Читать онлайн «Морфология загадки». Страница 14

Обратившийся к народной загадке глаз оказывается ослеплен неисчерпаемым богатством ее форм. Внешняя и внутренняя форма, метр и стиль живо разнообразятся, а одна и та же загадка сочетает <…> разнородные компоненты. (Там же: 48)

Важно, что это разнообразие подвергнется дискриминирующему рассмотрению, которое даст о себе знать в процессе петшева морфологического анализа. Проблема подлинной загадки, по Петшу, заключается не в том, чего она ищет, как это обстоит с другими формами энигматики, а в том, как она предлагает свои вопросы. И он выбирает самую сложную форму загадки для того, чтобы дать представление о морфологии, характеризующей жанр.

Морфологическую сложность подлинной загадки Петш рассматривает в рамках стилистики, лингвистической дисциплины, в которой в конце XIX века разрабатывались мысли, предшествовавшие лингвистической поэтике ХХ века. Самые отличительные, бросающиеся в глаза стилистические особенности народной загадки, по Петшу, это краткость и слаженность, а определяющей особенностью является ее функциональная структура, артикулированная в этой лаконичной форме. Петш сосредоточивает свое внимание не на всей загадке как вопросно-ответном тексте, а на описании. В рамках вопроса он отделяет описание загадываемого предмета от риторических элементов, относящихся к вопрошанию. Описание загадываемого предмета он выделяет как главную часть загадки. Вот как он его характеризует:

Эти описания, лишь иногда выраженные в полных предложениях, а часто в неполных, но зато имеющих либо изобразительный характер, ориентированный на создание образа, либо характер эхоподобного звукового отражения, образуют собственно ядро, главную часть всей загадки. Без этого загадка либо невозможна, либо представляет собой “неподлинную” (“unwirklich”). (Там же: 48–49)

На этом пути Петш различает в описательной части, которую обычно называют вопросом, ядро и обрамление. Обрамление отличается лингвистически своим формульным характером. Оно состоит из вводной и заключительной формул, задача которых привлечь внимание адресата загадки, активировать некоторое напряжение внимания указанием на предстоящие трудности, а также на ожидающую в случае успеха награду, и раздразнить испытуемого «ожиданием, что он провалится», тем самым побуждая его к разгадыванию (там же: 49). Можно добавить более позднюю мысль Бронислава Малиновского, введенную Романом Якобсоном в лингвистику, что такое обрамление взывает к некоторой солидарности участников коммуникации; эта роль получила название фатической функции речи. Обрамление легко распознается. Оно слабо выражено в русской загадке, хотя и тут изредка встречается, например: Загануть ли те загадку…? (С570), отчетливее в английской: Riddle me, riddle, в аргентинской: Maravilla, maravilla, в брауншвейгской вводная формула может быть: Ra, ra, wat is dat? Обрамление часто выглядит как довольно позднее обретение, но, возможно, это эхо или закрепление памяти исчезающих ритуальных условий, непременных в прошлом. Вводный компонент обрамления может быть представлен формулой места, например, брауншвейгская загадка нередко начинается версией фразы Hinter ûsen Hûse (За нашим домом). Такая формула распознаваема именно как клишированное введение, не имеющее другой необходимой смысловой функции.

Главное достижение Петша – экспликация структуры ядра подлинной загадки. Он характеризует эту структуру в целом как сочетание стилистически разнородных форм обозначения: 1) непрямого называния предмета, 2) его описания и 3) еще одного элемента описания, который вносит черту, несовместимую с предшествующим о писанием. Последний компонент ядра создает дополнительное затруднение в разгадывание загадки, и без того затрудненное косвенностью первого и разнородностью первого и второго. Третий компонент Петш назвал тормозящим (там же: 49). Вот пример:

Hinter ûsen Hûse (Позади нашего дома) и Râe mâl tau wat is dat? (Разгадай-ка, что это такое?) – обрамляющие формулы. Vadder Krûse (папаша Краузе) – называющий компонент ядра, но называющий непрямо. Ploiget (пашет) – описывающий компонент. И Ône plaug und ône rad (без плуга и без колеса) – дополнительный описательный компонент, вступающий в противоречие с предыдущим и тормозящий разгадывание.

