различных исторических разновидностей западноевропейского романа не только в его зачаточных, античных и средневековых, но я позднейших формах вплоть до начала XX века явилась статья его ученика К. Ф. Тиандера «Морфология романа».[24] Но в статье этой, хотя в ней и сделана плодотворная попытка связать историю романа с развитием реализма, совершенно не уделено внимания русскому роману и роли его в развитии этого жанра в мировой литературе.

Почти одновременно с Буслаевым и Веселовским вопросы истории романа включил в сферу своего изучения А. Н. Пыпин. Уже ранние работы Пыпина по древнерусской литературе, в особенности его «Очерк литературной истории старинных повестей и сказок русских» (1857), в котором Пыпин, идя вразрез с установившейся традицией, сконцентрировал свое внимание на внецерковных, светских повествовательных жанрах и образах древнерусской литературы, был существенным вкладом в изучение предыстории русского романа. В 80–е годы Пыпин переходит к изучению вопросов, связанных и с позднейшими этапами истории романа. В статье «Русский роман за границей» [25] (вызванной появлением книги Вогюэ «Русский роман») Пыпин выдвинул перед русской наукой вопрос о необходимости изучения мирового значения русского романа как части вклада русского народа в мировую культуру. Он настаивает здесь на необходимости в связи с этим изучения статистических данных о переводах русских романов на зарубежные языки, отзывов о них западной критики. Отзывы эти являются, по мнению Пыпина, одним из важных источников для понимания черт национального своеобразия, свойственных русскому роману и русской литературе вообще. Последним трудом Пыпина по истории русской прозы была составленная им библиография рукописных романов и повестей первой половины XVIII века под названием «Для любителей книжной старины» (1888).

Прогрессивное значение указанных взглядов Пыпина для своего времени очевидно, в особенности если сопоставить их с появившейся в те же годы статьей В. С. Соловьева, не признававшего оригинальность русского романа и высказывавшего сомнения в его будущем развитии.[26]

Наряду с академической наукой в 80–е и 90–е годы вопросы теории и истории романа продолжают оживленно обсуждаться в критике и публицистике.

Много внимания вопросам современного романа, а также его истории уделял в своих статьях один из ведущих критиков либерального «Вестника Европы» 80–х годов — К. К. Арсеньев. Сопоставляя романы Гончарова, Тургенева и Толстого с романами Золя и других французских натуралистов, Арсеньев пришел к выводу, что одним из недостатков французского натуралистического романа является самодовлеющий характер описаний, в то время как в классическом русском романе описание и, в частности, пейзаж теснейшим образом связаны с действием и переживаниями героев.[27] Свои наблюдения над русским романом Арсеньев оста вил необобщенными, считая, что для истории русского романа «в настоящем смысле этого слова» в те годы «еще не наступило время».[28]

К 1886 году относится работа А. М. Скабичевского «Наш исторический роман в его прошлом и настоящем»,[29] представляющая первую по времени попытку целостного обзора развития русского исторического романа. Написанная с злободневной политической целью, как отповедь реакционной исторической беллетристике 80–х годов, статья Скабичевского имела для своего времени определенное прогрессивное общественное значение. Она нанесла удар реакционной псевдопатриотической беллетристике. Вместе с тем статья эта отразила слабые стороны методологии, характерной вообще для народнической критики, тяготевшей не к объективному историческому анализу фактов, а к «субъективной социологии», к внеисторическим, отвлеченным оценкам. Скабичевский дал отрицательную оценку всей русской исторической романистике (за исключением Пушкина и Гоголя). Он не сумел вскрыть различий между романистами, показать борьбу конкретных исторических сил и тенденций, отразившихся в историческом романе, осветить проблему генезиса этого жанра.

