Читать онлайн «История русской риторики. Хрестоматия». Страница 45

О сказывании или произношении

Оное есть подлинно из всех наиважнейших качеств слова и состоит в произношении и телодвижении, что, говоря собственно, есть душою слова. Без оного, четыре прочие свойства суть ничто. И потому‑то Квинтилиан назвал Сократа превосходнейшим сочинителем, но жалким произносителем; да можно то же сказать и о славном французском Бурдалу, который писал столь прекрасные проповеди и который так худо оные говорил, что принужденным находил себя заставлять оные проповедать; в то же время в иной церкви другого езуита, весьма искусного в произношении и который в восторг приводил все свое собрание – так, что сам отец Бурдалу говаривал, что мошенники, слушая проповеди его товарища, отдавали назад людям кошельки, которые они обрезывали за проповедями его. Сия часть казалася толь великой важности первому римскому оратору, что он за нужное сам почел учиться у славного комедианта в свое время, ему приятеля, человека ученого – Росция.

Подлинно великая есть наука переменять голос. Ничто так не скучно, как сия единообразность голоса, всегда на одном тоне не подвижная, которую можно правильно назвать самым главным лекарством от бессонниц наисильнейшим. Но, от другой стороны, надобно избегать произношения слишком громкого и тонкого: и то, и другое равномерно худое. Примером в том может служить оный проповедник, который, сказывая недавно о милосердии и думая возбудить к оному своих слушателей, говорил столь тихо, что никто его не слыхал, и не токмо чрез то не тронул сердец, но даже и ушей. На что один шутливый человек сказал, что сей человек был отменен в том, что о такой известной материи он говорил вещи неслыханные, кои им рассказывал руками, а они слушали глазами. Соображаяся с обстоятельствами речи, оратор должен возвышать или опускать голос, смотря на то, в какой степени страсти его речи находятся. Ударение голоса весьма важно, ибо одна и та же вещь, выговоренная различными тонами, имеет часто различное знание, напр., когда Спаситель наш ходил по водам и как ученики, объяты будучи страхом, почли его за призрак (так! – А. В.), то Он уверил о себе, сказав им с простотою: Аз есмь. Но когда сии же самые слова сказал с грозным видом иудеям, искавшим его в вертограде, то вдруг поразил их страхом и поверг всех на землю. Что касается до телодвижения, то оное должно быть сходственно с рассудком, чтоб приличествовало материи. Но не должно быть оно очень или редко или часто и совсем некстати. Есть ораторы такие телодвижники, что их почесть легко можно за трясущихся от судороги, каков был Курион; ибо как в одно время, слушавши его слово, один человек, весьма забавный, который был в параличе, сказал, что, по счастию, ежели бы он не стоял близко возле места, с которого Курион сказал, то бы некому смахивать мух от него было и они бы его искусали.<… >

О фигурах риторических

Фигур риторических есть очень великое число, из коих некоторое ныне больше не в употреблении, кроме как у иезуитов, кои всегда последние покидают худые привычки. Главные и употребительные суть следующие:

Метафора, троп, этопеия, метонимия, гипербола, ирония; заимословие, сомнение, обращение, прохождение, изображение, повторение, противоположение, прехождение, восклицание, желание и, наконец, распространение. Но я здесь буду говорить о самонужнейших.

О гиперболе

Сия фигура состоит в чрезмерном возвышении, которое увеличивает или умаляет вещи и представляет оные или гораздо меньшими или гораздо большими, нежели чем они в сущности находятся, – точно так, как сии выдуманные зрительные трубы, кои представляют предметы сверх их величины или малости естественной. Она служит великим вспоможением оратору, когда общие выражения очень слабы, напр., не могу и подумать, чтоб живописец лучше написал старость рощи, как в следующих 4 стихах описана:

Вот истинное изображение гиперболы. Но ежели гипербола может превосходить вероятие, то не должна она никогда доходить до смешного. Я приведу на сие одно доказательство. Можно ли, например, вообразить что ни есть смешнее, как оное описание, сделанное одним петиметром любовнице? Она, по его словам, столь прекрасна, что Венера и Елена заслужили не больше, как быть горничными ее служанками; что один ее волос есть довольно великой цены выкупить плененного короля; что глаза ее столь блистали таким светом, что за весьма бы отважного того должно почесть, кто бы к ней подошел без закрывала; и, наконец, ее руки столь были прелестны, что быть оными удавлену можно почесть за великое счастие.<… >

