Читать онлайн «Очерки по общему языкознанию». Страница 62

Но социальная дифференциация языка может захватывать не только лексику (а также семантику и стилистику), но и другие структурные части языка — морфологию, синтаксис, фонетику. Это, в частности, имеет место тогда, когда происходит слияние локальных и социальных диалектов. С подобным положением мы сталкиваемся, когда обращаемся к изучению крестьянских диалектов. Это, с одной стороны, определенный социальный диалект — крестьянский. Но, с другой стороны, крестьянская речь, как правило, характеризуется локальными особенностями, проявляющимися и в лексике, и в грамматике, и в фонетике. В данном случае, следовательно, происходит перекрытие локальных явлений социальными, и то, что служит в качестве характеристики локальных особенностей, в ином плане (и, конечно, под другим углом зрения) приобретает социальную значимость. «Для эпохи капитализма, — пишет в этой связи Р. И. Аванесов, — территориальные диалекты одновременно являются крестьянскими диалектами»[361].

Социальный аспект локальных диалектов проявляется и в том, что их характер находится в прямой зависимости от социальных формаций. Касаясь этого вопроса, В. В. Иванов пишет: «Известно, что местные диалекты — это такая языковая категория, развитие которой зависит от определенных исторических условий, точнее — от характера общественно-экономической формации, переживаемой тем или иным обществом в данный период его развития. Одни исторические условия, одни общественно-исторические формации благоприятствуют развитию местных диалектов, увеличению диалектных особенностей в языке (обратная сторона этого процесса — нарушение языковой общности, ослабление единство общенародного языка), другие исторические условия задерживают развитие диалектов, прекращают его и постепенно ведут к тому, что местные говоры начинают исчезать (обратная сторона этого процесса — укрепление языковой общности)»[362].

Важность изучения описанного явления совершенно очевидна. Ведь в данном случае яснее, чем где-либо, ощущается связь языка с обществом и его историей. К сожалению, в этом направлении сделано очень мало, а в последние годы данная проблема вообще выпала из исследовательской тематики советских языковедов. Редким и счастливым исключением является только книга В. М. Жирмунского «Национальный язык и социальные диалекты» (Гослитиздат, 1936), содержащая богатый материал и интересные наблюдения. Но исследование В… М. Жирмунского проведено на немецком материале, а русский язык, кроме устаревших по своим установкам «Очерков по языку» А. Иванова и Л. Якубинского (Гослитиздат, 1932), почти ничем не располагает[363].

Выделение в обществе профессиональных групп способствует созданию так называемых «профессиональных языков» (по-немецки Sondersprache; слово «язык» в данном случае употребляется, конечно, не в прямом, а в метафорическом смысле). Так как в данном случае речь идет исключительно только о лексических особенностях, то правильнее говорить о профессиональной лексике (или, когда на первый план выступает семантическая сторона слов, о профессиональных предпосылках понимания слов)[364]. Профессиональная лексика обычно не знает локальных различий и ориентируется исключительно на профессиональные интересы. В значительной степени она комплектуется из терминов (имеющих часто международное хождение и охотно использующих иностранную лексику), но очень широко прибегает и к лексическим ресурсам общенародного языка, придавая отдельным лексическим элементам специальное значение. Ясно при этом, что само образование профессиональных «языков» связано с характером и значимостью той или иной профессиональной группы, ее большей или меньшей ограниченностью в пределах общества и т. д.

Само понятие профессионального языка (или профессиональной лексики) не имеет четкого определения. Сюда относят и цеховые «языки», и «языки» отдельных профессий, и различные научные и технические «языки», и «языки» таких групп, которые трудно подвести под какую-нибудь определенную категорию. Так, в насыщенной огромным и интересным материалом главе о специальных языках (Sondersprache) Г. Хирт в одном ряду рассматривает «языки» нянек, студентов, юристов, канцелярий, поэзии, земледельцев, охотников, шахтеров, типографщиков, нищих, купцов, солдат, моряков, различных наук — философии, математики, грамматики и т. д.[365]. Очевидно, что здесь необходима продуманная и научно обоснованная классификация.

«Профессионализация» языка обычно осуществляется тремя путями: 1) посредством создания новых слов (также и через заимствования), 2) с помощью переосмысления слов общенародного языка, 3) сохранением архаических элементов.

