Читать онлайн «Ганнибал». Страница 18

Вместе с тем все эти разновидности восходят к единому языку, возникшему не позже VII века в Тартессе, и основой их письменности является, с некоторыми вариациями, финикийский алфавит. Правда, собственно финикийские надписи встречаются на побережье Андалусии нечасто, однако греческие надписи попадаются археологам еще реже и не выходят за пределы узкого кольца, окружавшего фокейскую колонию Эмпории в Каталонии (J. De Hoz, 1991, pp. 669–678). Что касается надписей, представляющих собой греческую транскрипцию иберийских диалектов, то таковые обнаружены лишь на небольшом участке испанского Востока, в районе Аликанте и Мурсии (P. Rouillard, 1991, pp. 334–335). Что и неудивительно: именно здесь расположен город Эльче, родина знаменитого бюста, являющего собой самый яркий образец подражания иберийских мастеров классическому греческому искусству.

Берущее начало в глубокой древности культурное влияние, равно как и не менее твердо устоявшиеся торговые связи, ни в коем случае не могут подменить собой политическую и административную структуру и то, что на современном языке мы называем военной организацией — систему материально-технического снабжения армии и организацию тыла. Поэтому мы не можем судить о том, в каком состоянии застал Гамилькар общественные дела по приезде в Гадес (ныне Кадис) в 237 году, — у нас просто нет таких данных.

Старинный финикийский город, расположенный на самой оконечности острого мыса, вдающегося в Атлантический океан, а со стороны материка защищенный широким устьем Гвадалета, встретил вновь прибывших с гостеприимством. Конечно, здесь они чувствовали себя в полной безопасности, но что творилось за пределами города? Многих факторий, которые в прошлом тесно усеивали побережье Андалусии вдоль Геркулесовых Столбов, больше не существовало. Обитатели прежних Хоррера и Тоскана перебрались в основанные поблизости Морро-де-Мескитилья и Серродель-Мар. Кроме того, былое финикийское присутствие еще чувствовалось в Малаге. Побывавший здесь во времена Августа Страбон (III, 4, 2) поражался сохранившимся следам типично финикийской городской планировки. Финико-пунийцы находились и в Альмуньекаре, основанной на месте древнего города Секси, и в Адре, где в течение всего доримского периода существовала Абдера. Таким образом, можно считать более или менее установленным, что все население прибрежной полосы нижней Андалусии относилось к Гамилькару и его воинам вполне дружественно, а сам этот край мог рассматриваться им как надежный тыл. При этом лишь один из коренных народов, обитавших в этой области, в частности, в окрестностях Малаги — греки называли их бласто-финикийцами, а римляне — бастуло-пунийцами, — говорил на одном из семитских наречий.

За пределами прибрежной части испанского Востока Карфаген издавна утвердился на Ивисе, откуда контролировал и остальные острова Балеарского архипелага. Вскоре у нас будет возможность убедиться, насколько ценной окажется для карфагенян эта средиземноморская база. Что же касается самого полуострова, то непохоже, чтобы культурное и торговое присутствие пунийцев сопровождалось политическим влиянием. Именно в экономическом аспекте следует рассматривать и второй договор, заключенный между Римом и Карфагеном в середине IV века (348 год) и известный нам в переводе Полибия (III, 24), точнее, географический раздел этого договора, согласно которому крайняя западная граница римского пиратства, торговой и возможной колонизационной деятельности устанавливалась по границе города Мастия Тарсейская. То, что этот город находился на восточном побережье Испании, не подлежит никакому сомнению, а некоторые исследователи даже предполагают, что именно на его месте в дальнейшем возникла Картахена. Указанная статья договора, бесспорно, свидетельствует о прозорливости карфагенского сената, предугадавшего, какую опасность может таить в себе стремительно набирающий силу италийский город. Вынужденный конкурировать на Иберийском полуострове с греками в области торговли и культуры, Карфаген отнюдь не стремился включать в начатую партию третьего игрока. Рассматривая дипломатическую активность Карфагена в качестве признака его присутствия на юго-востоке Испании вплоть до мыса Нао, которое, вероятно, поддерживалось военными рейдами, некоторые исследователи (например, G. и С. Picard, 1970, р. 334) связывают с последними следы разрушений местных поселений, датируемых археологами IV веком до н. э. Однако сегодня историки уже пришли к общему мнению, что это обстоятельство не может служить веским доказательством военного присутствия Карфагена на Иберийском полуострове в эту эпоху (P. A. Barcelo, 1988, р. 132). Пожалуй, стоит согласиться с одним из лучших знатоков истории Карфагена, что трудности, с которыми столкнулся Гамилькар в ходе осуществления своей испанской миссии, достаточно явно свидетельствуют: до начала реконкисты, проводимой под руководством Баркидов, Карфаген оставался для населения затронутых областей всего лишь партнером по торговле и культурному сотрудничеству, пусть даже и привилегированным (P. Rouillard, 1991, р. 235).