О иронии

Сия фигура употребляется тогда, когда, говоря о какой вещи, дают знать другую и совсем оной противную. Оная зависит столь же от ударений голоса, как и от значения слов. Сия‑то фигура есть та, которая прямо в глаза бранит людей похвалою и хвалит их ругательством. Как мед, растворенный ядом, услаждая, вредит и, вредя, услаждает. Словом, она насмехается людям теми же словами, коими делает им похвалу, напр., Цицерон говорил об Августе: Подлинно удивления достойного Октавия должно возвысить; что может значить то, что он был удивления достоин и что надобно его возвысить более; но Цицерон чрез сие не разумел, что должно было его возвести на высокие чести, но чтоб поднять на виселицу.<… >

О уподоблении

Сия фигура не что иное есть, как соотношение двух вещей или двух лиц между собою и почитается наилучшая в риторике. Она не токмо изображает в душе чрез точное подобие истины самые отвлеченные, но об оных дает еще наибольшее понятие. Например, Мальгреб сказал по примеру Горация:

Но надобно делать таким образом, чтоб сравнение взято было от вещи важной и никак не подражать Гомеру, который, сколь ни славен, уподоблял Агамемнона одной корове, потому что он походил на нее цветом. Это все равно, как ежели бы уподобить одного Кардина вареному раку в том, что они оба красные.<… >

О приноровлении

Употребление сей фигуры состоит в том, чтоб одно слово или два подобные положить в разном стиле. Нет ничего увеселительнее сей фигуры в шутках. Так, например, Цицерон, увидев Марка Антония, который распахнувши или открывши свою робу, говорил к народу всевозможною хитростию, сказал ему тогда: «Никогда и никто не говорил так открытно, как вы…»<…>

1. Насколько своеобразно определение риторики в «Детской риторике» 1787 года?

2. В «Детской риторике», конечно, встречаются устаревшие слова, которые придают учебнику известный колорит. Догадались ли вы о значении следующих слов и выражений (если нет, обратитесь к тексту и постарайтесь понять из контекста, о чем идет речь):

найти материю (глава об изобретении)

живописец (глава о расположении)

пучок цветов (глава о расположении)

естество (глава о расположении)

зрительные трубы (глава о гиперболе)

роба (глава о приноровлении)

3. Прокомментируйте авторское суждение о соотношении мысли и слова (в главе о украшении или выговоре):

Слова не имеют ничего твердого и основательного, ежели не будут иметь хороших мыслей; так и мысли будут без всякой приятности слуху, ежели будут плохо выражены.

4. Что такое память природная и приобретенная в объяснении автора учебника?

5. Какие недостатки в произношении выделяет автор учебника? Выведите из них рекомендации к произношению и телодвижению.

6. Какое мнение сложилось у вас о шутках в учебнике? Насколько они остроумны? Например, вот эта: «… Есть ораторы такие телодвижники, что их легко почесть можно за трясущихся от судороги…» – прочитайте и прокомментируйте дальнейший отзыв об этом ораторе в главе «О сказывании или произношении». Напишите словарную статью в «Словарь XVIII века» о слове телодвижник.

7. Как автор показывает удачное и неудачное использование фигур речи? Перескажите примеры, используемые в гиперболах, иронии, уподоблении.

сущности, неизученной остается практика риторического обучения. Между тем она может показать, как формировался писатель и оратор, мыслящий и говорящий человек XVIII века. Отделы рукописей российских библиотек хранят сборники учебных сочинений – ораций, проповедей, кантов и стихов, которые говорились не только по торжественным случаям (например, по случаю приезда важной особы или окончания учебного года), но и с целью учебной тренировки. Речи писались и произносились как по-латыни, так и по-русски – так, студенческие речи из публикуемого сборника Московской Духовной Академии по преимуществу написаны на латинском языке и лишь две из них переведены. Тематика речей – самая разнообразная, но в основном разбираются вопросы нравственности и «наук»: О приятности учения; О священном богословии; О похвалах богословию; В похвалу философии; «Показатель духа есть речь…»; О добродетели; О разуме и чувствах; О производящей причине мира; «Надо ли проявлять снисхождение к порокам человеческим или суровость?», «Должны ли и можем ли мы получить знание о сущности божества?», «Можем ли мы быть добродетельными и вследствие этого достойными божественной милости?»; О пользе учения истории; Об опоре философа; Побеждает ли труд праздность; «О том, не подавляют ли юность словесные науки» и т. д.