Читать онлайн «Польская литература ХХ века. 1890–1990». Страница 54

Поэзия. Интересно и своеобразно развивается после 1956 г. поэзия. Центральное место в ней заняли поэты, в большом числе дебютировавшие в середине (иногда в начале) 50-х гг. Характерные черты этой поэзии – активные поиски новых поэтических средств, резкое усиление рефлективного начала, избавление от риторики, отказ от непосредственного выражения и называния чувств, от лирической иллюстративности.

Долгое время польская литературная критика придерживалась классификации этой поэзии, которая была предложена в середине 60-х гг. Я. Славиньским и Р. Матушевским: «моралистическая» (Т. Ружевич, В. Шимборская, 3б. Херберт, Э. Брылль и др.), «лингвистическая» или «языкового эксперимента» (М. Бялошевский, Т. Карпович, Ст. Свен-Чахоровский и др.) и «мифотворческая» или «поэзия свободного воображения» (Т. Новак, Е. Харасимович и др.). Подобная классификация при всей своей условности помогает осмыслить богатство форм поэзии, но с течением времени эта условность стала ощутима, поскольку уловимые поначалу грани между разными типами поэзии довольно быстро начали стираться. Интеллектуальная поэзия «моралистов» не отказывается от раскованности воображения, поэты, тяготеющие к мифологической образности, не избегают сложных проблем реальной жизни, в том числе проблем социальных, «лингвисты» не только продолжают поиски индивидуальной поэтической семантики, но ищут связей с внешним миром.

Преобладающим становится интеллектуально-философский тип лирики, в которой – при всех значительных индивидуальных различиях – раскрывается осмысление поэтами нравственных норм и оценок, исторических и современных, психологии личности, а слово рассматривается как точный инструмент для раскрытия определенного содержания.

Крупнейшим представителем «поэтической моралистики» и мастером современной польской поэзии вообще стал Т. Ружевич. В рассматриваемые годы он выпустил несколько поэтических книг: «Открытая поэма» (1956), «Формы» (1958), «Разговорспринцем» (1960), «Зеленая роза» (1961), «Голос анонима» (1961), «Ничто в плаще Проспера» (1962), «Лицо» (1964), «Третье лицо» (1968), «Regio» (1969). Ружевичу принадлежат также книги прозы, близкие моральной проблематикой его стихам (сборники рассказов «Опали листья с деревьев», 1955; «Прерванный экзамен», 1960; «Экскурсия в музей», 1966).

Ружевич продолжил главную тему своего творчества, получившую яркое поэтическое воплощение в 40-50-е гг. – тему войны и оккупации. Память о них не исчезает. «Наши памятники / имеют форму дыма / восходят прямо к небу» («Памятники», 1958, пер. Б. Слуцкий). Но все большее место в его поэзии занимает тема личности в современном мире, а память о военных годах выступает в новой функции: к ней восходят критерии нравственного максимализма в оценке поведения человека, она призвана противостоять моральному эгоизму мещанского бытия; драматической полосой истории как бы проверяется сегодняшняя этика. Ценности, уничтоженные в годы войны, так и не возродились, и окружающая поэта действительность – это цивилизационная свалка, где хаотично смешаны продукты индустрии, газетные информации, поведенческие стереотипы, языковые клише. В этом мире нет места для поэзии прекрасного. Материалом для творца отныне может служить только низкая материя жизни: «поэт свалки ближе к правде / чем поэт облаков / свалки полны жизни / неожиданностей» («Дидактический рассказ», 1962).

