Читать онлайн «Краткий конспект истории английской литературы и литературы США». Страница 57

Таким образом, Зло, которое символизирует Белый Кит, можно истолковать и как проекцию зла, живущего в сознании самого капитана Ахава.

Историю Ахава и Моби Дика описывает матрос по имени Ишмаэл, которого писатель наделил некоторыми своими собственными чертами. Смертная тоска и ненависть к миру владеют Ишмаэлом в начале романа. Море, как магнит, влекущее каждого человека, кажется Ишмаэлу противоположностью миру с его несправедливостью. Лишь дикаря Квикега может Ишмаэл избрать себе в товарищи: «Каннибал, — восклицает он, — в тысячу раз лучше вас всех!» Ишмаэл — единственный, кто остается в живых после гибели «Пекуода», чтобы поведать нам о трагедии капитана Ахава. Но этот образ далеко не просто рассказчик. В нем важно то, что у него есть единственная цель в жизни — познание. Этот бывший учитель, хоть и беден, идет в плавание не для заработка. Он созерцатель, но в то же время аналитик. В Ишмаэле соединяются юношеская пламенность и скептицизм зрелости. Его влечет желание отыскать высшую нравственную силу загадочной Вселенной. Как и капитан Ахав, Ишмаэл решает свою философскую задачу благодаря встрече с Моби Диком. И, если мы говорим, что Моби Дик может быть рассмотрен как символ Вселенной, то таковым он является именно в восприятии Ишмаэла — бессердечный, безразличный к человеку мир без Бога и какой-либо цели.

Такое изображение мира и места человека в нем было кощунственно — особенно во время Мелвилла. Потому Мелвилл написал своему другу Готорну: «Я написал безнравственную книгу, но чувствую себя непорочным, как ягненок».

Готорн, в свой черед, заметил, что трагедия Мелвилла в том, что «он не мог верить, но и в неверии своем не находил удовлетворения».

В момент катастрофы китобойного судна один из матросов прибивает к мачте флаг. «И когда волны уже заплескались над головой индейца... в воздух поднялась краснокожая рука с молотком и размахнулась, еще прочнее прибивая флаг к быстро погружающейся стеньге». Что в этом финале — символ бессмысленности человеческой деятельности или образное утверждение непобедимости человека в схватке с Природой? Думается, концовка романа столь же многозначна, сколь и весь роман — сплав веры и неверия, эпоса и драмы, лиризма и философии, юмора и трагедии. Именно поэтому роман велик, как велик и его создатель.

Мы рассмотрели ведущих представителей американского романтизма — от юмора и занимательности В. Ирвинга, от цельных в своей чистоте и готовности отстаивать справедливость героев Ф. Купера — до пессимизма и болезненных фантазий Э. По, до мучительных поисков решения философских вопросов Г. Мелвилла. Ранние романтики США умели страстно выдавать вымысел за подлинное, делать его живым, почти осязаемым. Утопичность дружбы Чингачгука и Натти Бампо тому доказательство, так же, как и микромир «Морской волшебницы». Такие поздние романтики, как Натаниэл Готорн (1804—1864), были смелыми критиками своего времени. И, хоть и были мечтателями, полагали, что «человеческое сердце может быть сравнимо с пещерой — мрак и ужас лежат в глубине», как писал Готорн в своем дневнике.

Как и в европейском романтизме, в романтизме США зарождался реализм. Разумеется, как и в английском романтизме, у него не было четкой границы с реализмом, переход совершался постепенно. Но в наследство новому методу романтики оставили свое видение мира, свойственное таким писателям, как Джек Лондон или Ф. Брет Гарт, и критическое отношение к обществу, придающее литературе последующих десятилетий черты высокой гражданственности — как, например, в произведениях того же Лондона «Железная пята» и «Мартин Иден» или романах Теодора Драйзера.

Однако до того, как, по выражению критика Я. Засурского, Теодор Драйзер открыл XX век своим романом «Сестра Керри», американской литературе предстояло еще отразить события, происходившие в жизни страны во второй половине XIX века, главным из которых было движение аболиционистов — противников рабства.

Среди наиболее заметных авторов этого направления литературы называют поэтов Генри Лонгфелло (1807—1882) и Уолта Уитмена (1819—1892) и прозаика Гарриет Бичер-Стоу (1811—1896).

