Читать онлайн «Викинги. Мореплаватели, пираты и воины». Страница 37

Поскольку подобные подгонки осуществлялись исключительно за счет опытных рук и наметанного глаза, некоторые специалисты высказывают мнение, что на данной стадии работ приходила пора корабелу воспользоваться мерилом. Такая «линейка» представляла собой длинную палку с заранее нанесенной разметкой, которая позволяла мастеру сверять пропорции каждого из поясов на разных участках по всей длине с рядом узелков на фиксированной линии, пролегавшей от носа к корме. Как вариант могли использоваться лекала или своеобразные лодочные мерила, помогавшие определить угол установки каждого из поясов обшивки. Надо особо подчеркнуть, однако, что многие корабелы, включая традиционных строителей малых судов в Скандинавии сегодня, остерегаются применять такого рода подспорья.

После того как на уровне ватерлинии устанавливался мегинхуф, наступал черед ставить на свои места кильсон, шпангоуты, поперечины и вертикальные подкосы. Над мегинхуфом возвышались затем еще от четырех до шести поясов обшивки, в которых прорезались отверстия и к которым добавлялись верхние «ребра». И вот наступал черед крепить мачтовый хвостовик и приторачивать на рулевом борту у кормы установку для корректировки направления движения судна. После этого ладью смолили и конопатили всюду, где только могли остаться малейшие зазоры, и спускали на воду. Затем проводились дотошные проверки на предмет возможных протечек, закладывался и добавлялся, что называется, до упора балласт, после чего мастер-корабел — если все шло нормально — с удовольствием констатировал факт, что работа выполнена вполне удовлетворительно и судно подобающим образом «сидит» на воде. Коль скоро все на этой стадии протекало нормально, корпус ладьи был готов к оснастке.

Строители водружали мачту и крепили к ней рею при помощи «ракке» (rakke — специальная деревянная или веревочная муфта, которая удерживала рею на мачте, обеспечивая по мере надобности возможность вертикального движения по ней. — Прим. пер.). Если судно предназначалось для торговых операций, его снабжали двумя или четырьмя веслами, однако, если ему предстояла воинская карьера, речь могла идти о 30 или даже 60 веслах разной длины. Настилалась палуба, затем в зависимости от кошелька потенциального владельца к конструкции могли прибавить сходни, бочки для воды и железный якорь — изделие, которое ковал кузнец и которое требовало от него большого опыта и мастерства.

В непосредственной близости от верфи трудились другие мастера и рабочие, а также и женщины, задача которых состояла в изготовлении парусов и разнообразных веревок, применяемых в такелаже судна. Свидетельства археологического и документального плана в том, что касается парусов и оснастки, в эру викингов довольно скудны, однако внимательное изучение изображений кораблей на камнях и монетах в период с VIII по XI столетие дает нам в руки своего рода ключи, как и проработка этнологических материалов из Северной Норвегии, где еще в середине XX века рыболовецкие традиции диктовали применение большого прямоугольного паруса. Производство материи, а затем пошив из нее парусов, размеры которых варьировались от 45 до 100 кв. м, являлось, несомненно, не просто нелегким, но и труднейшим делом, требовавшим простора и множества рабочих рук, не говоря уже о навыках и мастерстве мастериц и работниц, так что получавшиеся изделия бывали дорогостоящими, но тем не менее необходимыми. Насколько известно, парусную материю ткали из грубой шерсти, иногда сшивали ее в два слоя, протравливая воском или маслом, чтобы сделать устойчивыми к воздействиям стихии. Чтобы уберечь их от коробления и провисания из-за пропитки, паруса, возможно, усиливали сетками из проложенных по диагонали веревок или тонких кожаных шнурков. Вполне вероятно, что на каменной картине IX столетия из Готланда изображено именно такое приспособление, которое непременно привело бы к появлению на парусах тех характерных ромбов, которые часто встречаем мы в художественных источниках.

