Читать онлайн «Введение в теоретическую лингвистику». Страница 12

Выдвижение на первый план исторических обоснований характерно не только для языкознания, но и вообще для науки того времени. Априорные методы исследования были отвергнуты сначала в естественных науках, а несколько позже — в общественных. Было замечено, что все социальные институты — закон, обычаи, религия, экономика, социальные классы и языки — непрерывно изменяются. Объяснение различных состояний этих институтов в тот или иной период с помощью абстрактных принципов уже не удовлетворяло ученых; подобным объяснениям стали предпочитаться описания развития указанных социальных институтов из некоторого предшествующего состояния — с учетом объективных внешних условий, вызвавших то или иное изменение. Провиденциальный взгляд на историю (как на нечто предопределенное свыше), свойственный христианству, все чаще подвергался нападкам и в конечном счете сменился эволюционными теориями общественного развития, противостоящими церковному мировоззрению.

Как мы видели, в эпоху Возрождения не только усилилось внимание к древним языкам — древнегреческому, латыни и ивриту, — но и возник пристальный интерес к новым европейским языкам. Начиная с XVI в. публиковались хрестоматии и словари все большего круга языков, в том числе некоторых языков Среднего и Дальнего Востока и даже Америки. Предпринимались различные попытки расклассифицировать их по языковым семействам, но поскольку в основе большинства из них лежало неверное предположение о том, что источником всех языков является язык Ветхого Завета — древнееврейский, эти попытки не имели успеха.

Особенно важную роль в становлении лингвистического учения сыграло новое направление — романтизм, развившееся в конце XVIII в., особенно в Германии, как реакция на классицизм и откровенный рационализм предшествующей эпохи. Теоретики романтизма отвергали привычное положение о том, что литературные каноны заложены раз и навсегда классическими произведениями античных авторов. Их интерес к далекому прошлому Германии выразился, в частности, в публикации текстов и словарей древненемецких языков (готского, древневерхненемецкого и древнесеверного). Гердер (1744—1803) утверждал, что существует тесная связь между языком и национальным характером. Вслед за ним этот тезис развил государственный деятель того времени, человек широчайшего кругозора Вильгельм фон Гумбольдт (1767-1835), придав ему более определенную форму. Гумбольдт писал, что каждый язык имеет специфическую структуру, которая отражает и обусловливает способы мышления и выражения у людей, говорящих на данном языке. Положение о том, что национальный язык и национальный характер связаны между собой, зародившись в Германии, позднее переросло в произвольные и вредные спекулятивные рассуждения, в результате которых безнадежно перепутались понятия «язык» и «раса» (особенно в соседстве со словом «арийский»). Однако в рассматриваемый период это положение не только вызвало интерес к более ранним стадиям развития немецкого языка, но и стимулировало многочисленные исследования различных языков в равной степени — независимо от того, являются они «варварскими» языками или нет. Тот факт, что немецким языковедам принадлежит главенствующая роль в разработке сравнительно-исторического метода, не случаен. 

Конец XVIII в. ознаменовался выдающимся открытием: было доказано, что санскрит — древний священный язык Индии — родствен древнегреческому, латыни и другим европейским языкам. Это открытие сделали независимо друг от друга несколько ученых. Одним из наиболее влиятельных из них был английский востоковед сэр Уильям Джонс, который в 1786 г. провозгласил (его слова получили широкую известность), что санскрит обнаруживает в соотношении с древнегреческим и латынью «такое сходство как в корнях глаголов, так и в их грамматических формах, которое нельзя объяснить случайным совпадением. Это сходство настолько разительно, что каждый филолог, столкнувшись с ним, должен неминуемо прийти к выводу о том, что эти языки имеют общий источник, который, возможно, уже не существует». Нетрудно вообразить волнение и удивление, которое вызвало это открытие у воспитанных в духе классических традиций европейских ученых. Для них не было откровением сходство между древнегреческим и латынью. Но ведь они знали о тесных и продолжительных культурных и политических контактах между Древней Грецией и Римом, и эти контакты могли наложить отпечаток на языки двух государств. К концу XVIII в. ученые уже располагали настолько обширными сведениями о языках различного строя, что разительное сходство между двумя классическими языками Европы и санскритом настоятельно требовало научного объяснения. 