Профессор кафедры европейской литературы в Гарвардском университете Лонгфелло более всего прославился «Песнью о Гайавате» (1855), которая в России известна в великолепном переводе И. А. Бунина. В шестидесятые годы Россия зачитывалась его «Стихами о рабстве». Вероятно, сыграла роль недавняя крестьянская реформа.

«Литературная история Соединенных Штатов Америки» скептически оценивает этот сборник и его значение в творческом наследии поэта: «Лишь однажды, — пишет Оделл Шепард, — да и то с явной неохотой, обратился он по просьбе своего друга Чарльза Самнера к животрепещущей проблеме современности. Результатом этого неудачного опыта явились „Стихи о рабстве“ (1842)».

Точно так же и Уолт Уитмен в сборнике «Листья травы» в том же 1855 году, когда Лонгфелло издал своего «Гайавату», более поразил читателя своим могучим, космическим видением мира, нежели достойными уважения, но куда более сиюминутными в свете истории общества и литературы мотивами обличения рабства.

«Маленькая женщина, развязавшая такую большую войну» — так назвал президент Линкольн Гарриет Бичер-Стоу. С детства знакомая нескольким поколениям в разных странах «Хижина дяди Тома» (1852) принесла ей славу, но, вопреки почти истерическим возражениям советской литературной критики, надо признать правоту американских литературоведов, полагающих, что главное достоинство книги — в ее идеологической направленности, а вовсе не в профессиональном мастерстве писательницы. Мелодраматизм повествования, с младых ногтей воспринятая от отца-священника набожность автора, примитивность и прямолинейность образов лишают нас возможности говорить о романе как о выдающемся произведении литературы. Возможно, написанный на добрых два десятка лет ранее роман Р. Хилдрета (1807—1865) «Белый раб» не хуже, а то и лучше в литературном отношении. Аболиционисты рьяно искали авторов, которые могли бы стать рупором их идей. Гарриет Бичер-Стоу, печатавшая в дамском журнале морализаторские рассказы и повести, исполненные пуританского духа, получила от журнала аболиционистов заказ сочинить повесть, направленную против жестокостей рабовладельцев. И в меру своих скромных способностей выполнила этот заказ, к тому же — проявив большую осторожность: «Хотя ее пером водило страстное негодование, — отмечает О. Шепард, — она с поразительным тактом избежала нападок на южан. Все негодяи в ее романе — это выродки-северяне».

Став символом борьбы против рабства, писательница попыталась закрепить свой успех, но следующий роман, развивающий эту тему, «Дред, история о проклятом болоте» (1856) оказался крайне слабым.

Другие романы Бичер-Стоу — «Сватовство священника», «Жемчужина острова Орр» — описывают жизнь ее родной Новой Англии, побережья Мэн, исследуют пуританский характер, порой дают сочные типажи. Но слава «Хижины дяди Тома» затмила — возможно, незаслуженно — эти ее работы. Писательница сама старалась увеличить популярность нашумевшей книги, рассылая ее экземпляры разным знаменитостям: принцу Альберту, Диккенсу и другим. Успеху романа содействовали и его пиратские издания.

Ярым противником расизма был

Однажды на улице приискового города Аркаты в Калифорнии он стал свидетелем резни, учиненной местными расистами над индейцами. Будучи помощником редактора городской газеты, Брет Гарт напечатал гневную статью, заклеймив жестокость горожан. Ему пригрозили убийством, и Брет Гарт вынужден был бежать в Сан-Франциско. Уже лет через пять он стал одним из наиболее популярных и влиятельных литераторов города. В 1870 г. выходит его книга «Счастье Ревущего Стана и другие очерки», после которой писатель прославился не только в США, но и в Европе. Темой первых произведений Брет Гарта была суровая действительность Дальнего Запада. Благодаря ему американская литература, дотоле охватывавшая главным образом восточные штаты, особенно — Новую Англию, расширила свои границы. Подобно Уитмену, он видел благородство простых тружеников-золотоискателей, передавал их грубую речь, шокируя издателей и читающую публику. Именно он открыл в своих рассказах и романах («Габриэл Конрой», «Кларенс») дорогу в литературу новому герою, порой неотесанному, но всегда глубоко человечному.

Литературная слава Брет Гарта была недолгой. Переехав на восток, он испытывал трудности при публикации своих произведений, а в 1878 г. вынужден был уехать: сначала в Германию, а после — на дипломатическую службу в Англию, где и умер.

Марк Твен писал: «Он человек большого дарования, и мог бы многое сделать для нашей литературы и для себя, если бы ему больше повезло».