Читать онлайн «Язык текущего момента. Понятие правильности». Страница 39

6. Кодификация

Общий взаимопонятный и правильный язык, литературно и нормативно образованный, должен быть законодательно, официально, определённо закодирован (пусть и таксономически) и, что ещё труднее, повсеместно внедряем, насаждаем с младых лет как всеобязательный канон. М.В. Панов называл его кодифицированным, подчёркивая, что развитие языка, как ни парадоксально, состоит в том, что он всё меньше изменяется (см. раздел 2).

За постоянство языка отвечает кодификация, которая, в отличие от нормализации, обязана представлять вечный процесс изменения, напоминающий кинопроцесс со сменой моментальных фотоснимков – стоп-кадров, придавая каждому из них видимость непреходящей правильности, пока они не становятся со временем очевидным достоянием альбома воспоминаний. Для этой сложной и ответственной работы необходим, конечно, авторитетный научно-организационный орган, имеющий большие полномочия и действующий под тщательным присмотром общества и властных структур.

Не будет большим преувеличением сказать, что пока нет серьёзной централизации кодификаторской деятельности ни в идейно-содержательном, ни в организационно-внедренческом плане. Напомню, что для языка нет подобия Палаты мер и весов, хранящей эталоны. Да и не очень ясно, откуда их взять. Конечно, есть некоторая база, но не специально этому посвящённая, в Институте русского языка имени В.В. Виноградова Российской академии наук в Москве и его филиале (Словарном секторе) в Санкт-Петербурге, в других исследовательских центрах, редакциях педагогических и словарных издательств, на кафедрах вузов. Деятельность этих организаций отражают академические грамматики, словари, «Свод правил русской орфографии и пунктуации», массовые учебники, многочисленные, порой противоречивые справочники.

Хотя и не обеспечивается востребованное в этом деле полное единообразие, медленно, но обновляются, как теперь говорят, стандарты обучения, учебно-методические комплексы и рабочие программы дисциплин, сами учебники и словари, корректируются правила правописания. Учебные заведения, а также средства массовой коммуникации по-своему успешно, хотя и не всегда согласованно насаждают установленные коды.

Сущность кодификации теснейше увязывается со всеобучем, с массовым внедрением достигаемого. Важно озаботиться тем, что именно материально составляет общий костяк образованного языка, причём вопрос о его функциональной цели и предназначенности, о его соответствующем объёме и характере, к сожалению, сейчас даже не ставится. Забывается и то, что нормы должны служить ещё и точкой отсчёта, если в целях выразительности высказывания нужно отойти от них. В силу абстрактности идеала глобальной нормы сам образованный язык фактически рассматривается и кодифицируется всего лишь как совокупность норм. Вне кода остаётся слишком многое, отнюдь не запрещаемое, да и запрет нельзя признать видом кодификации.

Специализированная и правомочная институция для языковой кодификации существует лишь в мечтах. Страшнее, однако, другое: нет и неизвестно, появится ли обоснованная глобальная идея правильности языка – оптимальной его всепригодности для общения, исторически меняющегося, усложняющегося по содержанию и формам. Основываясь на анализе коммуникативных потребностей государства и общества, обобщая нужды всех граждан при их согласии в интересах национального сплочения и прогресса, норма задавала бы магистральный путь движения в бесконечности переплетающихся индивидуальных и групповых потребностей и обусловленностей. Этот путь привёл бы к выявлению обобщённой идеи как исходной точки решений. Недаром говорится, что надо всё усложнить, чтобы сделать простым главное.

Современная иммунология, например, всё увереннее сводит все известные заболевания к воспалению, которое толкуется как сигнал нарушения здоровья, его нормы. Впрочем, ещё Гиппократ говорил: «Дайте мне силу вызвать воспаление, и я излечу любую болезнь». Всестороннее познание сущности этого явления, показателем которого служит повышение уровня С-реактивного белка (СРБ), позволит предупреждать и лечить болезни включением защитных иммунных механизмов. Описывая всеобъемлющую картину охраны здоровья от риска всех заболеваний, выдающийся медик, директор американского Института здоровья Nutrilite Д. Джонсон утверждает: «…повышенный СРБ сопровождает все наши факторы риска сердечной болезни и рака, других хронических заболеваний» (Johnson D. Optimal Health Revolution. 2008). Воспаление, этот защитный ответ иммунной системы на повреждение или раздражение клеток, и есть причина и показатель, из которых следует исходить медицине.