Таким образом, полная структура вопроса/описания загадки состоит из пяти компонентов:

(1) вводный обрамляющий компонент (einführendes Rahmenelement),

(2) компонент ядра, косвенно называющий, или представляющий, загаданный предмет (benennendes Kernelelement),

(3) описывающий компонент ядра (beschreibendes Kernelelement),

(4) тормозящий компонент (hemmendes Element),

(5) заключительный обрамляющий компонент (abschliessendes Rahmenelement).

Подлинная загадка без ущерба может состоять менее, чем из пяти компонентов. Поэтому Петш предлагает двойное структурное определение загадки: полное и достаточное. Полная загадка состоит из пяти компонентов, но обязательны для того, чтобы загадка оставалась полноценной, только два: (2) косвенно называющий и (3) описывающий. Тормозящий компонент ядра (4) и обрамляющие (1) и (5) не обязательны; каждый из них в отдельности, вне связи с другими, может присутствовать или отсутствовать. Для вышеприведенной загадки о кроте достаточно одной фразы: Ploiget vadder Krûse (пашет папаша Краузе), – чтобы быть загадкой. Загадку, в которой присутствуют все пять компонентов, Петш называет нормальной (das Normalrätsel – в смысле задающая норму) и признает ее редкой.

Анализ Петша содержит ряд сильных сторон. Прежде всего он выделил подлинную загадку и дал артикулированное структурное представление о ней. Структура представлена как функциональная организация стилистически разнородных компонентов. Иначе говоря, Петш в своем анализе интегрировал стилистические, функциональные и структурные аспекты текста загадки, точнее – текста ее вопроса/описания (оставив в стороне ответ/решение). Освободившись от диктата вопросно-ответной формы, Петш сделал шаг, оказавшийся чрезвычайно плодотворным для дальнейшей истории изучения загадки. Его мысль о существовании полной и неполных форм подлинной загадки пошла у него по крайне формальному пути, но в будущем такое различие получит глубину.

Недостаток работы Петша – допущение, что загадка предназначена для индивидуального разгадывания; и такое понимание функции наложило сильный отпечаток на понимании морфологии. Но это допущение он разделяет со всей филологической школой, и оно послужило, хоть и ограничивающим, но на первых порах полезным инструментом. Его представление о морфологии загадки положило начало плодотворному пути исследования. Положительный итог петшева анализа можно подвести таким образом: Подлинная народная загадка, в противоположность смежным формам энигматики, отмечена стилистической компактностью, плотной упаковкой стилистически разнородных компонентов описания, так что эта разнородность, а с ней и смысловая противоречивость описания, оказываются скрытыми.

Отмеченная таким образом характеристика загадки представляет собой разработку аристотелева ее определения. Афинский философ указал на логическую противоречивость загадочного описания; немецкий филолог перевел характеристику в более осязаемый план стилистики – он усмотрел лингвистически определимые характеристики разнородности средств описания и в соответствующих терминах охарактеризовал компонентную структуру загадки. Переход Петша в лингвистический план – это начало структурного, или морфологического, изучения загадки в фольклористике нового времени. И все же мы все еще находимся в преддверии собственно структурного описания, поскольку оно у Петша не вполне удовлетворительно – стилистическая неоднородность описания разошлась у него с инконгруэнтностью, которой отведено отдельное и второстепенное место (компонент 4). Классическое структурное описание загадки дал другой исследователь.

Следующий шаг в исследовании структуры загадки сделал через полстолетия американский фольклорист Арчер Тэйлор в работах 1943, 1949 и 1951 годов. Движимый тем же интуитивным знанием, что народная загадка должна быть отличаема от всех остальных жанров энигматики и вместе с тем не всегда равна сама себе, он вслед за Петшем сделал центром своего внимания категорию подлинной загадки (true riddle).[16] Тэйлор отличает подлинную загадку, с одной стороны, от ложной, которую он представил такими категориями энигматики, как: шееспасительная загадка, арифметическая головоломка, хитроумный ответ и литературная загадка. Особое внимание он уделяет последней, потому что она иногда ставится в один ряд с народной. И он указывает на ее принципиальное отличие от народной: многословность, отсутствие определенной структуры и определенного функционального места в жизни. С другой стороны, он отличает в области народной загадки подлинную и уделяет внимание только ей. Приступая к структурному анализу подлинной загадки, он, вслед за Петшем, выделяет в ней обрамляющий компонент и ядро, но при этом разбирает ядро иначе.