Читать онлайн «Арийский миф в современном мире». Страница 70

После путча начала октября 1993 г. газета была закрыта. Тогда она взяла себе новое имя и далее выходила как «За русское дело», причем ее целью осталось «разоблачение преступлений международной еврейской уголовно-политической мафии против России» (Гусев 2000: 51). Гусев с гордостью называет свою газету первой в стране с «антимарксистским, антидемократическим, антисионистским лицом» (Гусев 2000: 54). Одно время газета поддерживала тесные отношения с Союзом венедов Безверхого, но к середине 1990-х гг. Гусев разошелся с ним по идейным соображениям. В 1996–1997 гг. Гусев и Перин делали попытки создать новые политические партии, однако эти проекты оказались неудачными. Тогда в 2003 г. они основали Славянский союз Санкт-Петербурга и Ленинградской области.

Более успешным для Гусева оказалось писательское поприще, и к концу 1990-х гг. он был председателем Северо-Западного отделения Всеславянского союза журналистов и профессором Международной славянской академии. В начале 2000-х гг. Гусев выпустил несколько книг, полных «языческого расизма». Эта стратегия оказалась эффективной, и в течение последних десяти лет многие языческие лидеры, отойдя от активной политической деятельности, издавали книги, пытаясь донести свои идеи до широкого читателя. Однако иногда это заканчивается плачевно. В апреле 2011 г. Гусев и Перин попали под следствие по делу о возбуждении ненависти и вражды.

Петербургского художника и публициста И. И. Синявина иной раз считают одним из основателей русского неоязычества. Он получил разностороннее образование: вначале окончил Военно-топографический техникум, затем учился в ЛГУ – сперва на механико-математическом факультете, затем на кафедре искусствоведения исторического факультета. Свой трудовой путь он начал в Ленинграде художником-модернистом, находившимся в оппозиции к советскому официальному искусству, затем стал политическим публицистом, а закончил яростным сторонником русского язычества, увидев в нем мощный рычаг политической мобилизации русского народа. В течение своей жизни Синявин не раз существенно корректировал свое мировоззрение в сторону все большей радикализации. Во второй половине 1960-х гг. он, подобно многим другим художникам-неформалам, увлекся поисками духовности, что привело его к мистическим и эзотерическим учениям. Тогда его манили к себе религии Древней Индии и Древнего Египта, а также христианское учение, причем все это было пронизано духом теософии Блаватской. Большое место в его творчестве занимали христианские мотивы, но по цензурным соображениям ему приходилось писать картины в абстрактной манере. В 1974–1975 гг. он участвовал в ряде неформальных художественных выставок и был одним из их организаторов. В мае 1976 г. он подвергся непродолжительному аресту, после чего вынужден был покинуть страну и вплоть до 1986 г. проживал в США.

Столкнувшись с американскими реалиями, Синявин пережил духовный кризис и уверовал в неизбежность конфронтации между Западом и Россией. Теперь Запад рисовался ему «историческим врагом», неспособным понять Россию с ее мессианской идеей и желавшим превратить ее в колонию или даже уничтожить. А конфронтацию он теперь стал понимать уже не в социально-классовых, а в культурно-национальных терминах. Правда, он все еще связывал русскость не с расово-этническими, а с культурными, морально-этическими и идеологическими основаниями. Русскими он называл тех, кто был готов служить России (Синявин 1991: 140–141). Он выказывал себя сторонником сильного государства, видел в демократии «сатанинское начало», стоял за полное подчинение личности государству, но требовал, чтобы власть в таком государстве была «своя, родная». К тому времени он уже резко порвал со своим прежним увлечением модернизмом, подчеркнув его «антинациональный характер» и усмотрев в свободе творчества «подрыв всякой власти» (Синявин 1991: 147). С тех пор он полностью забросил живопись.

Не желая принимать американский образ жизни, Синявин окончательно превратился в русского националиста, для которого главными ценностями стали «Родина, нация, народ» (Синявин 1991: 149). При этом истинная Россия виделась ему в облике славянской Руси. Он призывал держаться за корни и всячески идеализировал древних славян. Он также начал испытывать двойственное отношение к христианству, пытаясь отделить его «высоконравственные начала» от «фанатического (еврейского) национализма». Столь же неоднозначные чувства вызывала у него и идея коммунизма: с одной стороны, он видел в ней воплощение извечной русской мечты о правде и свободе, но, с другой, его смущали «сионистские настроения» (Синявин 1991: 201–205).

