Читать онлайн «Слово — письмо — литература». Страница 114

253

См. об этом статью «Биография, репутация, анкета» в данном сборнике.

В общем плане см.: Lukacs G. The historical novel. Boston, 1963 (работа была написана для публикации в СССР в 1937 г., но опубликован был только ее фрагмент в журнале «Литературный критик» (1938. № 12)). Из обзорных работ по основным регионам укажу лишь несколько: Nélod G. Panorama du roman historique. Bruxelles, 1969; Fleishman A. The English historical novel. Baltimore; L., 1971; Dickinson A. T. The American historical fiction. Metuchen. 1971; Menton S. Latin America’s new historical novel. Austin, 1993; Muelberger G., Habitzel K. The German historical novel (1780–1945) // Reisende durch Zeit und Raum/Travellers in Time and Space. Der deutschsprachige historische Roman. Amsterdam, 1999 (последняя работа была доступна мне только в Интернете — http://germanistik.uibk.ac.at/hr/docs/kent.html).

Характерно, что для Германии в качестве такого пика Г. Мюльбергер и К. Хабитцель указывают 1850–1870 гг.; кстати, в этот же период формируется в общенациональном масштабе и идеология немецкой литературной классики. 1870-е гг. — второй (после 1830-х гг.) период расцвета русского исторического романа, когда выходят сочинения Г. Данилевского, Е. Салиаса, Вс. Соловьева, Д. Мордовцева и др.

Для России это романы Д. Мережковского и В. Брюсова.

См. об этом: Гудков Л. Д., Дубин Б. В. Понятие литературы у Тынянова и идеология литературы в России // Тыняновский сборник: Вторые Тыняновские чтения. Рига, 1986. С. 214–223.

О некоторых аспектах этой борьбы см.: Переверзев В. Ф. Пушкин в борьбе с русским плутовским романом // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. М.; Л., 1936. Т. 1. С. 164–188.

Процесс в так называемых литературах народов СССР (грузинской, армянской, украинской) шел во многом параллельно; ср. исторические романы К. Гамсахурдиа, С. Ханзадяна, Н. Рыбака, П. Загребельного и др.

Характерно в этом смысле появление на независимом телевизионном канале НТВ многосерийного авторского проекта Леонида Парфенова «Российская империя» (ноябрь 2000 г.). Этот заметный и успешный журналист начинал в конце 1980-х гг. с документального фильма о прорабах перестройки, позже, во второй половине 90-х, он представил многосерийный документальный фильм о позднесоветской эпохе 1960–1990-х гг. «Намедни. Наша эпоха».

Перенесенный на фигуру чужака, этот агрессивный мотив переживается повествователем, героем, читателем в пассивной модальности — отсюда широко представленный в советской прозе еще 1920–1930-х гг. мотив изнасилованности (Вс. Иванов, Б. Пильняк, И. Бабель, М. Шолохов, в историческом романе — А. Толстой и В. Шишков). Фундаментально двойственное отношение повествователя к ценностям личности и власти выдает при этом принятая им «сдвоенная перспектива»; ср.: «Будя живую неподатливость — главную сладость любви насильной…» (Усов В. Цари и скитальцы. М., 1998. С. 388).

См. об этом: Дубин Б. Запад, граница, особый путь: символика «другого» в политической мифологии современной России // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2000. № 6 (в печати).

Ср. характерную формулировку одного из анализируемых романистов о «жизни человека или целого народа — нелегкой <…> но с непременной мечтой о будущем могуществе» (Усов В. С. 11; выделено мной. — Б.Д.).

Подобная же — по типу! — художественная антропология задает и состав человечества в мелодраме или фантастике: репертуар ролей и здесь исчерпан полярными позициями на осях половозрастной и социально-статусной (по преимуществу — властной) идентификации. Разумеется, сам конкретный набор ролей будет для этих формульных повествований иным, чем в массово-историческом романе, более «современным», богатым промежуточными типами с дополнением неоднозначных, «психологических» характеристик и т. п.

