Читать онлайн «Очерки по общему языкознанию». Страница 85

Установив таким образом характерные черты и особенности как суждения, так и предложения (разумеется, речь при этом может идти только об основных и самых существенных моментах), постараемся теперь выяснить, что различает суждение и предложение и что их связывает.

Может быть, основное различие между предложением и суждением заключается в том, что конкретное содержание суждения, устанавливающее истинность или ложность мысли и, как было отмечено выше, являющееся для суждения определяющим моментом, не имеет никакого значения для предложения. Говоря языком грамматики, мы констатируем, что «конкретное содержание предложений не может быть предметом грамматического рассмотрения. Грамматика изучает лишь структуру предложения, типические формы предложений, присущие тому или иному общенародному языку в его историческом развитии»[468]. Говоря языком логики, мы устанавливаем, что предложение и его структура не имеют никакого отношения к тому, является ли выраженное им суждение истинным или ложным. Иными словами, предложение никак не может быть критерием или арбитром истинности суждения. Это происходит потому, что истинность суждения определяется согласием заключенного в нем знания с объектом материального мира действительности, а предложение и его структура не отражают знания черт, сторон, свойств и отношений объектов материальной действительности и, следовательно, не способны определять соответствия знания объекту. Обратный вывод был бы равносилен признанию того, что истинность определяется структурой языка (в частности, истинность суждения — структурой предложения), что язык, таким образом, обладает качеством метафизики (о чем говорилось выше) и что так как структура предложения различна, то и критерии истины (а следовательно, и сама истинность) различны. А это представляется уже очевидной нелепостью.

Этот момент, различающий суждение и предложение, заслуживает самого внимательного к себе отношения в силу того, что он в настоящее время определяет целые лингвистические и философские концепции. Представители логического позитивизма — Р. Карнап[469], Б. Рассел[470], Ч. Моррис[471] и др. — оказали в этом плане известное влияние на оформление ряда новых проблем в науке о языке. Так, например, Р. Карнап, способствовавший своими работами предельной формализации логики, выдвинул тезис, что логика — это есть (или должна быть) синтаксис.

Ставя знак равенства между логикой и синтаксисом, Р. Карнап доказательство истинности того или иного суждения (т. е. логической категории) строит на основе формальных отношений, существующих внутри предложений (т. е. в языковой категории). Таким образом, предложение и различные его типы (как чисто формальная система исчислений или calculus) превращается в средство логического манипулирования, и истинность суждения определяется не согласием знания, фиксированного в суждении, с объектом, а посредством синтаксических формальных отношений.

Не следует думать, что зарубежные языковеды целиком принимают теории логических позитивистов и свои лингвистические исследования строят на положениях, подобных изложенному выше. Скорее наоборот. На предпоследнем международном лингвистическом конгрессе (в Лондоне, 1–6 сентября 1952 г.), где этот вопрос был подвергнут специальному обсуждению, он с большей или меньшей уклончивостью решался почти всеми выступавшими в этой связи лингвистами отрицательным образом. Так, В. Хаас (Англия) заявил следующее: «От Аристотеля до наших дней анализ логического языка обычно путают с логическим анализом языка. Язык отличается от calculus как организм от машины. Логическая грамматика обеспечивает речи логическую структуру посредством ограничения: а) предложений до двух типов синтаксических структур — предикативной и реляционной, и б) слов до трех частей речи — субъекта, предиката и связки. Каждое предложение выражает определенный анализ (т. е. отбор известного количества особенностей или отрезков речи), а каждое слово указывает на отдельный отрезок, особенность или отношение. Если бы эти ограничения носили универсальный характер, ни один язык не мог бы быть живым. Синтаксис, сведенный только к соединению того, что дано в словах, перестал бы исполнять свое основное назначение, которое заключается в том, чтобы из ограниченного количества простых символов (слов) создавать безграничное многообразие сложных символов (предложений). Речь — творческий процесс, способный выражать то, что не выражено ни в одной ее части, ни в их совокупности. Предложения (из которых строится речь) раскрывают регулярные типы взаимодействия составляющих их символов… Логическое понятие значения не соответствует действительным отношениям синтаксического взаимодействия»[472].