Как попытка противодействовать влиянию традиций революционно- демократической критики в области истолкования русского романа

XIX века была задумана книга К. Ф. Головина «Русский роман и русское общество», вышедшая двумя изданиями — в 1897 и 1904 годах. Автор этой книги, реакционный публицист и романист, сторонник теории «чистого искусства», поставил своей задачей переоценить с консерватив- но — монархической точки зрения основные образы и идеи русского романа XIX века. Научная несостоятельность и грубая тенденциозность этой попытки была вскрыта уже современной критикой и академическим рецензентом книги Головина — К. Арсеньевым, указавшим на беспорядочность и хаотичность ее построения, а также на содержащиеся в ней чудовищные ошибки.[30] Характерно, что, несмотря на яростную вражду к демократическому движению 60–х годов, Головин методологически оказался в зависимости от тех самых идей демократической критики, борьбе с которыми посвящена его книга. Несмотря на всю свою ненависть к Белинскому и Добролюбову, он не смог отказаться от выдвинутого ими взгляда на русский роман как на отражение истории русского общества и вынужден был следовать им в самой схеме построения своей книги.

Если книга Головина характеризует реакционное направление изучения истории русского романа в конце XIX века, то для либеральной публицистики того же периода, находившейся под влиянием позитивистских концепций, симптоматичны работы по истории романа П. Д. Боборыкина, относящиеся к 1894–1900 годам.

Боборыкин задумал в начале 90–х годов увенчать свою деятельность романиста созданием труда о русском романе от «Онегина» до «Отцов и детей». Этот тридцатилетний период истории русского романа он рассматривал как качественно особый период, «созидательный по преимуществу», в отличие от периода 60–80–х годов, связанного с новым циклом общественных идей и представляющего «новую фазу» в литературе.[31]

Задуманную им историю романа Боборыкин хотел построить, по его собственному заявлению, по «чисто эволюционному методу». В основу истории романа он намеревался положить выяснение внутренних законов эволюции романа, его языка, стиля, характеров, фабулы и т. д., рассматривая эволюцию романа (по примеру Ф. Брюнетьера) по аналогии с эволюцией организмов.[32]

Задуманный Боборыкиным очерк остался незавершенным. Он выпустил в 1900 году лишь первую его часть — книгу «Европейский роман в XIX столетии. Роман на Западе за две трети века», которую рассматривал как разросшееся введение к труду по истории русского романа. Еще раньше, в 1894 году, в статье «Судьбы русского романа»,[33] представляющей как бы формулировку общих задач всего труда, Боборыкин раскрыл полемический характер своего замысла истории русского романа, направленного против традиций демократической критики.

Из отдельных, частных мыслей в работах Боборыкина, сохраняющих научный интерес, следует выделить его мысль о связи между развитием различных литературных жанров и их воздействии друг на друга (в частности, о роли русской комедии XVIII и начала XIX века для формирования позднейшего реалистического романа с «сатирическим оттенком»). «Русский роман, как известный род или вид литературного творчества, — писал по этому поводу Боборыкин, — достиг высокой художественности только к тридцатым годам нашего века, но в течение целого продолжительного периода, с половины прошлого столетия, язык, тон, краски, ритм, лирические звуки, повествовательный акцент, диалог, всё это развивалось в других родах или видах литературы, в лирической области, в сатире, в комедии, в басне, в эпическом изложении, в различных отделах журналистики — вплоть до научного и технического языка. Вот почему и нельзя серьезно изучать историю развития нашего романа, не делая экскурсий, по меньшей мере, в соседние области изящного слова».[34]

Известной заслугой Боборыкина можно считать также настойчивое выдвижение им мысли о внутренних закономерностях литературного процесса. Одним из первых в истории русской литературной науки Боборыкин отказался от традиционного изложения материала по авторам и сделал попытку изложить историю жанра по его «главным вехам»[35]. Однако попытка Боборыкина рассматривать законы развития литературы по аналогии с законами развития организмов, игнорируя связь этих законов с законами общественной жизни, могла привести лишь и привела на практике к довольно плоским и неудовлетворительным результатам.