Читать онлайн «Тайны выцветших строк». Страница 40

После холодной ванны стольники, оказывается, обсыхали за царским столом.

Даже потешные дворы, устроенные в подмосковных селах — в Семеновском и Коломенском — специально для царской забавы, тоже числились за Тайным приказом, и царь завел там такие же строгости, как и во дворце.

Наставляя Матюшкина, заведывавшего в качестве главного ловчего и сокольничего обоими потешными дворами, как надо ухаживать за ловчими птицами, требовательный царь нагонял на него страху: «А будет вашим небрежением Адарь или Мурат или Булат или Стреляй или Лихач или Солтан умрут и вы меня не встречайте, а сокольников всех велю кнутом перепороть».

Приезжавший в Москву наблюдательный иностранец, посол германского императора барон Мейерберг, подметил, что обучение царских ловчих птиц тщательно скрывалось от посторонних глаз.

«…Но вот однажды в воскресенье на масленицу, когда у нас было несколько человек гостей и мы сидели с ними за столом, — вспоминал посол, — вдруг вошел к нам в комнату первый наш пристав и с великой важностью, как будто было какое-нибудь особенное дело, пригласил нас перейти в секретный кабинет наш. Вслед за ним явился туда царский сокольничий с шестью сокольниками в драгоценном убранстве из царских одежд. У каждого из них на правой руке была богатая перчатка с золотыми обшивками, и на перчатке сидело по кречету…

Пристав, обнажив голову, вынул из-за пазухи свиток и объяснил нам причину своего прихода. Мы стоя слушали, как он читал. Дело было в том, что великий государь, царь Алексей Михайлович, узнав о нашем желании видеть его птиц, из любви к верному своему брату императору Леопольду прислал к нам на показ шесть кречетов.

В почтительных выражениях стали мы говорить с сокольничим, хвалили птиц, удивлялись их необыкновенной величине и спросили, как они ловятся. Но сокольничий, не желая выдать тайну своего повелителя, приложил палец ко рту и сухо отвечал нам: «Во владениях нашего великого государя».

В архиве Приказа тайных дел сохранилось много любопытных документов о соколиной охоте, любимом развлечении Алексея Михайловича.

С той минуты, как птица была поймана, она уже считалась «государевой», ее усаживали в закрытый войлоком возок или сани и везли в Москву «с великим бережением».

«…Едучи дорогою, смотреть великого государя кречетов и беречь накрепко, — гласил особый наказ, — чтоб те великого государя кречета были довезены до Москвы здоровы, во всем в целости, и никоторые бы птицы небережением без призрения не истеряти и с голоду не поморити и дурна никакого над государевыми кречетами не учинить».

Ямщики обязаны были везти птиц бережно и не погонять лошадей кнутом, чтоб от быстрой езды «порухи птицам никакой

не было», в противном случае они сами отведывали кнута. Воеводы же предупреждались, что, если птицы пострадают из-за задержки лошадей, вотчины и поместья этих воевод будут отписаны на государя.

Царь требовал, чтобы главный сокольничий и его помощник постоянно сообщали ему о малейшем недомогании его пернатых любимцев.

«…Да ты писал с сокольником с Офонькою Кельиным, — упрекал он Матюшкина, — и его Мурату кречету есть легче, а какою болезнью болен был, того к нам не пишете; да ты ж пишешь, что сибирский кречет Колмогор болен, а какою болезнью болен, того к нам не пишете и от чего заболел…»

С хищными ловчими птицами — кречетами, соколами и ястребами — царь охотился на лебедей, гусей, уток, а иногда и на зайцев.

По приказу царя на одном из потешных дворов ежедневно велся дневник: «в который день, которого числа дождь будет». Эти сведения были нужны на случай выезда на охоту. Но, судя по заносившимся в этот дневник записям, никакой дождь и даже снег не могли удержать царя от любимого развлечения. Алексей Михайлович в молодые свои годы тешился охотой с ловчими птицами в любое время «до кушанья» и «после столового кушанья», шел ли дождь «добре велик» или «с переметкою», и возвращался в Москву даже под утро. «А к Москве государь пришел в пятом часу ночи», — такие записи часто встречаются в дневальных книгах того времени.

Из составленной лично Алексеем Михайловичем и сохранившейся в бумагах Тайного приказа черновой росписи видно, что хорошо обученные ловчие птицы посылались в подарок чужеземным правителям, в Англию, Данию, Польшу, Персию, Турцию и Бухару, причем в списке подарков они часто ставились на первое место.