Воображение ученых было поражено открытиями в области индоевропейских языков, и они чувствовали необходимость определить надежные методологические принципы для выявления других языковых семей (некоторые были названы выше). Однако индоевропейская семья занимала и, вероятно, всегда будет занимать особое место в сравнительно-историческом языкознании. Это объясняется отнюдь не какими-либо внутренними свойствами индоевропейских языков, но обилием древних письменных памятников на этих языках, возраст которых исчисляется веками и даже тысячелетиями. Родственные языки в своей основе происходят из одного общего языка [праязыка]; поэтому чем дальше мы уходим в древность, тем меньше обнаруживается различий между сравниваемыми языками. Некоторые соответствия между языками индоевропейской семьи могут быть выявлены на основе сравнения современных языков; однако другие, более конкретные соответствия обнаруживаются лишь в результате внимательного изучения древних текстов. 

На основании сказанного выше у читателя могло сложиться впечатление, что свидетельством родства языков могут служить лишь такие совпадения в словарном составе и грамматическом строе, которые нельзя объяснить случайными факторами. Подобное утверждение давало бы крайне упрощенную картину реального положения вещей: оно не учитывает заимствования слов. Хорошо известно, что языки, находящиеся в географических и культурных контактах, легко заимствуют слова друг у друга; это объясняется тем, что часто те или другие реалии или понятия, перенимаемые одним народом у другого, сохраняют свои исходные названия. Поэтому многие словарные совпадения двух языков объясняются заимствованиями либо одного языка у другого, либо обоих рассматриваемых языков у какого-либо третьего языка. Достаточно вспомнить, какое огромное количество слов латинского и древнегреческого происхождения можно обнаружить в словаре любого современного европейского языка. (Отметим также, что если рассматривать в качестве заимствований не только те слова, которые были непосредственно взяты из древних языков, но и те, которые сконструированы в новое время из греческих и латинских корней, то в число заимствований попадет едва ли не вся современная научная терминология, а также названия многих новых изобретений: телефон, телевизор, автомобиль, кинематограф и т. п.) Именно заимствованием из классических языков объясняются многие наиболее очевидные совпадения слов в современных европейских языках. Кроме того, европейские языки в разные периоды истории в той или иной степени заимствовали лексику друг у друга, и этот процесс продолжается в настоящее время. Располагая нынешними знаниями о языках и учитывая общее развитие европейской культуры, мы можем легко распознавать заимствования в словарях современных европейских языков. Очевидно, однако, что, если бы мы не умели отличать исконные слова от заимствований, наше представление о степени близости языков было бы, вероятно, сильно преувеличенным. Основоположники сравнительно-исторического языкознания прекрасно понимали, что слова легко переходят из одного языка в другой, но у них не было надежных критериев, с помощью которых в словаре можно выделить заимствования. Поэтому при установлении языкового родства они опирались преимущественно на грамматические соответствия, привлекая лексические соответствия весьма осторожно и, как правило, рассматривая только слова основного словарного фонда, то есть те слова, которые известны носителям языка с детства и постоянно используются ими. Однако при языковых контактах, как известно теперь, языки могут влиять друг на друга и в отношении грамматического строя. Разумеется, нельзя отрицать, что так называемые «культурные» слова заимствуются охотнее других слов; однако факт существования основного словарного фонда, неподвижного и не подверженного заимствованиям, безусловно, вызывает сомнение. Впрочем, этот вопрос не столь важен, как это может показаться, поскольку для тех языков, в исследовании которых компаративистика достигла наибольших успехов, туманное понятие сходства было заменено более точным понятием системного соответствия.