Читать онлайн «Краткий конспект истории английской литературы и литературы США». Страница 60

Надо, однако, заметить, что в начале двадцатого века идеи социализма всерьез овладели умами американских писателей: в период с 1900-го по 1917 г. в стране были напечатаны и пользовались читательским спросом сорок три романа социалистического толка. Уместно напомнить, что вышеупомянутый роман Максима Горького был написан в США и впервые увидел свет именно на английском языке, в американском журнале. Горький и раньше пользовался уважением американских читателей и литераторов. В первую очередь это относится к Джону Гриффиту (1876—1916), известному во всем мире под именем

ДЖЕК ЛОНДОН — писатель вне идеологических рамок.

Бедное и неустроенное детство, смена множества самых различных профессий в юности, тяга к чтению и желание самостоятельно писать — все это заметно роднит его с рассмотренными нами выше Твеном, Брет Гартом, О. Генри. Лучше рассказать о его жизни, чем это сделал в романизированной биографии Лондона Ирвин Стоун («Моряк в седле»), было бы трудно. Социалист в течение неполных двадцати лет, подвергавшийся арестам за партийную деятельность, но порвавший с партией и познавший также увлечение философией Ницше, выпускник Калифорнийского университета и золотоискатель, рабочий, в том числе и чернорабочий, матрос и охотник за устрицами, связанный с контрабандистами, журналист и, наконец, писатель — да такой разнообразный, что его творчество никак невозможно втиснуть в рамки какого-либо одного метода и стиля, — вот скупой портрет Лондона, чья жизнь оборвалась самоубийством (или нечаянной передозировкой морфия, что менее вероятно, поскольку были найдены расчеты смертельной дозы наркотика, сделанные умершим).

Он оставил нам двенадцать сборников рассказов, романы, пьесы.

Самый популярный его роман — «Мартин Иден» (1909) — носит отчасти автобиографический характер. Основной конфликт книги — столкновение талантливого писателя, в прошлом рабочего и моряка, с бездушием общества. Трагическая гибель героя была, увы, печальным пророчеством.

А подзаголовок другого романа, «Джон Ячменное Зерно». (1913), — «Воспоминания алкоголика» — свидетельствует об исповедальной откровенности автора, рассказавшего в этой книжке о своей жизни.

Социалистические настроения писателя не по нраву американской критике. В США, похоже, о нем писали и пишут не слишком много. В советской литературе гораздо больше рассматривали эту сторону его личности и творчества, неодобрительной скороговоркой упоминая о признаках противоречивости мировоззрения автора фантастически-публицистической «Железной Пяты» (1907) — романа о революционной борьбе рабочих с олигархами, позволявшего себе сочинять далекий от социальной остроты авантюрный кинороман «Сердца трех» (1916) или «Приключение» (1911) — роман типично колониальный и с подозрительным налетом расистской морали.

Был ли он реалистом? Да, конечно. Свойствен ли его героям, их антуражу и происходящим с ними историям романтизм? Несомненно. Можно ли говорить о психологизме его произведений? Безусловно, причем все это касается в равной степени и суровых северных рассказов, и камерной любовной историй, изложенной в романе «Маленькая хозяйка большого дома» (1916), и остросоциальной драмы «Кража» (1910), и уже упомянутого «Мартина Идена»...

Джек Лондон к тому же мастерски описывал природу и проявил свои блестящие способности писателя-анималиста в повестях «Белый клык» (1906) и «Голос крови» (1903).

Увлекательны ли, наконец, произведения этого писателя? Едва ли человек, который читает что-либо, кроме вывесок, способен оторваться от чтения, взявши в руки книгу Джека Лондона.

Соответствует ли мораль этого автора общечеловеческим представлениям о гуманизме? Даже Ясен Засурский, литературовед сугубо прокоммунистического толка, в своей строго идеологизированной книжке «Американская литература XX века» (1984) отмечает: «В американской литературе Джек Лондон продолжает гуманистическую линию Уолта Уитмена».

«Чего ж вам боле?» Разве не достаточно, чтобы понять, что Джек Лондон — писатель талантливый, плодовитый и разнообразный? Что он не научит читателя никаким мерзостям? Что, напротив, научит мужеству, добру, пониманию красоты и любви к человеку, природе?

А с прокрустовым ложем идеологических мерок, увы, тут ничего не выйдет. Может быть, этим Джек Лондон, в самом деле, и велик.

