Читать онлайн «Польская литература ХХ века. 1890–1990». Страница 49

Как и у Бохеньского, притчевый характер имеет историософская повесть Е. Анджеевского «Врата рая» (1960, экранизация А. Вайды – 1967 г.). Сюжет повести – крестовый поход (закончившийся трагично) французских детей за освобождение гроба Господня от неверных в 1212 г. – подчинен анализу природы массовых движений, фанатизма, стимулов человеческого поведения вообще. Вскрывая механизм идеалистического порыва толпы, писатель видит корни общественных движений в случайном, часто эротическом и сугубо интимном. Богоугодное в замысле движение превращается в «поход безумия и лжи»; исповедь и покаяние участников похода, в которых обнаруживаются скрытые греховные мотивы их действий, дают право писателю на формулу: «не ложь, а правда сокрушает надежду». Повесть, уложенная в одно предложение, состоит из ряда внутренних монологов-исповедей, из которых читатель извлекает нить событий и характеристики героев. Язык героев и авторские описания (людей, природы, действий, костюмов и т. д.) стилизованы в духе средневековой литературы и живописи.

В следующем своем романе «Идет, скачет по горам» (1963) Анджеевский обратился к современным проблемам искусства. В этом романе писатель создал блестящую пародию на мир современного искусства (действие романа происходит во Франции в 1960 г.), с одной стороны, снобистского, оторванного от жизни, с другой – тривиального, пошлого, рассчитанного на ограниченный мещанский вкус. Поиски писателем ответа на вопрос о цели и смысле искусства приносят ответ: лишь гениальный художник Ортиц (прототипом которого послужил Пикассо) сохраняет внутреннюю независимость исключительно благодаря силе своего таланта и художественной интуиции. В этом романе Анджеевский продемонстрировал свое мастерство художника, стилизуя речь каждого из героев и повествование о них в соответствии с их собственным творчеством, ибо не только Ортиц, но и другие герои романа имеют своих реальных прототипов (Кокто, Мориак, Теннесси Уильямс, Хласко и др.).

Проза, рассматривающая сконструированные или взятые из жизни образцы человеческого поведения, моральные ситуации, получила в критике название «интеллектуальной литературы». Главной задачей этой литературы многие критики считали отражение основного, по их мнению, содержания польской действительности, которым является освобождение человека в процессе очищения социалистических идей, преодоление «отчуждения общественных институтов, человеком созданных бюрократических творений, которые начинают господствовать над человеком»{135} (С. Жулкевский).

Отличительная черта «интеллектуальной» прозы – широкие поиски и применение новой литературной техники. Проверяя пригодность тех или иных приемов повествования для наиболее адекватной передачи своего замысла, писатели вводят в художественную ткань произведения свои размышления по поводу процесса его создания или, наоборот, в рефлективную ткань эссе вплетают вымышленное художественное повествование, которому сопутствует авторский комментарий.

Характерным примером книги, составной частью которой является анализ ее художественной формы, является роман В. Маха «Горы у черного моря» (1961). В этом сложном по форме, явно экспериментальном романе повествование одновременно ведется в трех планах: рассказ о герое, рассказ о повествователе и, наконец, анализ этих форм в дневнике автора.

Однако на основании этого романа было бы неосмотрительно причислять писателя к приверженцам формального эксперимента. Вслед за «автотематическим», по определению польской критики, романом «Горы у черного моря» Мах издал роман «для всех» – «Агнешка, дочь Колумба» (1964), написанный в подчеркнуто реалистических традициях. Героиня этого романа, молодая учительница Агнешка, приехавшая работать в глухую деревню, сталкивается с косностью, невежеством, пьянством ее жителей, вступает в конфликт с защитником старых порядков, деспотичным правителем деревни – старостой Балчем. В трудной борьбе с Балчем за перестройку жизни в деревне Агнешка побеждает, отказываясь даже от личного счастья, от любви к Балчу, по-своему интересному, сильному и мужественному человеку.

Выделение так называемой «интеллектуальной» литературы в сопоставлении с произведениями, написанными в традиционной сюжетно-повествовательной манере, разумеется, чрезвычайно условно. Водораздел проходит часто по едва уловимой грани: «интеллектуальную» прозу отличает сосредоточенность на решении вопросов о жизни, а не на передаче неповторимого хода самой жизни, усиленные поиски новых средств художественного выражения. К тому же программа «интеллектуальной» литературы не выдержала испытания временем, хотя один из ее важнейших постулатов – проблема отчуждения человека – точно определял главный конфликт жизни страны, в которой строился социализм сталинского образца, и был так или иначе осуществлен в лучших произведениях польской литературы 60-80-х гг.

