Читать онлайн «Рассказы о книгах». Страница 14

В противовес этому русские просветители выдвигали свою систему воспитания, основанную на теориях Руссо.

Радищев в «Житие Ушакова» делает шаг вперед, и, приводя в качестве своеобразного примера студенческий бунт в Лейпциге против жестокого обращения надзирателя Бокума, предлагает воспитывать «сынов отечества» в духе непримиримой ненависти к поработителям.

О революционности и смелости высказанных в книге суждений лучше всего свидетельствует письмо сотоварища по образованию Радищева — А. М. Кутузова, которому посвящена эта книга. В своем письме на имя Е. И. Голенищевой—Кутузовой последний пишет: «Книга наделала много шуму. Начали кричать: какая дерзость, позволительно ли говорить так и прочее и прочее. Но как свыше молчали, то и внизу все умолкло…»10

И «свыше» и «внизу» молчали, однако, не долго. С момента ареста Радищева 30‑го июня 1790 года и уничтожения его «Путешествия» все произведения писателя усердно изымались, как из продажи, так и из частных собраний.

Получилось даже так, что книга «Житие Ушакова» стала значительно более редкой, чем само «Путешествие». Если уцелевших экземпляров последнего насчитывается сейчас библиографами все–таки около четырнадцати, то «Житие Ушакова» известно в количестве всего пяти–шести, включая и находящийся в моей библиотеке экземпляр.

Логика подсказывает причину такой разницы. «Житие Ушакова» возбуждало у современников интерес несравнимо более слабый, чем «Путешествие». Если для утайки последнего стоило даже рискнуть, то охотников рисковать ради «Жития Ушакова» было куда меньше. Отсюда, как мне думается, и меньшее количество дошедших до нас экземпляров этой книги.

«Житие Ушакова» было продано поэту Демьяну Бедному, примерно, в 1930 году московской Книжной лавкой писателей, куда этот экземпляр поступил из собрания известного библиофила доктора А. П. Савельева.

Обстоятельства, при которых книга эта перешла от Демьяна Бедного в мою библиотеку, как мне кажется, не лишены интереса и я позволю себе рассказать о них здесь.

*

Не все, может быть, знают, что скончавшийся в 1945 году замечательный советский поэт Демьян Бедный (Ефим Алексеевич Придворов) был большим знатоком и страстным любителем книги. Свою огромную (свыше тридцати тысяч томов) библиотеку он собирал несколько десятков лет и, доведя ее до совершенства в смысле полноты и подбора, отдал в Государственный литературный музей (Москва).

— Устраивай книги на место, пока сам еще жив. Не оставляй их сиротами!

Так, примерно, говаривал мне поэт, до самозабвения влюбленный в русскую литературу и в русскую книгу. Но отдав свою великолепную библиотеку в музей, он заскучал и… начал собирать книги снова. Буквально за несколько дней до смерти Демьян Бедный еще путешествовал по букинистическим магазинам, похохатывая и радуясь той или иной находке.

Знал он книгу, как сейчас знают только немногие. Не было такого вопроса в русской литературе, на который бы не ответил Демьян Бедный. От допетровских старинных «Вечерей душевных» до новой современной книги, вышедшей только вчера, — все знал и любил этот самобытный, талантливый русский поэт.

— Ефим Алексеевич, — обратился я раз к нему, будучи тогда еще сравнительно молодым собирателем, — как вы думаете, стоит ли мне взять «Житие Ушакова» Радищева в издании 1789 года?

Я не обратил внимания на паузу, которую сделал Демьян, прежде чем ответить. Он знал, что я беспрекословно слушаю его советы — взять или не взять ту или иную книгу, и частенько звонил мне сам, рекомендуя: в такой–то лавке есть такая–то книга — возьми!

Он любил людей, ценящих книгу, и мог возненавидеть человека, небрежно с ней обращающегося. Он был рыцарем книги!

На этот раз, после паузы, он спросил, как бы совсем равнодушно:

— Где это тебе предлагают Радищева?

— Да вот, в Лавке писателей, — отвечаю, — только дороговато просят. Радищев–то, Радищев, но, все–таки «Житие Ушакова» это же не «Путешествие из Петербурга в Москву»! Как вы посоветуете?

И опять я не обратил внимания ни на сверлящие глаза Демьяна, ни на то, что поэт и на этот раз оставил мой вопрос без ответа.

За ночь раздумья я, все–таки, решил взять книгу и часов в 12 дня пошел в лавку. Велико же было мое изумление, когда мне заявили, что Демьян Бедный часов в 8 утра, за час до открытия лавки, дежурил у ее дверей, вошел первым, купил «Житие Ушакова» и просил передать, если кто меня увидит, чтобы я немедленно явился к нему на квартиру в Кремле. Через несколько минут Демьян пушил меня на все корки.