На большинстве подобных «панно» также видна «паутина» из разного рода лент внизу паруса, которые, судя по всему, отражают рифовые шнуры. Все эти устройства по принципу действия, должно быть, сходны с парусной оснасткой севернонорвежских рыболовецких лодок, ибо те тоже имеют вплетенные в поле паруса веревки, которые при затягивании их сминают пространства между ними, что приводит к уменьшению площади поверхности паруса. Как альтернатива этому, три или четыре горизонтальных ряда рифовых шнуров давали возможность подвернуть парус, подвязать его и таким образом укоротить. Паруса, несомненно, усиливали по краям веревкой, которая сама по себе, значительно варьировавшаяся по толщине, являлась постоянным спутником моряков и корабелов, используемая как булини, перлини, шкоты и всевозможные крепежи и канаты.

Веревки плелись из конского волоса, лубяного волокна, пеньки и из кожи моржей, китов и тюленей. Из сохранившихся графических свидетельств современников рассматриваемой эпохи напрашивается вывод, что стоячий такелаж был простым и минимальным. Резьба на камнях, изображения на монетах и настенных рисунках неизменно показывают корабли с двумя или тремя вантами, поддерживающими мачту. Они, по всей видимости, крепились к верхним поясам обшивки при помощи пазовых соединений или же через отверстия, просверленные в шпангоутах, а может быть, за счет металлических колец, прикрепленных к тем же шпангоутам или поперечинам. Дополнительную прочность мачте предоставляли передние и задние опоры, закреплявшиеся соответственно у бака и юта. В бегучий такелаж непременно включался фал, который, проходя через отверстие около топа мачты, облегчал задачу подъема и спуска реи и паруса. Угол реи корректировался двумя канатами, тогда как для управления парусом годились другие веревки и канаты — шкоты, булини, таклини и тройной шкот, крепившийся к середине нижней части паруса. Вся оснастка пролегала через множество шкивов, блоков, колец, хомутов и т. п., некоторые из которых уцелели в Усебергском и Гокстадском захоронениях. Предположения о том, как и каким образом они функционировали, остаются, однако, в области догадок.

В начале IX столетия серьезные подвижки в кораблестроении, приведшие к заметному совершенствованию конструкции судов и их оснастки на протяжении двух предшествующих поколений скандинавов, дали старт набегам викингов на побережье Европы. Набеги осуществлялись командами, которые имели при себе товары для продажи или бартерного обмена, однако когда подворачивалась возможность, викинги отваживались применить силу и отобрать то, что им приглянулось. Почти совершенно точно известно, что ходили они в походы на кораблях, называемых карви. Годные для дальних рейдов, торговли или просто прогулок вдоль побережья, подобные суда получили широкое распространение — именно такие ладьи были обнаружены в королевских погребальных курганах в Усеберге и в Гокстаде, что в Норвегии.

Несомненно, Усебергская ладья представляет собой самый потрясающий корабль, сохранившийся и дошедший до нас из далекой эры викингов. Раскопки шли летом 1904 г. неподалеку от фермы Усеберг на западном берегу Осло-Фьорда в округе Вестфолд (Норвегия).

Судно погребли в стороне от моря, неподалеку от ручья. Изначально ладью скрывал внушительный могильный курган, достигавший 6,5 м в высоту и 40 м в диаметре, однако к тому времени, когда профессор Габриэль Густафсон приступил к раскопкам, время — многие столетия — сделало свое дело, снизив высоту холма всего до 2,5 м. Оседание кургана и вызываемое им повышение давления воздуха привело к появлению почти совершенно изолированного и герметичного пространства внутри, что в сочетании с другим фактором — консервирующими свойствами сырой голубой глины — максимально замедлило процесс разложения и помогло сохранить не только сам корабль, но и, что называется, сопутствующее снаряжение, захороненное с ним.

Между тем захоронению не повезло. Еще в раннем Средневековье гробокопатели пробили туннель в курган, прорубились через нос корабля и через крышу усыпальницы. Скелеты обитателей, а точнее, обитательниц гробницы, двух женщин, и некоторые их личные вещи были разбросаны, и нет никаких причин удивляться тому, что археологи не обнаружили в могиле ни следа украшений или каких-либо драгоценных металлов.