Особенно много певчих птиц дарилось кизилбашскому, то есть персидскому, шаху, так как и он был щедр на подношения и понимал толк в соколиной охоте, с древнейших времен поощрявшейся его предками. Шах был обладателем сотен соколов, умевших охотиться не только на птиц и на зверей, но даже выклевывать глаза людям.

По словам Котошихина, на потешных дворах под Москвой содержалось в среднем не менее трех тысяч ловчих птиц и каждой год прибывало по две сотни. Кормили их говяжьим и бараньим мясом с царского двора и живыми голубями, которых разводили на специальном «Голубином дворе», насчитывавшем якобы около ста тысяч гнезд.

Для ухода за птицами и их обучения царь держал более сотни сокольников и столько же кречетников. Он пользовался своими соколами иногда не только для охоты.

По свидетельствам современников, Алексей Михайлович с годами приобрел склонность к ожирению, отличался полнокровием и поэтому время от времени, особенно при каком-нибудь недомогании, прибегал к кровопусканиям.

Должно быть, не всегда доверяя искусству врачей прокалывать вену с помощью ланцета, Алексей Михайлович решил использовать особый способ кровопускания, не упоминаемый ни в одном из старинных учебников медицины. Жилу на царской руке должен был вскрывать не лекарь, а… сокол.

Сведения о том, что этот способ кровопускания неоднократно им применялся, были неожиданно обнаружены известным археографом П. М. Строевым в старых дворцовых книгах.

Заняв Кремль в 1812 году, наполеоновские гвардейцы стали освобождать дворцовые помещения для своих нужд и выбросили в ров все архивные документы. Древнейшие грамоты и столбцы долго валялись там, занесенные снегом, портились и истреблялись, пока не были снова собраны после изгнания врага и водворены на прежнее место. Приводя их в порядок, Строев перелистывал ветхие расходные и «выходные» книги, в которых отмечалось, какие предметы из вещей домашнего обихода и платья и по какому поводу требовались в царские хоромы. В одной из таких книг, относившейся к 1663 году, он обнаружил следующую запись:

«Майя в пятнадцатый день в пятницу великий государь легчился: бил у руки жилу сокол в комнате. А на государе было платье: ферязи, атлас бел, изпод — пупки собольи, рука подвязана была тафтою алою».

По приходо-расходным книгам Тайного приказа можно установить, что на содержание одного только Семеновского потешного двора тратилась по тому времени крупная сумма — около тысячи рублей в год.

Сокольники и кречетники получали большое жалованье. Кроме того, им выдавались сукна и атласы на пошивку верхней одежды, бархат и соболий мех на шапку и дорогой цветной сафьян на сапоги. Лучшие из них награждались даже поместьями и вотчинами. «И будучи у тех птиц, едят и пьют царское», — писал о них не без зависти Котошихин.

Для поощрения своих любимцев царь Алексей Михайлович даже сам придумал особый обряд возведения простых кречетников и сокольников в начальные и написал книгу «Уложение чина Сокольничья пути», то есть правила царской соколиной охоты.

В этом сочинении, тоже хранившемся среди бумаг Тайного приказа, описано, как был возведен в начальные рядовой сокольник Иван Ярышкин.

Торжество это обычно справлялось на потешном дворе, в самом нарядном из его домов — передней избе Сокольничья пути.[28]

Посреди избы был постелен большой золотой ковер, специально для этого случая взятый из казны. На него положили царское сиденье — полосатую бархатную подушку, набитую пухом диких уток. Против сиденья по углам поставили четыре нарядных стула. На первые два посадили двух кречетов, «самых добрых», красных, подкрасных или пестрых — самца и самку, на другие два — самых хватких соколов, тоже самца и самку. Между стульев настелили душистое сено, которое покрыли конской попоной. Оно изображало луг и потому называлось «поляново».

Позади царского места был поставлен стол, также покрытый ковром. На нем подсокольничий разложил наряд «нововыборного»: новый цветной суконный кафтан с золотой или серебряной нашивками, смотря по цвету; горностаевую шапку; желтые сафьяновые сапоги; вышитую золотой канителью рукавицу; серебряную перевязь с красной бархатной сумкой, на которой шелковыми нитками была изображена райская птица Гамаюн; кушак из золотой тесьмы, полотенце и охотничьи принадлежности: «вабило», то есть соколиная приманка — оторванное с мясом крыло какой-нибудь птицы, чаще всего голубиное (достаточно подбросить его вверх, как привлеченный этой приманкой сокол тут же садится на руку), «ващага» короткая палка с прикрепленным к ней на толстом ремне деревянным шариком, употребляемая для битья в бубен при спугивании дичи, и серебряный рог.