Мы сказали: реконкиста. В самом деле, разве не это имел в виду Полибий, когда определил задачу Гамилькара следующим образом: «Поправить в Иберии дела Карфагена» (II, 1, 6)? К сожалению, рассказу об исполнении этой миссии греческий историк уделяет всего несколько строк, вынуждая нас в поисках верного пути обращаться к менее надежным провожатым.

Разумеется, Гамилькар прежде всего обратил взор к золотым и серебряным рудникам сьерры Морена, установление контроля за которыми, желательно непосредственного, входило в его первостепенную задачу. Наверное, договориться с народами, считавшими себя «тартессийцами» (например, с бастетанами), издавна поддерживавшими тесные связи с Карфагеном, не составило труда, — вопреки Диодору, называющему последних в числе племен, с которыми Гамилькару пришлось сражаться. Но вот турдетаны (или турдулы), обитавшие к северу от Севильи и Кордубы, на отрогах горного хребта, оказали пунийцам яростное сопротивление, поддержанное кельтиберами, выступившими под предводительством двух братьев, одного из которых, согласно Диодору, звали Истолатием. Гамилькар с легкостью расправился с ними, а оставшихся в живых после схватки врагов в количестве трех тысяч человек включил в свое войско. Некоторое время спустя карфагенскому военачальнику пришлось давать отпор целой армии, возглавляемой еще одним кельтиберским вождем — неким Индортесом, — которому якобы удалось объединить вокруг себя 50 тысяч воинов. Цифра вызывает у нас сильнейшие сомнения и кажется явно завышенной, но, как бы там ни было, всю эту рать Гамилькар обратил в бегство, даже не вступая в открытый бой. Если верить Диодору (XXV, 10, 2), карфагенский полководец умело проводил политику устрашения. Захватив в плен Индортеса, он приказал выколоть ему глаза, подверг его жестоким пыткам и в конце концов распял на кресте. Зато с пленными солдатами он повел себя более чем великодушно, отпустив десять тысяч человек на волю. Как утверждает сицилийский историк, это был пример разумного сочетания дипломатии с силовыми методами!

По всей видимости, с первой частью своей миссии Гамилькар справился быстро. Возобновление чеканки серебряной монеты, отмеченное в Гадесе в эти годы, свидетельствует о реорганизации рудников сьерры Морена (С. Alfaro-Asins, 1988, pp. 75, 126). И хотя мы не располагаем никакими материальными свидетельствами того, что глава клана Баркидов наладил отправку в Карфаген караванов с драгоценным металлом, нехватка которого так осложнила жизнь республики в годы войны с наемниками, подобное предположение кажется нам вполне логичным. Но и после войны нужда метрополии в серебре не уменьшилась, ведь Карфаген ежегодно выплачивал Риму военную контрибуцию. В некоторых источниках встречается упоминание о римском посольстве, явившемся к Гамилькару в 231 году с целью выведать, чем занимался полководец в Испании. На этот вопрос Гамилькар якобы ответил, что он трудится не покладая рук, обеспечивая возврат долга Риму (Дион Кассий, фрагмент 46). При всей своей апокрифичности этот «анекдот» дает ясное представление о задачах, стоявших перед Гамилькаром, а следовательно, и перед карфагенским сенатом.

Быстро разобравшись в обстановке, он, очевидно, понял, что не сможет успешно продолжать начатое дело, ограничив контроль над побережьем нижней Андалусии и бассейнами рек Гвадалквивира и Гвадалета. Следовало расширить зону своего влияния на восток, хотя бы до мыса Нао, глядящего через морской простор прямо на Ивису. Действительно, в ясные дни с оконечности мыса взору открывались очертания этого острова, на протяжении нескольких веков находившегося под политическим и военным контролем Карфагена. В следующие четыре года — с 235-го по 231-й — Гамилькар провел множество кампаний, направленных на покорение народов, обитавших в окрестностях Мурсии (бастетаны или мастиане) и Эльче (контестане), которые, как мы уже успели убедиться, благодаря своим контактам с греками достигли высокого уровня не только художественной, но и материально-технической культуры. Так, в античные времена высоко ценилось оружие, изготавливаемое в этих областях, особенно знаменитые кривые сабли — фалькаты, отличный образец которых хранится ныне в Мадридском музее.