Читать онлайн «Приключения слов». Страница 30

Вместе с алхимией перешли в Европу и термины эликсир и алкоголь, оба в близком друг другу значении тонкий чистый порошок.

Эликсир – тоже арабское слово, состоящее опять-таки из приставки аль и греческого слова, означающего сухой: это слово xerion повторяется в терминах ксероформ (кровоостанавливающий и дезинфицирующий порошок) и ксерофильный (тип растений, требующий сухой почвы).

Оба термина – эликсир и алкоголь – стали обозначать тончайшее, чистейшее вещество и самый «философский камень», способный превращать простые металлы в золото. При этом и то и другое слово стало применяться преимущественно к жидкостям, потому что для алхимиков самым высшим способом превращения вещества была перегонка, а это способствовало представлению о жидкости, как о высшем (по сравнению с твердым) состоянии вещества, тем более что жидкости действительно оказывались и физически и химически более подвижными и деятельными, например, кислоты и растворы. Поэтому и эликсир и алкоголь в качестве высших алхимических понятий легко перешли от значения чистого тонкого, сухого порошка к значению сильнодействующей, крепкой, чистой, высшего типа жидкости. Отсюда, между прочим, развилось и представление об эликсире как о волшебном напитке, которое отразилось в известной повести Гофмана «Эликсир сатаны» и в ряде других произведений подобного рода.

Но по мере того, как алхимия в тщетных опытах смешивания, нагревания, растворения и выпаривания всевозможных веществ становится подлинной наукой, химией, блекли и старинные фантастические представления, и термины алкоголь и эликсир спустились из туманных высот воображения на твердую почву. Эликсир стал скромным медицинским термином, означающим лечебное питье (теперь заменено термином микстура, буквально значит смесь). Алкоголь стал означать очищенную и крепкую, благодаря перегонке, основу – то, что теперь называется эссенцией. Одной из важнейших таких эссенций была винная, винный спирт, получение которого в чистом виде было большим достижением старинной химии.

Извлечение опьяняющей основы вина, которая оказалась прозрачной, легко воспламеняемой (горящей голубым огнем) летучей жидкостью, обладающей большой растворяющей способностью и не замерзающей (в условиях того времени), естественно, произвело большое впечатление на ученых той эпохи. Ведь это была «душа» вина! Поэтому-то и назвали его «винным спиртом»: по-латыни спиритус вини (spiritus vini) означает буквально дух вина. От того же слова спиритус образован термин спиритизм – вызывание духов и переговоры с ними через посредство медиумов или «столоверчения», которым очень увлекались во всей Европе во второй половине XIX столетия.

По-французски винный спирт также называется до сих пор «духом вина»*. [*В термине esprit-de-vin (винный спирт) слово esprit (дух) ведет происхождение от латинского spiritus. (Прим. ред.)]. По аналогии с ним спирт, последний продукт перегонки дерева, назвали древесным спиртом. Вместе с этим и значение алкоголь сосредоточилось на винном спирте. Но еще в начале XIX века английский поэт Кольридж, современник Пушкина, применяет для характеристики человека выражение «алкоголь эгоизма», в котором алкоголь еще сохраняет свой старинный, полутаинственный смысл чистейшая суть вещества.

Верблюды останавливаются один за другим, устало сгибают сначала передние, потом задние ноги, опускаются на колени и медленно ложатся на землю. Они лежат в позе, в которой изображен маленький верблюд на памятнике известному путешественнику Пржевальскому в Саду трудящихся в Ленинграде*. [*Ныне Александровский сад. (Прим. ред.)]. Верблюд приучен так ложиться, чтобы всадник мог легко сходить с него и садиться снова.

Какое наслаждение после утомительной тряски под палящим солнцем и ветром, который бьет в лицо раскаленным песком, оказаться, наконец, к ночи под тенью пальм и кустов, у студеного источника! Долог был путь от оазиса к оазису через пустыню.

Всадники спешиваются, поят верблюдов, засыпают им корму, доливают выпитые за дорогу бурдюки свежей водой из источника, и только после этого садятся сами на отдых.