— Книгу, конечно, я взял себе! — гремел он. — Может быть это и не красиво, и не этично — пожалуйста! Но собиратель, который смеет советоваться — взять или не взять ему «Житие Ушакова» Радищева — обладать этой книгой не имеет права. Можно не знать многого, но не знать, что каждая прижизненная книга Радищева — на вес золота, значит не знать ничего! Собирай марки! Коллекционируй подштанники великих людей, но не смей думать о книгах!

Позже в мою библиотеку пришло и само «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева и многое другое, но все мои собирательские радости не могли изгнать из памяти тех огорчительных дней, которые пережил я, попавшись Демьяну, как карась на муху…

— И не отдам! — гудел Ефим Алексеевич, — пока не увижу, что ты хоть что–нибудь знаешь о книгах! И не заикайся — срам!

Года три после этого, когда возникал какой–нибудь «книжный вопрос», Демьян ехидно говорил:

— А вот спросим у знаменитого библиофила Сокольского! Иногда, удовлетворенный ответом, он добродушно подшучивал:

— Вот, вот, еще лет пяток и выманит он у меня «Житие Ушакова»!

Выманить удалось чуточку раньше. Надо заметить, что у меня хорошая память, развитая, вероятно, профессионально, как у артиста. Как–то, копаясь в книгах Демьяна Бедного (редко кому позволял он это делать!), я обратил внимание на маленькую книжку издания 1827 года — «Фемида». В книжке говорилось о правах и обязанностях лиц женского пола в России, и представляла она собою нечто вроде свода судебных узаконений по женскому вопросу 11.

Для работы над каким–то фельетоном для «Правды» Демьяну потребовалась именно эта книга. Звонок: — Слушай, «знаменитый библиофил», нет ли у тебя, случайно, книжки «Фемида» 1827 года?

Я затаил дыхание. Как? Я видел книгу у самого Демьяна на полках, а он ее разыскивает? Он, считающий незнание книг собственной библиотеки — самым смертным грехом на земле? Ну, сейчас грянет бой!

Дипломатично ответил, что сию минуту приеду. Приехал с вопросом:

— А разве у вас, Ефим Алексеевич, нет этой книги?

— Да нет, понимаешь–ли! Ищу ее лет десять — ну не попадается, да и только. Книжка–то чепуховая, а вот нужна. У тебя–то она есть?

— У меня, Ефим Алексеевич, ее нет, но у одного моего знакомого собирателя она имеется. Собиратель, правда, чудной: книг насбирал уйму и даже не знает — какие у него есть, каких нет…

— Кто это безграмотное чудовище?

— Да вы его знаете, Ефим Алексеевич! Это — известный поэт Демьян Бедный. Книга у него дома в четвертом шкафу, на второй полке, а он, видите ли, ее десять лет у других разыскивает…

Пауза была тяжелая, как камень. Демьян молча открыл несгораемый шкаф, в котором у него хранились наиболее редкие книги, достал радищевское «Житие Ушакова», сел за стол, раскрыл книгу и, вынув самопишущее перо, все еще молча, написал на обратной стороне переплета:

«Уступаю Смирнову—Сокольскому с кровью сердца! Демьян Бедный».

Молча отдал мне книгу, и я, так же молча, унес домой драгоценный подарок поэта.

Сейчас его собственные книги стихов тоже стоят у меня на полках, как на жердочках птицы.

Но это грозные, суровые птицы. Орлы!

Подаренная Демьяном Бедным книга «Житие Федора Васильевича Ушакова» издания 1789 года — одна из самых замечательных русских книг в моей библиотеке.

Когда всеми правдами и неправдами Радищеву удалось провести через цензуру (как именно, будет рассказано в следующей главе) рукопись «Путешествия из Петербурга в Москву», перед ним встал вопрос: где же ее напечатать?

Радищев обратился к известному московскому типографщику С. Селивановскому. Опытный типографщик, прочитав рукопись, понял, «чем она пахнет», и печатать категорически отказался. Что было делать? Обращаться к Николаю Ивановичу Новикову, крупнейшему издателю и просвещеннейшему деятелю того времени, не имело смысла. В этот год положение самого Новикова было уже весьма критическим, и он, несмотря на близкое знакомство с Радищевым, печатать такую книгу никогда бы не согласился.

Радищев решается завести собственную типографию. В материалах следствия по поводу издания «Путешествия» имеется такое его собственноручное показание: «Прошлым летом (1789) — получил я стан типографский от Шнора и с литерами, за который ему еще всех денег не отдал; но не мог начать печатание прежде прошлой зимы (1789–1790). Первую книжку в один лист на оном я напечатал под заглавием «Письмо к другу в Тобольске»12, вторую «Путешествие»13.