Если до отъезда в США Синявин стремился дистанцироваться от этнорасовых проблем и уговаривал своих коллег-художников сторониться расового видения окружающей действительности, то, вернувшись в Москву, он уже с яростью набрасывался на советский интернационализм, упрекая его в «геноциде русского народа». Впрочем, еще в свой «советский период» он начал идеализировать древность («чем древнее, тем светлее») и уже тогда выказывал жгучий интерес к древним славянам. К 1990 г. это породило у него сомнения в справедливости христианского учения, делавшего упор на смирении, и он начал подчеркивать роль открытой борьбы «за правду Земли Русской». А это, на его взгляд, требовало восстановления «исконного древнеславянского духа» (Синявин 1991: 15, 134). Все еще ценя православие как веру, он заявлял, что оно исчерпало себя как идеология. Мало того, на его взгляд, христианская мораль могла быть продуктивной только в мононациональном государстве, а для полиэтничного общества она не годилась. Он с ожесточением отбрасывал идеалы плюрализма и либерализма. Его идеалом стала сплоченная русская нация, и для ее консолидации ему требовались сильное государство и полное единомыслие («единая истина»). В свою очередь это вызывало нужду в новой идеологии. Спасение виделось Синявину в опоре на свой народ и свою землю (Синявин 1991: 138, 208–214). И в первой половине 1990-х гг. он окончательно сделал ставку на русское язычество, что и озвучил в книге «Стезя Правды», впервые опубликованной в 1996 г. Иными словами, к язычеству Синявина привели не столько духовные искания, сколько русский национализм.

Такой путь проделал не один Синявин – ряд других известных русских националистов, пытавшихся сформулировать «русскую идею», тоже со временем отказались от своих «советских» или «державно-монархических» иллюзий и стали яростными сторонниками русского язычества. Но, подобно Синявину, они понимали его не как религию, а как идеологию, в которой остро нуждался русский народ. Одним из таких деятелей является поэт А. А. Широпаев, одно время позиционировавший себя сторонником империи и теоретиком «православного фашизма» (Широпаев 1995), а затем коренным образом пересмотревший свои взгляды и объявивший себя «язычником» и «регионалистом». Окончив Московское художественное училище, он начал свою карьеру художником-реставратором. С середины 1980-х гг. он активно участвовал в русском национальном движении и вскоре стал заметной фигурой в ряде православно-монархических организаций, возглавлявшихся В. Н. Осиповым, – вначале в Христианском патриотическом союзе, затем – Союзе «Христианское Возрождение». С конца 1980-х гг. его имя можно было встретить среди авторов, печатавшихся в национал-патриотической прессе, где он отстаивал лозунг «Православие, Самодержавие, Народность» (см., напр.: Широпаев 1992). В 1993–1994 гг. он сдвинулся к откровенному нацизму и сблизился с И. Лазаренко, став активистом его карликовых организаций. В 1995 г. он вступил в Народную национальную партию А. Иванова (Сухаревского) и вскоре сделался в ней вторым человеком. В это время он прославлял империю и даже написал манифест «православного арийства» (Широпаев 1994), по-видимому желая стать русским Д’Аннунцио. Но после 2000 г. он резко порвал с православием и объявил себя язычником165. В 2001 г. он опубликовал книгу «Тюрьма народа», ставшую его манифестом, бросившим вызов многим его прежним соратникам. В этой книге главным врагом русского национализма он объявил «Евразийский проект», якобы созданный «хазарами» и «византистами» и веками составлявший стержень политики как русских царей и красных комиссаров, так и Русской православной церкви. Сам он стоит за русский сепаратизм, жертвующий единством России во имя становления ряда мононациональных русских государств, ориентирующихся на Европу. При этом он понимает «русскость» в расовых терминах, делая упор на чистоту крови, а в Европе видит «белый мир», воплощающий былые мечты эсэсовцев (Широпаев 2001).

В январе 2007 г. вместе с другим публицистом, В. В. Штепой, Широпаев собрал в Великом Новгороде «национал-демократов», объявивших себя Новгородским вече, символом которого стал Ящер (Крокодил) как якобы важнейшее божество Северной Руси. Сегодня в своей борьбе против «имперского централизма» Широпаев уже готов отказаться от понятий «Россия» и «русскость» во имя региональных идентичностей, связанных с множеством региональных Русей. В частности, Центральный федеральный округ он предлагает преобразовать в Республику Залесская Русь и формировать в ней «залесское самосознание» (Широпаев 2008)166. Пафос борьбы Широпаева за местное самоуправление можно было бы приветствовать, если бы он не обозначал население регионов как «белые нации», что, безусловно, связано с расовым мировоззрением, популярным у этих «национал-демократов». Ведь как бы он ни стоял за регионализм, приоритетом для него служит сохранение русскими «белой этнорасовой основы», которой в его мечтах суждено стать зонтиком для множества «русских наций».