Читать онлайн «Фридрих Барбаросса». Страница 51

Хотя Барбаросса лично и не посещал больше Арелат в позднейшие годы своего правления, он должен был и далее энергично поддерживать там свои права изданием постановляющих документов. При этом особенно бросается в глаза то, каким гибким, прагматичным, демонстрирующим высокую приспособляемость образом проявлял он свою активность. В противоположность его более ранним грамотам, здесь наряду с интересами местных епископов выделяются также интересы находящихся на подъеме городских кругов. Принципиально акцентируя епископские позиции, Штауфен демонстрировал, что признает вполне широкое, учитывающее и эти общественные силы, регулирование отношений традиционных властей на определенной политической сцене ради их взаимного согласия. Помимо этого он также явно искал компромисса с могущественными знатными фамилиями и в случае с сеньорами Бо и с епископской резиденцией Оранжем был даже готов отказаться в пользу господства знати над городом от постоянной, обычно сохранявшейся епископальной модели городской власти[508]. Готовый к компромиссам политик, правилом всех мероприятий которого было соблюдение высших интересов Империи, — именно в качестве такого выдающегося политического таланта являет себя Штауфен и в рамках своего господства в Бургундии, позиции которой в структуре Империи не в последнюю очередь определялись ее пограничным положением относительно королевства Франция.

Церкви как одной из наиболее значительных «государственно-несущих» сил в средние века отводилась абсолютная решающая роль в созидании Империи. Отношение государя к миру духовенства, к папству как к вершине церкви и к епископату, орденскому и немонашескому клиру как к ее базису должно рассматриваться, соответственно, в качестве центральной сферы имперской политики. В десятилетия борьбы за инвеституру отношения между Imperium и sacerdotium приняли вид всемирно-исторического противостояния. В основе этого лежали феномен королевского или императорского влияния на церковь, так отчетливо сформировавшийся в связи с оттоновской системой имперской церкви, и в то же время принципиальное привлечение прежде всего епископата к потребностям управления Империей. Реализовалось это влияние через инвеституру, то есть, в конечном счете, через назначение на епископские должности монархом, который вместе с передачей епископам светских суверенных прав предписывал им руководящую роль в создании структуры Империи.

При ранних Салиях это вмешательство имперских властей в церковные дела распространилось также и на папство. В связи с отчетливо нараставшим со времени синода в Сутри (1046 год) влиянием государя на престол Святого Петра папству угрожала опасность все большей зависимости от Империи. К тому же тогда, с середины XI века, развернулась дискуссия о необходимости реформ церковного устроения, в фокусе которой находился вопрос о симонии, продажности церковных санов и должностей. Уже вскоре эта дискуссия, особенно в Верхней Италии, смешалась с ранними коммунальными движениями. Этой всемирно-исторической борьбе довелось тяжелейшим образом потрясти прежде всего правление двух последних Салиев, Генриха IV и Генриха V. Лишь в конце господства последнего из Салиев наметилось постепенное сближение противоборствующих сторон, и 23 сентября 1122 года с папой Каликстом II был заключен так называемый Вормсский конкордат.

Важными пунктами этого соглашения были следующие. Император впредь отказывался осуществлять инвеституру кольцом и посохом и давал согласие на канонические и свободные выборы епископов и аббатов. Папа взамен соглашался — для германских земель — на присутствие на таких выборах государя, причем тому разрешалось поддерживать sanior pars, то есть наиболее благоразумную партию, при отсутствии большинства. Кроме того, в Германии вверение светских суверенных прав, темпоралий, посредством скипетра должно было производиться еще до рукоположения в сан, тогда как в Италии и Бургундии оно происходило только после избрания и рукоположения. Принципиальное значение для осуществления этого компромисса имело разделение духовных и светских прав (spiritualia — temporalia): это крупное идейно-теоретическое достижение в эпоху Штауфенов должно было найти свое продолжение в понятийно ясном изложении регалий, суверенных прав Империи, столь значимых для городских сил Италии. Вормсский конкордат, без сомнения, явился поначалу весомым успехом церкви, но в то же время завершил тяжелый кризис Империи и создал государю новое пространство для маневра. Прежде всего, разумеется, вопрос заключался в том, как наметившуюся теперь нормализацию реализовать на практике — причем необходимо констатировать при этом, что позиции Империи могли энергично отстаиваться и дальше. Новейшие исследования сумели внести существенные поправки в прежний образ «поповских королей» даже относительно периодов правления Лотаря III и Конрада III, поколебленных тяжелым внутригерманским кризисом [509].