Было бы так же трудно ограничить какими-либо рамками творчество такого крупного писателя, как

Думается, нельзя о нем толковать, не говоря попутно о его родном брате Уильяме Джеймсе (1842—1910), философе и психологе, о котором мы упоминали как об авторе термина «поток сознания».

Их отец Генри Джеймс-старший был вольнодумствующим теологом. Человек довольно богатый, он много путешествовал. С двумя совсем маленькими детьми семья провела в Европе два года (1843—1844), а затем несколько лет кочевала по США. Мальчики сменили несколько школ, а в 1856 году были отправлены на учебу в Европу. В Женеве, Лондоне, Париже, Булони, Бонне они усваивали языки и нравы «другого мира». Это входило в намерения отца, который, не давая им привыкнуть к какой-то одной почве, желал «вскормить их на другой — богатейшей и многослойной почве человеческой души» (Ричард П. Блэкмур).

Оба и сделали изучение человеческой души своей профессией.

Автор книги с красноречивым названием «Общество и преображенный человек», Джеймс-отец передал сыновьям свое неприятие общественного уклада и свою привычку преодолевать препятствия. Уильям и Генри-младший, унаследовав от него и способность к интенсивной духовной и творческой жизни, судили о человеке и окружающем его мире, выходя за пределы этого мира.

Философ Уильям ненавидел все формы тирании и всевластия: Он восхищался бесконечной изменчивостью Вселенной. В борьбе бедных людей с материальными невзгодами философ видел формирующий характер героизм, хоть и признавал, что, если эта борьба складывается слишком неблагоприятно Для личности, человеческий дух, скорее, будет сломлен, чем закален.

Писатель Генри Джеймс также видел направленность Вселенского зла против личности. Но, проникая в суть, испытывал чувство превосходства над обществом. И в современности — источнике ежедневной боли — видел присутствие вечности, его манившей.

Прагматик Уильям Джеймс демократически полагал, что представления истинны, если они полезны, а философия должна удовлетворять потребности не только философа, но и простого человека.

Генри Джеймс через десять лет после знакомства с Тургеневым и Флобером, которое сделало из него писателя, приобрел уже репутацию одного из самых рафинированных авторов. «Он был современен до мозга костей», — говорит о нем Р. Блэкмур. Поэтому слава усложненного и отчужденного писателя скорее разочаровывала его, чем льстила ему. Но попытки создать «популярные» пьесы закончились провалом: даже брат осудил эти его опыты. Уделом Генри было создание вымышленного мира вместо реальной жизни, не дававшей удовлетворения.

Мерл Керти пишет о Уильяме Джеймсе: «Его знание основано на громадном опыте, конкретных реалиях, терпимости к инакомыслию, предпочтении выбора и риска». Как психолог Уильям Джеймс полагал разум инструментом приспособления к окружающей действительности. Как философ он стремился примирить религию, биологию с ее теорией наследственности — и свободную волю, выбор и человеческие усилия.

Взгляды Генри Джеймса не воплотились в теоретические идеи, способные оказывать личности практическую помощь. Они существовали как образы, метафоры, в лучшем случае — как эстетические формулы.

Создавая, как уже было сказано, свою собственную реальность, он сталкивал ее с обыденными фактами, мещанской тупостью и заставлял своих героев делать выбор между отталкивающей, враждебной действительностью и интеллектом, в исключительных случаях — высший выбор: между жизнью и смертью. В этом конфликте добро и зло порой причудливо капитулируют друг перед другом. Но всегда через интеллект и вкус писатель выражает торжествующую идею человеческого достоинства.

Интересно упомянуть, что его брат, психолог, рассуждая о свободе воли, был уверен, что «психология никогда не дойдет до такого совершенства, чтобы быть в состоянии применять математически точные измерения к индивидуальным волевым актам», и утверждал: «Усилие воли составляет сокровенную сущность нашей духовной природы, мерило, при помощи которого мы оцениваем достоинство человека».

Генри Джеймс сознавал неизбежность конфликта всякого художника с любым обществом. Об этом трагическом конфликте повествует его роман «Родерик Хадсон» (1876), написанный вскоре после переезда в Европу. Сам Генри-младший, по замыслу отца, и должен был стать «экзотической противоположностью обществу, институты которого в то время приобрели детерминистский характер» (Р. Блэкмур). Уильям Джеймс также полагал, что «с этической точки зрения детерминизм должен быть ограничен»[37].