Примеры первой группы слов приводит в своей книге Р. Шор[366]. Типографские рабочие употребляют такие непонятные для непрофессионалов слова, как реглет, бабашка, шпон, шпация, тенакль, реал, кегль, гранка, цицеро, корпус и т. п. Коноводы в лошадином беге различают аллюр, грунцу, рысцу, нарысь, хлынцу, притруску, грунь, хлынь, рысь, развал, перевал, плавь, иноходь, перебой и пр. Птицеводы выделяют в соловьином пении двенадцать колен: пульканье, клыканье, дробь, раскат, пленканье, лешева дудка, кукушкин перелет, гусачок, юлиная стукотня, почин, оттолчка и т. д.

Профессиональная специализация значений слов — другой и не менее распространенный прием создания профессиональных «языков». В результате этого процесса представители разных профессий вкладывают в обычные слова понятное только им специальное значение. Так, слово баран может значить: 1) штевень судна, 2) рычаг для подвески избы, 3) мельничный рычаг для подвески жерновов, 4) убойный стан у мясника, 5) скобя на бороне, 6) железный таган на носу лодки, где жгут смолье, когда бьют острогой рыбу, 7) печная вьюшка, 8) большой двурогий плотничий струг и т. д. Слово корень, кроме общенародных значений — «корень растения», «корень зуба», «корень зла» — имеет еще специальные значения: в лингвистике — основная часть слова, в математике — величина, которая при возведении ее в определенную степень дает данное число. Кошка значит не только определенное млекопитающее животное, но и такие специальные предметы, как: 1) якорь с тремя и более лапами для подъема затонувших предметов; 2) серповидное приспособление для подъема на деревянные столбы; 3) зубчатая металлическая основа горной обуви; 4) ременная плеть с несколькими концами. Мы употребляем слово корпус не только для обозначения части тела (туловище) человека или животного, но и в более специальном смысле: корпус скрипки, корпус корабля, главный корпус дома, стрелковый корпус, дипломатический корпус, кадетский корпус, вид типографского шрифта. Профессиональные предпосылки понимания слова заставляют под словом операция финансиста понимать финансовую операцию, офицера — военную, врача — хирургическую и пр.

О сохранившихся в профессиональных языках словах, вышедших из «обычного» употребления, сообщает О. Бехагель. «В языке охотников, — пишет он, — absprossen — «откусывать почки, бутоны» происходит от средневерхненемецкого broz — «почка», rahmen — «перегонять» от древневерхненемецкого rahmen — «стремиться к чему-либо», wцlfen — «рожать», «щениться» — от средневерхненемецкого welf — «детеныш собаки или дикого животного» и пр.»[367].

Профессиональная специализация словаря (профессиональные «языки»), таким образом, отражает те формы распределения труда, которые характерны для данного конкретного общества. В них находит прямое отражение и история той или иной профессии. Тем самым явления этого порядка получают не только социальный, но и собственно исторический аспект.

Выше были рассмотрены различные формы влияния истории народа на развитие языка. Теперь остается выяснить кардинальный вопрос всей этой проблемы: в какой мере история народа может воздействовать на законы развития языка?

Очевидно, что между определенным аспектом языка и общественными процессами можно установить известную общую зависимость, как это имеет место и в других разобранных выше случаях. Например, развитие языка в направлении от языка племенного к языку народности и от этого последнего к национальному возможно только потому, что такова закономерность развития общества. При этом прохождении языков по отдельным этапам развития в них возникают явления, свойственные только каждому этапу в отдельности. Так, по-разному складываются отношения между территориальными диалектами и языком народности, с одной стороны, и между Территориальными диалектами и национальным языком — с другой[368]. Изменение этих отношений, в свою очередь, не может не наложить своего отпечатка и на структуру языка. Но такая зависимость в каждом отдельном языке принимает глубоко своеобразные формы не только потому, что превращение, например, языка народности в национальный язык происходит всегда в особых исторических условиях, но также и потому, что каждый язык обладает специфическими для него структурными особенностями. Структурное же различие языков приводит к тому, что каждый из них может реагировать далеко не одинаково на одни и те же стимулы. Но возможны и иные типы зависимости развития языка от истории народа.