Читать онлайн «Казнить нельзя помиловать. Бескомпромиссный подход к пунктуации». Страница 23

Поскольку мы были воспитаны как читатели печатного слова (а возможно, и писатели замечаний на полях книг), многие процессы, связанные с традиционным чтением, кажутся нам само собой разумеющимися. Поэтому давайте кое-что уточним. Печатное слово подается нам линейно, и основным средством передачи смысла слов, стоящих в определенном порядке, служит синтаксис. Мы читаем наедине с собой, мысленно слыша голос писателя и переводя для себя его мысли. Книга статична, она остается неподвижной, а читатель путешествует по ней. Приобретая книгу, мы в первую очередь активно стремимся к пониманию. Обладая книгой, мы думаем о потомках и преемственности. Зная, что печатное слово, прежде чем попасть к нам, подвергается редактированию, набору и корректорской правке, мы относимся к нему как к авторитетному источнику. Заплатив за книгу (как это чаще всего бывает), мы ощущаем себя инвесторами и собственниками, не говоря уж о сознании собственной добродетельности.

Все эти сопутствующие чтению обстоятельства напрочь уничтожаются современными технологиями. Информация подается нам нелинейно, с помощью каскада ветвящихся связей. Интернет – это публичное пространство, которое вы посещаете или даже обживаете. Его продукция по сути своей безлична и лишена физической оболочки. Пролистывание экранных страниц – процесс, обратный чтению: глаза неподвижны, а материал скользит перед ними. Несмотря на все возможности интерактивного взаимодействия, материал из Интернета (а также с компакт-дисков и прочего) воспринимается совершенно пассивно, потому что подбор содержательных ассоциаций уже выполнен за нас. Электронные носители информации недолговечны по своей сути, открыты для постоянного пересмотра и весьма активно противодействуют ретроспективному изучению. В отличие от редактируемых печатных изданий, информация в Интернете если и подвергается какой-то обработке, то разве что сугубо технической. Она ничего не стоит, поэтому ее ценность сомнительна. И наконец, у вас нет возможности писать на полях экрана заметки, которые через полвека прочтет грядущий читатель.

И все же оснований для немедленной паники нет. Если книга и умирает, она еще долго будет радовать своих верных ценителей (и книготорговцев) чарующей лебединой песней. Однако, рассматривая окружающий нас уровень грамотности – в частности, все эти вывески типа BOBS’ MOTORS и ANTIQUE,S, – нужно помнить, что книги в современном мире больше не являются основным носителем языка и что если наша судьба попала в руки варваров, то существующие культурные тенденции могут только усугубить ситуацию. Как я уже писала во введении, по трагическому стечению обстоятельств период грандиозного провала в преподавании грамматики совпал с неожиданно открывшимися возможностями неограниченного самовыражения. И теперь люди, не отличающие апостроф от апостола, приглашены делиться своими откровениями с каждым обитателем планеты, которому хватает ума щелкать кнопкой мыши. Никогда еще не были так верны слова Марка Твена, сказанные много лет назад:

Нет такого понятия – «английский язык Ее Величества». Собственность перешла в руки акционерного общества, и все мы держатели его акций!

И все-таки обидно. Чертовски обидно. Даже учитывая, что пунктуация пришла в нынешнее плачевное состояние из-за вереницы несчастных случаев, даже зная, что в отношении запятых имеется не менее семнадцати правил, часть из которых не берутся изложить ведущие грамматисты, все равно приходишь в ужас, когда видишь, что делают с пунктуацией люди, которые не отличают who’s от whose и которым не помогает даже проклятая автоматическая проверка правописания. Именно ужас и заставил меня написать эту книгу. Когда я увидела вывеску Book’s с апострофом, у меня внутри что-то оборвалось. Оборвалось на той печальной ноте, которая слышна в «Вишневом саде» Чехова. Оборвалось, как трос в стволе шахты. Я знаю, что язык развивается. Это неизбежно. Я никогда не сочувствовала рисовальщикам египетских иероглифов, отправленным на свалку истории в ходе языковых перемен. («Птичьи головы в профиль, говоришь? Ты шутишь?») Но, по-моему, нельзя без боя отдать на погибель современную систему пунктуации, которая веками верой и правдой служила письменному слову.