«С моей точки зрения, — отметил Дж. Уотмоу (США), пожалуй, больше, чем кто-либо из лингвистов, приближающийся к позициям логического позитивизма, — не «синтаксис» создает логику (как считают одни), и «логика» не создает синтаксиса (как считают другие) — истина лежит где-то посередине между этими двумя крайними позициями, и язык и «мышление» взаимодействуют и формируют друг друга. Уорф, например, был неправ, когда заявлял, что ньютоновская физика — прямое следствие языка определенной структуры, как будто современная физика есть лингвистическое изобретение. Но, с другой стороны, не следует полагать, что наши языковые привычки не имеют ничего общего с логикой»[473].

А. Вассерштайн (Англия) высказал еще более категорическую точку зрения: «Формальная логика имеет отношение к процедуре выведения заключения, но она не имеет отношения к истине. Другими словами, она имеет дело лишь с формой, но не с содержанием. Можно даже пойти еще дальше и утверждать, что логики исследуют не форму суждения как таковую, а форму процесса перехода от одного утверждения к другому. Истина, вне зависимости от того, как она определяется, не имеет к этому никакого отношения. Повторяем еще раз: форма и содержание раздельны и отличны. Лингвистика имеет дело и с формой и со значением… Значение, разумеется, совершенно отлично от истинности или соответствия фактам. Например, утверждение — Этот стол сделан из шоколада — неправильно, но оно имеет значение… В логике, далее, нет никакой связи между формой и содержанием; можно даже сказать, что в ней одна форма без содержания. В лингвистике, напротив того, форма и значение (содержание) нераздельны»[474].

Таким образом, даже при очень различном понимании задач логики и синтаксиса можно с полной определенностью утверждать, что та характерная черта суждения, которая связана с утверждением его истинности или ложности, совершенно неприложима к предложению.

Обратимся теперь к другой характерной черте суждения — его атрибутивному характеру — и посмотрим, в какой степени она приложима к предложению. Сюда же можно присоединить и ту особенность суждения, что оно отображает тождества и различия предметов. Для того чтобы предложение способно было обладать атрибутивным характером и отображать тождества и различия предметов, оно должно иметь прямое отношение к своему содержанию, так как только в нем возможно выявление указанных двух качеств. Между тем, как уже отмечалось, содержание предложения не может иметь никакого отношения к его грамматическим качествам. Следует также отметить, что для осуществления атрибутивности (так же как и для выявления тождественности) необходимы минимум два члена — субъект и предикат (не говоря уже о связке), а предложения могут быть одночленными (Морозит.) и, следовательно, не обладать необходимым для осуществления суждения минимумом своих элементов. Подводя итог сопоставлению характерных черт суждения с особенностями предложения, мы не обнаруживаем между ними прямых параллелей. Характерные черты суждения целиком покоятся на соотнесении его с объектами материальной действительности и существующими между ними реальными отношениями. Предложение же (его структура) никакого отношения к ним не имеет.

Не менее существенные различия между суждением и предложением выявляются при обратном сопоставлении — приложимости особенностей предложения к суждению. Предложение, помимо отмеченной полной отреченности от реальных качеств явлений, о которых оно сообщает (т. е. от содержания сообщения), обладает рядом свойств, которые не находят никакого отражения в природе суждения. Возникающие здесь различия целиком покоятся на наличии у предложения коммуникативной функции, которой суждение не знает. Так, предложение не только сообщает определенное содержание, но и выражает отношение говорящего к этому содержанию (наклонения). В структуре предложения находят прямое отражение вопрос, волеизъявление, эмоциональные и стилистические качества. Совокупности всего этого, включаемого в прагматику, суждение лишено.