Читать онлайн «Теория литературы». Страница 21

Многое из работ Буслаева приобрело для современников значение глубоких открытий. Мифосистема Буслаева оказалась особенно адекватной в применении к памятникам древности, немалая часть которых была им открыта заново. Увлеченный своими успехами в мифоанализе, Буслаев готов был распространить свой метод на изучение современной ему художественной литературы. Экспериментируя в этимологической сфере языка, он как бы невольно ограничивал себя рамками формы с ее неизбежной односторонностью и субъективизмом. Он ищет возможность возвести значения слов к общему индоевропейскому языку. Имена героев русских былин Буслаев связывает с мифами, обозначающими реки. Дунай у него – символ великана.

Последователем Буслаева, продолжателем традиции мифологической школы в России явился его младший современник А.Н. Афанасьев (1826—1871).

В отличие от Буслаева, Афанасьев не достиг никаких ученых степеней, хотя и закончил Московский университет по юридическому факультету. Он занимал незначительные чиновничьи посты и печатался в различных журналах совсем не по юридической специальности, а по истории России и фольклористике. Проблемы народного творчества стали делом всей жизни Афанасьева. Он увлечен идеями сравнительной мифологии Буслаева. В 1850 – 1860-х годах он публикует статьи «Ведун и ведьма», «Колдовство на Руси в старину», «Зооморфические божества у славян: птица, конь, бык, корова, змея и волк». А в период с 1855 по 1863 г. по типу Я. Гримма Афанасьев издал в восьми томах собрание «Народных русских сказок», принесшее ему широкую известность.

Методологические принципы исследования произведений народного творчества представлены им в монографическом трехтомном труде «Поэтические воззрения славян на природу» (1865—1869). Подобно Я. Гримму и Буслаеву, Афанасьев источником народного творчества считает миф. Но, в отличие от Буслаева, он не считает необходимым исследовать в деталях эволюцию от мифа через язык к образу: он принимает как данность мифологическую теорию и занимается сам мифотворчеством, обычно на уровне мифологических образов. Он воссоздает значение мифа не на основе этимологических разысканий, как это было у Буслаева, а посредством сближения и растворения религиозного ядра мифа в конкретном историческом событии или образе народного героя. Афанасьев возводил индоевропейские мифы в основном к арийским источникам.

В 1860-х годах сравнительно-лингвистический метод Я. Гримма – Буслаева осложняется у Афанасьева так называемой «метеорологической» («небесной») теорией мифа, выдвинутой немецкими учеными А. Куном, В. Шварцем и английским ученым М. Мюллером. Работа Мюллера, опубликованная в России в 1863 г., называлась, подобно афанасьевской, «Поэтические воззрения на природу греков, римлян и немцев в их отношении к мифологии». Современные мифы, по мнению Мюллера, принятому и Афанасьевым, явились результатом замены утраченного первоначального, древнейшего значения слова каким-либо явлением природы. У Афанасьева это были «небесные» явления: тучи, гром, дождь, облака, солнце. Стада арийских пастухов олицетворяются у него с дождевыми облаками, могучим Громовником. В работах Афанасьева зарождается русская демонология. Он олицетворяет Соловья-разбойника с демоном грозовой тучи, а богатырь Илья Муромец, идущий на борьбу со змеем, выступает как демонический посланец холодных облаков. Пушкинский Балда представлен у Афанасьева Богом-Громовником. Современники критиковали эти фантастические трактовки Афанасьевым значения мифов: субъективизм в анализе им образов народного творчества отмечали А.Н. Пыпин, Н.А. Добролюбов, Н.А. Котляревский, А.Н. Веселовский. Но при этом критики видели в работах Афанасьева огромную эрудицию, высоко ценили массу привлеченных им к изучению материалов народного творчества.

Афанасьев не только сохранил в своих мифах, но и приумножил высокий нравственный смысл русских былин, легенд, сказок. Он опубликовал целый ряд статей по вопросам истории русской литературы: о творчестве Кантемира, Новикова, Фонвизина, Пушкина, Батюшкова. В 1859 г. выпустил сборник «Народные русские легенды».

Концепции мифологической школы разделяли многие русские ученые, в том числе О.Ф. Миллер, Н.А. Котляревский. Под влиянием мифологов в первой половине XIX в. в России находились А.Н. Пыпин, А.А. Потебня, А.Н. Веселовский. Теория Я. Гримма – Буслаева давала положительные результаты, особенно при анализе памятников русской старины. Однако очень быстро была отмечена ее ограниченность, особенно при изучении произведений современных авторов. Не всегда она давала достоверные ответы и на вопросы об исторических источниках литературных явлений старины. К тому же во второй половине XIX в. стали выходить работы ученых сравнительно-исторической школы, выдвинувших теорию заимствования. И для самого Буслаева, с появлением работ А.Н. Веселовского, основоположника русской компаративистики, стала видна ограниченность мифологического метода. Это можно отметить в его работах «Сравнительное изучение народного быта и поэзии» (1872) и «Странствующие повести и рассказы» (1874).

Современник Буслаева и Афанасьева В.И. Даль определяет миф в своем «Толковом словаре живого великорусского языка» более широко, связывая его с действием и типом человеческой личности. «Миф, – говорится в словаре, – происшествие или человек баснословный, небывалый, сказочный». И дополнительное определение: «иносказание в лицах, вошедшее в поверье». Даль видит в мифе перелицованную драму.

Миф и мифология продолжают интересовать ученых и в дальнейшем. Почти столетие спустя после Буслаева в работе «Диалектика мифа» А.Ф. Лосев дает мифу такое определение: «Миф есть в словах данная чудесная личностная история». От Буслаева здесь почти ничего не осталось. Этимологическая основа исследования исчезла: «в словах данная» – это лишь способ фиксации, форма. Лосев ближе к Далю. В центре у него – «история» («происшествие»). Далее: у Лосева – «чудесная», у Даля – «небывалая», «баснословная». Но самое главное: Лосев лишает буслаевско-гриммовский миф его источника – коллективного автора. Для Лосева миф не результат коллективного мышления народа, народного творчества, а история – «личностная», т. е. индивидуальная. А здесь возможно двоякое истолкование природы мифа: миф как личное восприятие чуда и миф как личное сотворение мифа, т. е. мифотворчество. Таким образом, Лосев как бы дает мифу вторую жизнь, создает новую науку – мифопоэтику. Мифопоэтическое своеобразие с тем или иным успехом теперь рассматривается на уровне индивидуального стиля писателя.

В литературоведении понятием «культурно-историческая школа» покрывается многочисленная, разветвленная, продолжительная во времени совокупность общественно-литературных явлений, включающая в себя большое количество имен и трудов.

Терминологию, принятую в литературоведении для характеристики своеобразия форм академической науки (в том числе и культурно-исторической школы), нельзя считать устоявшейся. Термин «школа» характеризует как систему, так и группу ученых, ее разрабатывавших. Наряду с термином «школа» содержание академических научных систем определяется понятиями «метод», «направление», «течение», «способ», «теория». Такое обилие взаимозаменяемых терминов свидетельствует о широте содержания, вкладываемого в эти понятия самими представителями академической науки.

Возникновение в России культурно-исторической школы как системы взглядов относится к середине 1840-х годов и обусловлено целым рядом факторов, характеризовавших особенности развития общественной мысли в Европе и в России. При этом следует разграничить факторы, относящиеся к общим предпосылкам, тенденциям в историческом развитии, истокам системы, и факторы, непосредственно обусловившие появление культурно-исторической школы. Важно учесть и то, как сами представители культурно-исторической школы в России представляют свою родословную. Они рассматривают исторический процесс в рамках просветительской демократии и, принимая в расчет национальные, социальные, исторические, культурные и литературные традиции, обозначают свою систему как «народознание», «народоведение». Ранее всего российские представители культурно-исторической школы обнаруживают «народоведческие» тенденции в трудах Ж.Ж. Руссо («Об общественном договоре…», «О воспитании…»), а также в его художественных произведениях. Имеется в виду ориентация Руссо на народную культуру, ее национальные истоки, на новые, сентименталистские, принципы в художественном творчестве. К «дальним» предпосылкам школы относятся работы И.Г. Гердера, «И еще одна философия истории человечества», «Письма для поощрения гуманности», «Дневник моего путешествия» так же хорошо известные в России, как и работы Руссо. В этих работах предлагается «естественно»-научный принцип истории как своеобразия развития народов, провозглашаются идеи гуманизма. Один из основоположников движения «Буря и натиск» в Германии, Гердер выступает провозвестником романтизма, решительным противником рационалистического, нормативного искусства классицизма. Но наиболее значимый шаг Гердера по пути к «народоведческой» системе ученые российской культурно-исторической школы видят в его практической деятельности по собиранию памятников немецкого и славянского фольклора и древней литературы.