Никогда пунктуации не грозила столь грозная опасность. Да, Гертруда Стайн пыталась поднимать шум, но всерьез никто на пунктуацию не покушался. Футуристы начала XX века предприняли демарш, но без особых последствий. В 1913 году Ф. Т. Маринетти написал манифест под названием «Уничтожение синтаксиса. Необузданное воображение и слова на свободе», в котором требовал для слов права на свободное существование; правда, его требование слегка ослаблялось обилием знаков препинания в самом названии манифеста.[365]

Под необузданным воображением [писал Маринетти] я подразумеваю абсолютную свободу образов и аналогий, их выражение с помощью освобожденных слов, не связанных узами синтаксиса и пунктуации.

Стремление Маринетти взорвать «так называемую типографскую гармонию страницы» оказало влияние как на поэзию, так и на графическое оформление текстов. Однако в наше время он воспринимается прежде всего как фантазер, увидевший во сне QuarkXPress[366] – и проснувшийся все в той же суровой реальности накануне Первой мировой.

Поэтому на одной странице мы станем использовать краски трех-четырех цветов, а если понадобится, то и двадцать разных гарнитур. Например, курсив – для сенсационных сообщений, жирный шрифт – для эмоциональных звукоподражаний и т. п. С помощью такой революции в типографском деле и разноцветья букв я хочу умножить выразительную силу слов.

Но довольно о Маринетти. Джордж Бернард Шоу в рамках своей знаменитой кампании за реформу английского правописания предпринял усилия по уменьшению роли притяжательного апострофа. И хотя Шоу был несравненно более знаменит, чем Маринетти, в этой кампании он остался одинок. Кстати, письмо, отправленное Шоу в «Таймс» в 1945 году, позволяет судить о степени его маниакальности. В этом письме, навеянном недавним изобретением атомной бомбы, он утверждал, что поскольку вторая буква b в слове bomb не нужна (я не шучу), в мире – из-за приверженности к традиционному написанию этого слова – теряется даром огромное количество рабочих часов.

За минуту я могу нацарапать слово bomb 18 раз, а слово bom – 24 раза; таким образом, отказавшись от лишнего b, можно сэкономить двадцать пять процентов времени. В Британской империи, над которой никогда не заходит солнце, и в Соединенных Штатах Америки миллионы людей постоянно пишут, пишут и пишут… И все эти пишущие теряют время со скоростью 131 400 × х в год…

Да, старина Джордж – яркий пример того, как далеко можно зайти в увлечении языковыми проблемами.

С другой стороны, Шоу все равно пишет о языке лучше большинства. В апреле 1902-го он опубликовал в журнале «Автор» свои «Замечания о правилах издательства “Кларендон-Пресс” для наборщиков и корректоров», которые содержали не только блестящий выпад против «неуклюжих бацилл» (апострофов), так неуместно торчащих в словах типа dont и shant, но и довольно примечательный пассаж о курсиве, который, быть может, и лег в основу политики «Гардиан»:

Следует не только отказаться от курсивного выделения названий, но и отбросить безобразные перевернутые запятые, которыми их принято окружать. Позвольте привести примеры. 1. I was reading The Merchant of Venice.[367] 2. I was reading “The Merchant of Venice.” 3. I was reading The Merchant of Venice. Тот, кто не видит, что первый вариант выглядит лучше всех и при этом вполне понятен, не должен писать и читать ничего, кроме объявлений о пропавших собаках и каталогов скобяных изделий: в литературу ему соваться незачем.

Кстати, обратите внимание: во втором примере Шоу (или его редактор) разместил точку внутри кавычек. Хотя индивидуальные мании, по-видимому, мало сказались на развитии пунктуации в XX веке (у Шоу было мало последователей, а футуристов вообще никто не помнит), ясно, что под влиянием различных культурных факторов пунктуация сильно преобразилась. За последние сто лет заметно изменились правила расстановки дефисов, написания заглавных букв, адресов, обращений. Сегодня мы пишем:

Andrew Franklin

Profile Books

58A Hatton Garden

London ECIN 8LX

Вернее сказать, я так пишу, потому что это мой издатель. Но главное в том, что тут вообще нет никаких знаков препинания, а всего двадцать лет назад я бы написала:

Andrew Franklin, Esq.,