Книга стихов «Зеленая роза» вводит новую проблематику – угроза духовной жизни человека со стороны современной цивилизации, кризис культуры. Особенно выразительны эти мотивы в стихотворениях, навеянных поездками в Италию, в поэме «Et in Arcadia ego» (1961). Непреходящи и прекрасны творения великих итальянских мастеров прошлого, но в современную эпоху, «после Освенцима» «земной рай», каким казалась Италия поэтам XIX в., невозможен. И здесь победила автоматизированная цивилизация, враждебная искусству и человеку, породившая стереотипные восприятия и чувствования. Р. Пшибыльский так определил один из ключевых мотивов поэмы: «Банальность, уродливость или причуды, убогая манерность, лишенная черт большого стиля, доминируют в искусстве массовой культуры столетия. Когда-то я считал, что Ружевич, как сюрреалисты, убежден в том, что современный художник должен полюбить эту уродливость. Я ошибался. Поэт хотел показать угрозу банальности, враждебной эстетической функции. Банальность, наполняя мелкие души „опустошенных людей“, ослепляет современного человека и лишает его возможности понимать красоту и мудрость давней культуры. Выкапывается пропасть между современным человеком и средиземноморской традицией. Красота Италии теряет свою культуротворческую силу. Она банально воспринимается, банально переживается, банально описывается. Она не затрагивает умы, не влияет на души. Творения мастеров постепенно становятся экспонатами в музее умершей красоты»{141}.

В поэме описывается военный парад:

Под красивыми мундирами поэт видит изувеченные тела с поля битвы. Эстетизации военщины он противопоставляет картину массовых военных захоронений, используя для этого строки из своего стихотворения «Маска», открывавшего его первый поэтический сборник «Беспокойство»:

Творчество Ружевича заметно повлияло на развитие польской поэзии. Под его воздействием сформировалась поэтическая школа с общей проблематикой, кругом тем и известной общностью средств выражения, складывающаяся при этом из ярких поэтических индивидуальностей.

Как и у Ружевича, пронизана раздумьями автора о сложностях ХХ в. поэзия В. Шимборской. Изящная по форме философская лирика Шимборской полна глубоких смыслов жизни – любви, бесконечности истории и преходящей человеческой жизни, о призвании человека, заключающемся в творчестве. Присущий человеку дар художественного воображения позволяет ему овладеть миром; его рука, «порождение ласта», покоряет природу – она высекла искры из кремня, построила ракету. Человек, возможно, «умора» вселенной и вечности, но он утверждает в истории свое право на волю, мысль и деяние:

Для Шимборской (сб. «Вопросы к себе», 1954; «Призыв к снежномучеловеку», 1957; «Соль», 1962; «Умора», 1967) характерны ироническая перспектива, сдержанность лирического чувства, неожиданная лаконичная, но емкая метафора, рациональная и логически безупречная композиция стихотворения.

Один из талантливейших польских поэтов XX в. – 3. Херберт, автор сборников «Струна света» (1956, дебют), «Гермес, собака и звезда» (1957), «Исследование предмета» (1961), «Надпись» (1969). Херберт дебютировал поздно. В тридцать два года он издал свою первую книгу стихов, которая сразу же получила признание читателей и критики. По словам Я. Ивашкевича, лучшие стихотворения Херберта «достойны стоять рядом с высшими достижениями польской поэзии»{142}.

Тень военных лет, распростертая над всей польской поэзией, падает и на творчество Херберта. В стихотворении «Пролог» (сб. «Исследование предмета») герой, верный памяти погибших, осуждает тех, кто забыл о них:

Отвечающий ему «хор» призывает героя просто жить:

Польские критики назвали творчество поэта «призывом к традиции» или «неоклассикой», имея в виду убеждение поэта в том, что современная поэзия – это звено в цепи мировой поэтической традиции. Отсюда частые у Херберта обращения к произведениям мирового искусства, к поэзии прошлых веков, к ее образам, мифам и мотивам, которые тем не менее всегда звучат у него современно, призваны служить защите современного человека от попрания его достоинства.

Одно из самых популярных стихотворений Херберта – «Трен Фортинбраса» (сб. «Исследование предмета»). В монологе Фортинбраса над телом Гамлета утверждается превосходство жизни, культуры, цивилизации над смертью, разрушением, хаосом: