Читать онлайн «Введение в теоретическую лингвистику». Страница 106

На основе этих разграничений мы можем сформулировать следующий важный принцип традиционной логики: тогда как универсальные имена встречаются (в правильных суждениях) в позиции как субъекта, так и предиката, конкретные имена ограничены в своем употреблении позицией субъекта. Наиболее типичные примеры суждений, построенных из конкретного и универсального имени, таковы: Socrates is a man 'Сократ — человек' (групповая универсалия) и Socrates is wise 'Сократ мудр' (характеризующая универсалия); а примером суждения, состоящего из двух универсальных имен, является фраза Men are wise 'Люди мудры'. (Мы не будем касаться другого традиционного принципа, состоящего в том, что из двух универсальных имен менее специфическое выступает в роли предиката при более специфическом.)

Традиционное разграничение конкретных и универсальных имен можно провести и независимо от аристотелевских и схоластических понятий субстанции и акциденций. Оно покоится на признании в чувственном мире определенного числа дискретных, имеющих протяженность во времени «сущностей» (людей, животных и вещей), на признании принципов идентификации и классификации, в соответствии с которыми эти «сущности» могут получать именование (в качестве индивидуальных объектов) или «группироваться» по классам с помощью лексических средств рассматриваемого языка, а также на признании множества повторяющихся свойств, состояний, действий и т. д., которые могут ассоциироваться с этими «сущностями». Нет оснований сомневаться в том, что (каков бы ни был его философский статус) это обыденное понятие «сущности» применимо в достаточном числе случаев при исследовании словарного состава и синтаксической структуры различных языков, если только мы не забываем о разграничении «понятийных» и «формальных» критериев (ср. § 7.6.1).

Теперь должно быть ясно, почему в традиционной грамматической и логической теории «субъект» и «существительное» неразрывно связаны. Наиболее типичные существительные (к которым стандартное «понятийное» определение применимо без всякой кругообразности; ср. §7.6.1) — это те, которые обозначают индивидуальных лиц или индивидуальные предметы. Их обычная синтаксическая позиция в предложениях, содержащих только одну такую единицу, сочетаемую с не-существительным (с глаголом в самом широком смысле этого термина; ср. § 7.6.4), может быть проиллюстрирована предложением John ran away 'Джон убежал'. Термин «субъект» тоже определялся сначала на основе таких предложений.

Все это фактически означает, что исследователь в области традиционной грамматики или логики, как и «первый встречный», который слышит фразу John ran away и которого спрашивают для выявления «называния» — «толкования» «Что говорится о чем?», будет считать (в случае отсутствия каких-либо контекстных указаний на противное), что в фокусе интересов говорящего находится индивидуальное лицо Джон, а не то, что он сделал. Если же его попросят проанализировать фразу Horses are vicious animals 'Лошади — норовистые животные' или Virtue is rare 'Добродетель редка', то он будет считать в них «называнием» horses 'лошади' и virtue 'добродетель', опираясь на синтаксический параллелизм этих фраз и предложений, состоящих из конкретного и универсального имен (John ran away 'Джон убежал' или John is good 'Джон хороший'), которые наиболее непосредственно удовлетворяют условиям применения традиционных принципов, служащих различению субъекта и предиката. Иначе говоря, в случае простых предложений, содержащих конкретные и универсальные имени, традиционный критерий «называния» — «толкования» имплицитно основывался на разграничении субстанции и акциденций; а применение критерия «называния» — «толкования» к предложениям, состоящим из двух универсальных имен, определялось их внешней грамматической структурой.

При определении «субъекта» и «предиката» (как и во многих других случаях) традиционная логика и традиционная грамматика в значительной степени полагались друг на друга. Обе они обращались к аристотелевской доктрине категорий предикации, служившей философской базой для того взгляда, согласно которому мир населен индивидуальными лицами, животными и вещами (субстанциями), а эти субстанции выступают либо в качестве инициатора, либо в качестве страдательного лица (ср. «агенс» и «пациенс») действий и процессов, наделены определенными качествами, находятся в конкретное время, в конкретных местах, подвержены изменениям и т. д. В какой степени этот взгляд на мир в деталях предопределяется грамматической структурой классических языков — спорный вопрос, который нет необходимости здесь рассматривать. Для обоснования понятия «субъекта» в общей синтаксической теории достаточно констатировать, что в случае простых повествовательных предложений, содержащих только одно именное выражение, категории логики и грамматики должны обязательно рассматриваться как совпадающие друг с другом.

Можно сделать допущение о том, что в каждом языке имеется и составляет при этом самый характерный синтаксический тип минимальной структуры предложения такой класс предложений, ядро которых состоит из именного элемента (nominal) и глагольного элемента (verbal) (термин «именной элемент» (nominal) охватывает существительные, местоимения и именные группы; термин же «глагольный элемент» следует понимать в более широком смысле с включением сюда также и прилагательных; ср. §8.1.1; 7.6.4) [63]. Понятия «субъекта» и «предиката» сначала определяются, как мы видели, по отношению именно к таким предложениям. А затем содержание этих понятий расширяется применительно и к более сложной синтаксической структуре. Именно в ходе этого расширения может возникнуть определенный конфликт между различными видами логических и грамматических критериев идентификации субъекта.

Рассмотрим английское предложение John kills Bill 'Джон убивает Билла', ядро которого состоит из двух имен и глагола. В предыдущих главах настоящей книги мы придерживались традиционного взгляда на синтаксическую структуру таких предложений, в соответствии с которым в данном примере субъектом является существительное John, а предикатом — группа kills Bill, состоящая из переходного глагола kills и существительного Bill в роли объекта (ср. § 6.2.3, 7.6.4). Главный довод в пользу такой точки зрения состоит в том, что наблюдается грамматический параллелизм между существительным John в предложении John kills Bill и субъектом предложения с непереходным глаголом, а также между kills Bill и предикатом предложения с непереходным глаголом (причем термины «субъект» и «предикат» сначала определяются, как мы видели, по отношению к предложениям с непереходным глаголом, в которых содержится только один именной элемент). И в John kills Bill 'Джон убивает Билла', и в John runs (away) 'Джон убегает' представлено согласование между существительным в единственном числе John 'Джон' и глаголами kills 'убивает' и runs 'бежит (прочь)'; а число существительного-объекта Bill 'Билл' нерелевантно для правил согласования в английском языке. Если вместо существительных подставить местоимения, то местоимение, которое заменит существительное John, примет ту же форму «номинатива» (ср. §7.4.5) как в предложении с переходным глаголом, так и в предложении с непереходным глаголом: Не kills Bill 'Он убивает Билла', Не runs away 'Он убегает'. Местоимение, заменившее слово Bill, в предложении с переходным глаголом примет другую форму, а именно форму «аккузатива»: John kills him 'Джон убивает его'. Более того, эти два предложения можно объединить в любом порядке в результирующее сложное предложение, опустив одно из употреблений слова John: John kills Bill and runs away 'Джон убивает Билла и убегает', John runs away and kills Bill 'Джон убегает и убивает Билла'. Трансформационные правила согласования требуют, чтобы структура составляющих для предложения John kills Bill была идентична структуре составляющих предложения John runs away на уровне, описываемом правилом Σ → NP+VP (если записать его в принятых обозначениях; ср. § 6.6.4). Существует и много других трансформационных правил английского языка, которые зависят от идентификации John с субъектом, a kills Bill с предикатом в предложении John kills Bill; ср. I deplore John's killing Bill 'Я сожалею о том, что Джон убил Билла': I deplore John's running away 'Я сожалею о том, что Джон убежал' и т. д. Наконец, и John kills Bill, и John runs away могут быть дополнены фразой that's what he does 'вот что он делает', где «глагол-заместитель» («pro-verb») do стоит либо вместо kills Bill, либо вместо runs away, а не просто вместо kills.

Этот последний факт связан с другим аспектом традиционной теории субъекта и предиката, о котором мы пока еще не упоминали. Предложения как с непереходным, так и с переходным глаголами в английском языке отвечают на имплицитный вопрос What does X do? 'Что делает X?', где X — именное выражение, a do 'делать' (при его втором появлении в вышеприведенном вопросе) служит «глаголом-заместителем», который объединяет, с одной стороны, непереходный глагол, а с другой — переходный глагол + его объект. Во всех случаях, когда это условие выполняется (а оно не применимо ни к переходным, ни к непереходным стативным глаголам; ср. § 7.6.4), субъект может быть охарактеризован как «деятель» (или «агенс»). Напротив, объектное существительное в предложениях с переходным глаголом выступает как «цель» (или «пациенс»). «Понятийная» интерпретация субъекта как «деятеля», а объекта как «цели» часто вступает в конфликт с каким-либо из других критериев, упоминавшихся в предыдущем параграфе. Например, в предложениях Wealth attracts robbers 'Богатство привлекает грабителей' и Riches attract robbers 'Сокровища привлекают грабителей' в роли субъекта выступают wealth 'богатство' и riches 'сокровища' (в соответствии с критерием согласования субъекта и глагола), но единственным существительным, которое могло бы претендовать на роль «деятеля», является слово robbers 'грабители'. И все-таки для английского (и для некоторых других языков, включая латинский и греческий) в традиционной точке зрения можно найти определенную долю истины и считать, что субъект активного предложения с переходным глаголом является инициатором действия, а объект — «пациенсом», или «целью». Это отражается в структуре словарного состава: большинство переходных глаголов проявляют тенденцию употребляться с одушевленным существительным в роли субъекта в активных предложениях, тогда как субъект непереходного глагола и объект переходного глагола довольно безразличны к разграничению между одушевленными и неодушевленными существительными.