Следовало бы говорить скорее не об «интеллектуальной литературе», а о процессе «интеллектуализации», зародившемся в эссеистике и в целом способствовавшем углублению проблематики и повышению художественного уровня произведений разных жанров. Возвышение же литературы, стремившейся к философско-моральной и политической дискуссии на произвольно взятом (историческом или вовсе абстрактном) сюжетном материале, над более традиционными формами могло вести к новому схематизму. «Интеллектуальная» проза в том виде, в каком она начала складываться, довольно скоро исчерпала себя потому, что решение моральных, философских, культурных, художественных и прочих проблем, часто не облеченное в плоть конкретно-исторического изображения, и переодевание актуальных проблем в исторические костюмы не могло заменить реалистической литературы, показывающей современные конфликты и выносящей по их поводу свои суждения. Большой опасностью для «интеллектуальной» литературы было сведение всего богатства человеческой жизни к нескольким абстрактным антиномиям (искушение – грех, гордость – смирение, вина – искупление, власть – свобода и т. п.), пригодным для «человечества вообще».

Один из перспективных путей развития литературы заключался в слиянии глубокой интеллектуальной мысли по поводу проблем, волнующих современный мир, с не менее глубоким реалистическим его изображением. Образцом такого романа явилась трилогия Я. Ивашкевича «Хвала и слава» (1956–1962) – своеобразная попытка перебросить мост между великими традициями литературы прошлого и современным искусством. Трилогию Ивашкевича можно отнести к типу новой, «субъективной» эпопеи. Об этом говорят ее важные черты: вместо прямого изображения исторических, политическихи общественных событий – преломление их в биографиях и рефлексиях героев; лирический тон повествования (в роман включены раздумья самого писателя); наличие сюжетных линий и мотивов, известных читателю и по другим произведениям Ивашкевича, прежде всего его новеллам. Вместо традиционно эпических приемов изложения Ивашкевич использует, по определению критика Вацлава Садковского, «новеллистические сюжетные мазки»{136}.

Судьбы шляхетской интеллигенции с нарастанием событий и обострением конфликтов (Первая мировая война, межвоенное двадцатилетие, Вторая мировая война) переплетаются в романе с судьбами людей иных классов и общественных групп. От тома к тому все более полной становится картина польского общества, картина современного мира, все более выпукло обозначается нарастание исторического перелома, каким явилось избавление Польши от фашизма и установление нового строя. При этом в субъективной эпопее Ивашкевича мир отражается целиком в зеркале личных переживаний героев и автора, не теряя при этом эпической широты.

Один из главных героев, мечтательный интеллигент Януш Мышинский, в годы войны от пассивного неприятия зла переходит к пониманию необходимости активного ему противодействия. Януш не успел вступить в борьбу погибнув от пули эсэсовца. Его смерть становится как бы символом ухода в прошлое созерцательного типа мышления, определенной духовной формации, сформировавшейся в культурном кругу межвоенной польской интеллигенции.

Ивашкевич успешно продолжил свою деятельность и как новеллист. Выходят из печати сборники его новых рассказов «Аир и другие рассказы» (1960), «Гейденрейх. Тени» (1964), «О псах, котах и чертях» (1968). Рассказы эти разнообразны по темам. Жизнь, любовь, смерть – коренные проблемы человеческого бытия, всегда волновавшие писателя, – в этих рассказах воплощены в красочном, «проницательном и поэтическом», по отзыву Паустовского, изображении мира, в тончайшем психологическом рисунке героев, в стремлении запечатлеть неуловимое, сложное в человеческой психике.

Один из ключевых в новеллистике Ивашкевича – рассказ «Взлет» (1957). В нем ведется художественная полемика с А. Камю. Споря с автором «Падения», Ивашкевич утверждает, что духовная опустошенность и жестокость не являются неизбежным уделом человека, а порождаются определенными социально-историческими обстоятельствами. Герой Камю, осознав свою трусость, размышляет о драме бесцельного существования. Герой Ивашкевича не теоретизирует – он переживает драматические события современности: трагическую смерть двух еврейских девушек, воспоминание об отце, который «убиваллюдей» (был в партизанском отряде), заключение брата в Освенцим, ссылку матери и второго брата в Казахстан, измену друга и необходимость донести на него… В этой перспективе комплекс вины, переживаемый повествователем у Камю, представляется ничтожным. Новелла Ивашкевича говорит о границах свободы и зависимости человека от окружающего мира и о том, что правду о человеке надо искать не в сфере философских абстракций, а на самом дне его психики.