Читать онлайн «Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию.». Страница 26

Момент смерти – трудно репрезентируемый в искусстве объект. Чрезвычайно редко повествование об ощущениях собственной кончины, если она не показано как откровение или сон («Выхожу я на дорогу…», «Сон» М. Лермонтова). Наиболее известный пример попытки передачи ощущений умирающего – смерть Андрея Болконского в романе Л. Толстого «Война и мир». Главный вопрос танатологии, как художественной, так и медицинской, заключается в том, когда начинается момент смерти и когда он заканчивается. По сути, там, где начинается описание смерти, ускользает сам момент смерти;

Танатос является тайной даже на уровне нарратива. В литературном произведении этот феномен, как правило, отражается в резкой смене точки зрения – от сознания умирающего к сознанию нарратора. Так, повествование в рассказах «Утешение» Ф. Сологуба или «Полет» Л. Андреева основывается на внутренней речи главных персонажей, но конечные фразы об их гибели принадлежат совсем другим нарративным инстанциям.

Изображение факта гибели, поданного с позиции стороннего наблюдателя, гораздо более распространено в литературе. Вместе с тем и в данном случае повествование всегда ограничено, минимизировано с помощью традиционных формул: «он умер», «затих», «испустил дух», «скончался» и пр. Например, в «Степном короле Лире» И. Тургенева эпизод с умиранием Харлова занимает почти страницу, однако последнее мгновение жизни помещика передается с помощью одного предложения:

Минуту спустя что-то тихо прогудело по всем устам сзади меня – и я понял, что Мартына Петровича не стало [Тургенев 1960, X: 258].

Очевидно, что, как только мы начинаем говорить о смерти во временном аспекте, нам неизбежно приходится задумываться о том, как становится возможно повествование о кончине, или, с нарратологической точки зрения, кто наблюдает умирание и рассказывает о нем. М. Бахтин указывал на концептуальность выбора автора в пользу той или иной повествовательной инстанции и делил танатологические мотивы в зависимости от способа репрезентации на «смерть изнутри» и «смерть извне» [Бахтин 1997: 347] (подробнее см. 2.3).

Композиция текста обусловлена, конечно же, не только спецификой избираемой точки зрения, но и последовательностью эпизодов. Любой мотив может занимать то или иное место в повествовании, и за некоторыми из них закреплена определенная позиция. Как мы писали выше, танатологические мотивы имеют явно выраженный «завершительный» потенциал, и их «сильная позиция» – в конце произведения. Они, в отличие от других семантико-структурных элементов (отъезда, свадьбы), способны обозначать окончательный обрыв сюжетной линии или нарратива в целом, связанный с гибелью главных персонажей («Ромео и Джульетта» У. Шекспира, «Натали» И. Бунина, «Улыбка» Ф. Сологуба).

Танатологические мотивы могут располагаться и в середине текста. Как правило, в данном случае они обозначают концептуальную границу текста, связаны с кульминацией повествования: внутренний мир и поведение персонажей меняется в связи с убийством или гибелью близкого человека (смерть Андрия и Остапа в «Тарасе Бульбе» Н. Гоголя). Нарратив при этом не завершается, а, наоборот, получает сильный толчок к развитию, новому с семантической точки зрения.

Указанная сюжетогенетическая особенность танатологических мотивов еще более ясно видна, когда они располагаются в начале повествования. Мотив смерти родителей, танатологическая рефлексия или предсказание часто предваряют дальнейшее развитие событий, способствуют ему («Земле земное» Ф. Сологуба, «Сашка Жегулев» Л. Андреева). Мотив убийства в начале произведения и вовсе привел к возникновению отдельного литературного жанра – детектива.

Противостояние «интенции к завершению» и «антитанатологического» дискурса наводят на мысль о типологии, обусловленной модальностью изображаемого в тексте события. Другими словами, смерть в произведении может состояться или не состояться. Эта идея очень продуктивна при создании интриги текста: она обязательно вызывает у реципиента повышенное напряжение, интерес к чтению. Поэтому модальность смерти так часто используется в массовой развлекательной литературе и является фундаментом остросюжетных и авантюрно-приключенческих жанровых форм. Она валентна определенным актантам, таким как «супергерой» и «суперзлодей», фантастическая выживаемость которых обеспечивает функциональность конвейера серий, продолжений и сиквелов (романы Я. Флеминга о Джеймсе Бонде или Б. Акунина об Эрасте Фандорине).