Одной из решающих контактных зон в отношениях между imperium и sacerdotium издавна было проведение коронации императора папой — акт, который всегда предполагал согласие между обоими высшими авторитетами. Папству все же не удалось использовать эту ситуацию для укрепления собственных позиций: напротив, оно само часто бывало весьма заинтересовано в осуществлении коронации из-за грозившей ему опасности (проблемы схизмы, зависимость от поддержки государя из-за усиления норманнской власти в Сицилии или оппозиции римских горожан). Здесь все-таки следует указать на некоторые принципиальные моменты, относящиеся к оценке папской политики и к вопросу о ее эффективности. Так, папство могло опереться на институциональную сплоченность церкви, на ее сформированную иерархическую структуру. Можно было распоряжаться богатой традицией политико-дипломатических расчетов, успешно и энергично развивать связи — особенно со времени борьбы за инвеституру — со всеми частями христианского мира. Нельзя забывать и о богатом жизненном опыте большинства персон, занимавших престол Святого Петра, — как совокупном, так и индивидуальном.

В середине XII столетия папство пребывало в сложносоставном сплетении политических связей, которое определялось в особенности региональными проблемами. К ним относились отношения с римской городской оппозицией, усилившейся благодаря учреждению сената в 1143 году и связавшей себя с критиками внутри самой церкви, вроде Арнольда Брешианского, а также отношения с сицилийской державой норманнов. По сравнению с ними связи с Империей были менее интенсивными. Конраду III мешали оказать действенную поддержку папству столкновения с Вельфами, так и не позволившие ему за время его правления отправиться в коронационный поход в Рим. Ситуация неожиданно изменилась с избранием королем швабского герцога Фридриха. Вопрос об отношениях с папством и стремление как можно скорее получить императорскую корону оказались в центре внимания уже по случаю переговоров с князьями, проведенных на следующий день после королевской коронации в Ахене. Хотя новый король поначалу подчинился мнению светских князей о том, что поход на юг пока должен быть отложен и нужно стремиться к окончательному умиротворению германской части Империи, он все же немедленно выслал делегацию к папе Евгению III. В ее состав, наряду с избранным архиепископом Хиллином Трирским и епископом Эберхардом Бамбергским, входил аббат Адам Эбрахский — как и папа, выходец из ордена цистерцианцев. Хотя в последующие месяцы отношения с папством складывались отнюдь не безоблачно[510], взаимодействие со Штауфеном было все-таки совершенно необходимо папе из-за его тяжелого положения в силу острой оппозиции со стороны римских горожан[511]. Еще осенью 1152 года в курию явилось повторное посольство, состоявшее из епископов Ансельма Хафельбергского и Германа Констанцского, графов Ульриха фон Ленцбурга, Гвидо Гуэрры и Гвидо ди Бьяндрате. Под новый год там было достигнуто письменное соглашение, которое король ратифицировал в марте 1153 года в Констанце. Наряду с решением энергично противодействовать греческой экспансии против Италии, римлян и королевства Сицилии, там была определенно согласована императорская коронация[512].

Осенью 1154 года Барбаросса выступил в свой коронационный поход. Хотя в основных структурах положение в общем не изменилось, однако с избранием папой англичанина Николаса Брейкспира, Адриана IV, на престоле Святого Петра оказался человек, который отныне уделял отношениям с Империей все же большее внимание, нежели его предшественник. Знаменательна для едва ли гармоничных вначале отношений двух высших властей знаменитая сцена в Сутри, когда Штауфен только после длительных переговоров выказал готовность исполнить требуемую Адрианом почетную службу, а именно провести в поводу его лошадь и при спешивании держать ему стремя. Подобные сцены редко передавались традицией в столь пластичной форме. Король из рода Штауфенов выступает здесь как человек, уделяющий большое внимание формальным вопросам — формальностям, которые, правда, в ту эпоху символических правовых действий имели огромное политико-практическое значение. Требования папы должны были восприниматься феодальным мышлением того времени, и непосредственно в среде князей, благородных сеньоров и рыцарей, сопровождавших штауфеновского короля в Рим, как предосудительные[513].