О семантике детского в советской и постсоветской культуре см.: Дубин Б. Между всем и ничем // Досье на цензуру. 1998. № 3. С. 66–70. О женском в том же контексте см.: Гудков Л., Дубин Б. Интеллигенция. С. 103–114. Об агрессивно-воинских компонентах мужского образа см.: Заппер М. Диффузная воинственность в России // Неприкосновенный запас. 1999. № 1. С. 10–21.

См. об этой категории: Starobinski J. The idea of nostalgia // Diogenes. 1966. №. 54. P. 81–103; Davis F. Yearning for yesterday: A sociology of nostalgia. N.Y., 1979.

Можно сказать иначе: это протез отсутствующего запредельного, а значит, и предела — в чем бы то ни было. Что такое протезы отечественного производства и стоящая за ними антропология, мы знаем. Ср. в лекции Мераба Мамардашвили 1986 г.: «…для человека, который готов вечно страдать, не существует реальности смерти <…> культуру, в которой мы живем, трудно назвать <…> историческим образованием, поскольку она полна несвершившимися событиями, в ней не происходила последовательность свершений, мы вечно решаем одну и ту же проблему <…> Значит, мы все еще не родились, раз не решены проблемы, которые давно уже должны были быть решены и из них должен был быть извлечен смысл <…> Это и значит, что у нас нет исторической мощи стать, сбыться, выполнить что-то до конца» (Мамардашвили М. Эстетика мышления. М., 2000. С. 47–48).

О воздействии формирующейся литературы (и исторического романа) на картину мира в трудах современных ей историков см., например: Neff E. The poetry of history: The contribution of literature and literary scholarship to the writing of history since Voltaire. N. Y.; L., 1947; Реизов Б. Г. Французский исторический роман в эпоху романтизма. Л., 1958. В 1960–1970-е гг. это стало теоретико-методологической проблемой для Р. Барта, Ф. Кермоуда, М. де Серто и др.

На данном материале можно говорить о нескольких функциональных разновидностях «русского стиля» — улично-просторечном (обычно мужском), домашне-чувствительном (женском или в разговоре с женой), сказово-былинном, державно-озабоченном (властном) и проч.

У Фаины Гримберг эти интонации связаны с поэтикой переводного лавбургера, которую она вносит в историческое повествование об императрице Елизавете: «…нежная девичья головка в белом, украшенном алмазами уборе» (Гримберг Ф. Гром победы. М., 1996. С. 14); «Ее смущала эта настойчивость его взгляда» (Там же. С. 39) и т. п.

«Всякому мыслящему человеку… необходимо иметь целостную картину мира», — развивает свое кредо такой автор (Зима В. С. 201).

Заметки были опубликованы в: Новое литературное обозрение. 1997. № 25. С. 120–130, где завершали дискуссию по теме «Социология литературного успеха» (отсылки к статьям других участников обсуждения см. в тексте).

См.: MacClelland D.C. The achieving society. N.Y., 1961.

Связь между положением и признанием писателя в обществе, структурой литературной культуры, с одной стороны, и составом национальных элит, их взаимоотношениями, динамикой и циркуляцией, с другой, — предмет многолетних исследований Присциллы Кларк; см., например: Clark P. P., Clark T. N. Patrons, publichers, and prizes // Culture and its creators. Chicago, L., 1977; Clark P. P. Literary culture in France and United States // American journal of sociology. 1979. № 5. P. 1057–1077; Clark P. P. Literary France: The making of a culture. Berkeley, 1991.

Habermas J. The structural transformation of the public sphere. Cambridge (Mass.), 1989. В противопоставлении области «публичного» только и обретает смысл категория «приватного» (которое не надо путать с индивидуально-идиосинкратическим), как, с другой стороны, «публичное» не сливается с «социальным», а оба они, в определенном смысле и каждое по-своему, противостоят «государственному» и т. д.; все эти категории работают лишь в системе (работает или не работает опять-таки вся их система).

См. в настоящем сборнике статью «Литературный текст и социальный контекст». Без специальной теоретической разработки собирательно-описательная категория «литературный быт» практически лишена объяснительных потенций, а желания разворачивать тут аналитическую работу, насколько можно судить, по-прежнему нет. Я бы предложил различать, например, такие значения «быта» для исследователя литературы и искусства (речь идет об аналитических «чистых» типах, в исторической практике их семантические элементы будут, понятно, перемешаны):