Такая стоянка называется по-арабски альманах, что означает буквально место, где сгибаются колени (подразумеваются верблюжьи колени).

Но человек невольно переносит свои отношения и свойства на окружающий мир, представляя себе явления природы в образе живых существ, поступающих так, как привык он сам поступать, и создавая богов, подобных себе. Солнце, луна, планеты, созвездия движутся по небу, совершая определенный путь, как караваны в пустыне. На этих небесных дорогах также должны быть стоянки.

Мы говорим о летнем и зимнем «солнцестоянии», это дни, когда высота солнца над горизонтом в полдень максимальна (летом) или минимальна (зимой). Потом те точки на горизонте, откуда восходит и куда садится солнце, с каждым днем перемещаются, как будто солнце после отдыха опять прокладывает себе ежедневно новый путь. Планеты также, вследствие движения земли вокруг солнца, как будто останавливаются на некоторое время, как бы для отдыха, подымаясь в течение нескольких ночей примерно в том же месте, а затем их орбита опять начинает смещаться.

Эти стоянки небесных светил совпадают со сменой времен года, указывая наступление периода дождей, ветров, сроков прорастания, цветения и созревания плодов и определяя таким образом последовательность земледельческих работ, этапы пастушеской жизни. Для земледельца и пастуха весь обиход жизни строился по этому круговороту природы, по этому календарю, таблицей которого служило ему небо. Из этой необходимости очень рано возникают начала астрономии, и, как это ни удивительно, древний человек или современный «дикарь» знает жизнь неба гораздо лучше, чем нынешний средний городской обыватель, который часто не знает даже, когда бывает равноденствие или когда будет ближайшее новолуние.

Поэтому нетрудно понять, каким образом «стоянка» небесных светил, а затем весь маршрут планет и созвездий, определяющий течение года, могли получить в арабском языке название альманах. Так это слово пришло к значению календарь.

В этом значении календарь слово альманах пришло в Европу и вошло во все европейские языки, начиная с испанского и итальянского, которые заимствовали его непосредственно из арабского*. [*Оксфордский этимологический словарь прослеживает западноевропейские варианты альманаха от средневековой латыни (где зафиксировано almanac), считая происхождение слова неясным. (Прим. ред.)]. Так назывались с XII века календари, снабженные таблицами фаз луны и движения планет, датами солнцестояний и равноденствий, восхода и захода солнца, луны, планет и созвездий. Нередко в них помещались и предсказания на будущий год. Потомки этого типа альманаха – справочного ежегодника – живут до сих пор. Наиболее престарелые и почтенные из их: «Морской альманах» английского Адмиралтейства, издающийся с 1714 года, и «Астрономический альманах» Парижской обсерватории.

Календарь был в старину очень распространенной книгой. Нередко это была единственная книга, которая имелась в доме. Это объяснялось, прежде всего, полезностью тех разнообразнейших сведений, которые содержались в старинном календаре. Заинтересованность в них была тем больше, что люди не располагали в то время другой литературой по этим вопросам. Календарь был своего рода обывательской энциклопедией знаний. И эту единственную книгу читали и перечитывали много раз. Были и специальные календари-справочники, которые давали сведения, иногда очень близко интересовавшие специального читателя. Отец Гринева в «Капитанской дочке» Пушкина ежегодно получал «Придворный календарь», заключавший перечень лиц, занимавших высшие должности.

Гринев делится своими впечатлениями:

«Эта книга имела всегда сильное на него влияние. Никогда не перечитывал он ее без особого участия и бывало по целым часам не выпускал уже из своих рук. И чтение это производило в нем всегда удивительное волнение желчи»...

От чего это «волнение желчи»? От того, что самолюбие Гринева-старшего страдало, когда он узнавал из «Придворного календаря» о карьере, которую делали его бывшие товарищи, не бросившие службы, как он.

В «Горе от ума» Грибоедова забавное препирательство Фамусова с Хлёстовой по поводу того, каких размеров состояние Чацкого, дает нам знать, что в старину были календари, заключавшие подобные сведения.

–Был острый человек. Имел душ сотен три, – говорит Хлёстова.

–Четыре, – поправляет Фамусов.