В классической литературе несостоявшаяся смерть чаще является не столько стечением обстоятельств, сколько детерминированным и эксплицированным авторским замыслом. Этот сюжетный ход «спасает» нарратив от внезапного окончания (выздоровление Гринева после дуэли, неоднократное избавление его от казни в «Капитанской дочке» А. Пушкина) или служит концептуальной концовкой произведения («Весной» Л. Андреева, «Путь в Дамаск» Ф. Сологуба), когда персонаж в силу каких-либо обстоятельств понимает необходимость жить дальше.

Наконец, танатологические мотивы можно дифференцировать с точки зрения эстетической модальности, обозначив существование героической («Молодая гвардия» А. Фадеева), трагической («Страдания юного Вертера» И. В. Гете), идиллической («Повесть о Петре и Февронии» Ермолая-Еразма), сатирически изображенной («Гобсек» О. де Бальзака), фантастической («Маленький человек» Ф. Сологуба) смерти и др. Указанные типы танатологических мотивов характерны не только для групп произведений, но и для литературных направлений и индивидуально-авторских стилей. Вместе с тем этот вопрос требует отдельного исследования, так как до сих пор продолжаются споры о сущности этих явлений: находятся ли они в области содержания или формы, исходят ли от автора или от внутренних законов искусства и т. и.

Итак, в данном параграфе были рассмотрены различные типологии танатологических мотивов. Одни из них применимы только для данной группы семантико-структурных элементов, другие опираются на общетеоретические критерии, но в обоих случаях были выявлены специфические особенности этих мотивов в плане семантики, структуры и функционирования. Диапазон возможностей танатологических сюжетных ходов оказался чрезвычайно широким, что, конечно же, обусловлено их повышенной значимостью в мировой литературе.

1. В развитии танатологии можно выделить несколько этапов. Вначале проблема смерти разрабатывалась «стихийно», в русле философии, вне системы научного знания. Различные мыслители, от Сократа до Ф. Ницше, вносили свой вклад в анализ танатологических проблем в зависимости от их философского или философско-религиозного мировоззрения в целом. Возникновение танатологии как научной дисциплины совпадает с утверждением и доминированием науки в сознании европейцев во второй половине XIX – первой половине XX вв. У истоков естественнонаучной танатологии стояли российские ученые И. Мечников и Г. Шор, начавшие разработку терминологического аппарата этой дисциплины. Параллельно в психоанализе была разработана концепция Танатоса, одного из двух основных бессознательных влечений человека.

Во второй половине XX в. в США, где всегда подчеркивался прикладной характер танатологического знания, возникли специальные организации, объединяющие специалистов в данной сфере, т. е. состоялась институционализация танатологии. Кроме того, «наука о смерти» стала междисциплинарной: в ней появилось гуманитарное ответвление, стали выходить историко-антропологические, философские, литературоведческие, искусствоведческие работы по танатологической проблематике, из которых следует выделить труды В. Янкелевича, Ж. Бодрийяра, Ф. Арьеса.

На рубеже XX–XXI вв. танатология – чрезвычайно разветвленная область знания. В 1990-е гг. танатология приходит в Россию, отечественные ученые (И. Фролов, К. Исупов, А. Демичев и др.) стремятся ликвидировать лакуны в осмыслении феномена смерти, возникшие из-за негласного запрета на эту тему в советский период. В сфере гуманитарной танатологии начинается спецификация литературоведческой танатологии, изучающей функции танатологических элементов в художественном тексте.

2. Одной из ключевых проблем гуманитарной танатологии является вопрос об объектно-предметной сфере ее интересов. Он решается в психоанализе с помощью мифологической фигуры Танатоса, обозначающего бессознательное влечение человека к смерти, выражающееся в моменты освобождения психики от контроля разума, в том числе во время сублимативной культурной деятельности, прежде всего художественного творчества. О. Суворова переносит проблему кончины в область личностного знания, и танатология обретает свой объект – опыт осмысления феномена смерти. В итоге танатология предстает одновременно и научной дисциплиной, и объектом исследования, подобно психологии или синтаксису. С учетом данного «феноменологического» поворота формулируются и основные задачи этой дисциплины. Диверсификация объекта изучения приводит к структуризации танатологии как науки: в ней выделяются суицидология, тафология, иммортология и др., обладающие более или менее серьезной исследовательской традицией. Все эти эпистемологические процедуры свидетельствуют об институционализации данной дисциплины, в частности ее гуманитарного направления.