Найдя «воспаление» в языке, то есть познав корень зла, нетрудно будет заменить нормализацию кодификацией, представить образованный язык в виде разнонаправленных его применений, а то и вообще свести к иным функциональным кодам. Во всеобъемлющей картине наступающего этапа истории правильно образованного языка кодификация найдёт главную ось движения, что позволит чутко контролировать обороты вокруг неё.

Глобальная идея должна уловить и согласовать то общее, что исходно, природно роднит законы саморазвития системы языка и законы социального прогресса при всех капризно непостоянных политических, экономических, культурно-психологических зигзагах, даже предпочтениях отдельных персонажей. Эта идея должна представить саму́ю правильность как функцию взаимодействия их совместного исторического движения. При этом нельзя привычно ставить знак равенства между всегда искомой правильностью языка и его нормативностью, считая последнюю обязательным его признаком, а не порождением какого-то этапа его истории.

Первоначально правильно образованный язык, несомненно, определялся естественным человеческим осмыслением своего и чужого. Позже он задавался устройством княжеств, их раздорами и союзами, желаемо или вынужденно следовал за языком своего князя, его веры, дружины, суда. В эпоху феодализма с торжеством православия и появлением письма, которое, помимо всех своих достоинств, служит ещё и серьёзным её фиксатором, общая правильность исходит из религиозных текстов и ими, а затем и законодательными «правдами» строго задаётся.

Эпоха формирования нации знаменуется усилением государственности, территориальным, духовно-культурным и языковым единством; индустриальная экономика порождает «жизнь по фабричному гудку», строгие нормы труда, выработки, оплаты. Своеобразная книжно-славянская и устно-русская диглоссия постепенно заменяется противопоставлением книжной и некнижной (разговорной) разновидностей неоспоримо единого языка. Становление нации по нынешний день живёт этими понятиями, перенеся с середины позапрошлого столетия самоё слово «норма» и на язык как критерий его правильности.

Вероятно, жизнь в ближайшие годы задаст новое понимание оптимального образованного языка несмотря на скепсис научных кругов относительно реальности такого развития, да и самой возможности институированной кодификации. В обществе не наблюдается сомнений в полезности кодификации, и не только среди педагогов. Однако волей-неволей вся нынешняя кодификация обречена по-прежнему действовать в царстве нормализационных игр с волюнтаризмом и субъективизмом, по определению свойственными играм как явлению.

Между тем уже сегодня отношение к нынешней нормативности со всей очевидностью ведёт к фактическому пренебрежению ею, пусть и при риторических призывах строгого соблюдения отдельных норм (вроде пресловутых споров о роде слова кофе или об ударении в слове йогурт). Постепенное молчаливое забвение императива норм, как и теории функциональных стилей, свидетельствует о скором пришествии новых представлений о правильности языка, связанных, видимо, с грядущим признанием иерархии его применений (см. раздел 7).

Всё же пока кодификация обречена быть лишь чистовым экземпляром нормализации. Во благо и на радость кодификаторам частные новшества (нормы в языке) и тем более системные перестройки (и сдвиги в Норме языка) происходят сокровенно и незаметно. Противоречия интересов и мнений мешают сгладить исторически усложняющееся общение, пусть на какой-то срок условно остановить развитие.

Руководствуясь или делая вид, что руководствуются Нормой языка, кодификаторы сосредоточены на традиционном понимании норм в языке – на том, что С.И. Ожегов обозначил как «совокупность наиболее (так!) пригодных средств» (см. раздел 4.3), и имеют целью следить за тем, как их соблюдает население. Но что конкретно понимать под успокоительным выражением «наиболее пригодные»?

При любом повороте событий можно ждать серьёзных изменений как в стилистике, так и в самом употреблении языка, понимании его правильности. Из блюстителя общей сингулярности норма парадоксально превращается в антиисторический тормоз развития. Грустно и не верится, что привычное и любимое уходит в небытие. Отсюда и реакции языковедов – от теорий вариативности норм до предлагаемого понимания этих процессов, начавшихся с формирования великорусской нации и, соответственно, построения топологии нормативности.