Читать онлайн «Введение в когнитивную лингвистику». Страница 56

В русском языковом сознании сосуществуют несколько значений и смыслов слова дом: приоритетным является представление о родном доме (кров, очаг, изба, хата). Это центростремительный перекресток всех жизненных путей человека, сходящихся у родного очага. Родной дом – это первая вселенная человека, объединяющая его воспоминания, мысли, мечты и тем самым организующая «связь времен». Дом – это еще и убежище, последняя опора в жизни: «Дом, который не страшен в час народных расправ» (М. Цветаева).

С родным домом связано позитивное переживание. Об этом писал известный русский философ А. Лосев: «Возьмите вашу комнату, в которой вы постоянно работаете. Только в очень абстрактном мышлении ее можно представить себе как нечто нейтральное вашему настроению и вашему самочувствию. Она то кажется милой, веселой, радушной, то мрачной, скучной и покинутой. Она есть живая вещь не физического, но социального и исторического бытия».

При этом дом может иметь вид городской квартиры (многоэтажный, хрущоба, коммуналка), частного сельского дома (изба, хата), и промежуточного типа (большой, но частный) – коттедж.

Для русских большой дом – из трех и более комнат, т. е. пространство дома сильно ограничено, в сравнении с западным представлением о доме.

В русской культуре, русской литературе были и разрушители и строители дома. Строительство дома – этическая модель поведения русских: Кто дома не строил, земли недостоин (М. Цветаева). Арсений Тарковский написал:

Лелеяли дом – И. Тургенев («Дворянское гнездо»), А. Пушкин («Евгений Онегин», «Домик в Коломне»), Л. Толстой («Война и мир»), С. Аксаков («Семейная хроника»), А. Чехов («Дом с мезонином»), А. Твардовский («Дом у дороги»), Ф. Абрамов («Дом»).

Разрушали дом – Н. Островский («Гроза»), Н. Гоголь («Мертвые души»), А. Ахматова (Я пью за разоренный дом), Н. Гумилев (По стенам опустелого дома…).

Особого внимания заслуживает отношение к дому М. Цветаевой. Считают, что в поэзии М. Цветаевой два дома – «дом земной» и «дом небесный» [Дацкевич и Гаспаров, 1992: 116–130]. Через концепт дома М. Цветаева определяет не только «свое», защищенное земное пространство, но и собственный духовный мир, собственную сущность: В переулок сходи Трехпрудный, / В эту душу моей души. Этот дом – жилище души, дом-сказка: дворцовый чердак, Фландрия, чердачные чудеса.

Пространство дома расширяется у нее до масштабов целого большого города (Москвы) и даже целой страны:

Дом у нее также – потусторонее царство (царство мертвых, могила, гроб): дом на погосте; вечный дом; в призрачном доме / Сем; поставят нам – единый дом. Часто он воспринимается поэтом как темный, разоренный, не способный защитить: дом, не знающий, что мой, как госпиталь или казарма.

М. Цветаевой дом воспринимается и как светлое и славное место в большом фальшивом мире:

Разновидность дома – храм, Дом для Бога. Испокон веков храмостоительство имитирует космогоническое свершение, а сами храмы в миниатюре олицетворяют мирозданье. Они стремятся ввысь, к Богу, возвышаются спасительными маяками:

КОЛОКОЛ. В своей работе «Философия имени» С. Булгаков писал, что есть слова, имеющие троякий смысл – буквальный, переносный и духовный. Именно к таким словам относится слово колокол.

Согласно толковым словарям русского языка, колокол – «металлическое (из меди или из медного сплава) изделие в виде полого усеченного конуса с подвешенным внутри него для звона стержнем-языком» (Словарь, 1982, с.75). Но это буквальное значение слова. Переносное – всякий предмет подобной формы – платье-колокол, цветок колокольчик и т. д. А духовный смысл может быть почерпнут из истории, функций, символики колокола.

Родиной колокола многие ученые считают Китай, а первые колокольчики датируются XIII–XI веками до н. э. Колокола были знакомы древним египтянам, евреям, римлянам. Ко времени возникновения христианства колокольчики и бубенцы употреблялись практически во всех религиях. Христиане осуждали их как предметы языческие, этим и объясняется негативное их упоминание в Новом завете: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий».

В Европе колокола вошли в употребление с VII века и выполняли там сигнальную функцию. Колокола мазали мирром, надевали крестильную рубашку, окуривали ладаном, давали имена. В империи Карла Великого колокола приобретают статус государственного достояния, с ними связано немало легенд и преданий. Средневековый европеец верил, что звон освященного колокола отводит козни дьявола, молнии, бури, град, эпидемии, что немой обретает голос, если напишет свое имя на колоколе; что душевнобольной исцелится, если выпьет воду из колокола, как из чаши; что смазка оси, на которой висит колокол, помогает заживлению ран и срастанию переломов. Сейчас в Ервопе колокольные звоны используются как светское развлечение.

На Руси колокола появились сразу после принятия христианства. Первое упоминание о них в русской летописи относится к 998 г. (житие преподобного Антония Римлянина), и здесь колокол получает иное значение, иные функции. Он становится гласом Божьим, «звонкой иконой», «молитвой в бронзе».

Колокола на Руси освящали, но никогда не крестили и не нарекали человеческими именами, у них были лишь прозвища, которые давались с учетом особенностей звучания или события, в честь которого он был отлит. Колокол с сильным, резковатым звучанием нередко назывался «Лебедем», с мягким, приятным – «Красным», с неровным, дребезжащим – «Козлом», «Бараном» и т. д. Считалось, что колокол умолкает на чужбине.

Особенно ценились большие колокола: звон колоколов-гигантов, разносившийся на много верст окрест, был символом возрастающей мощи державы, он звал к единению и верности. В 1836 г. был отлит Царь-колокол и установлен на гранитном пьедестале. Он весил более 200 тонн и был самым тяжелым из всех, когда-нибудь отливавшихся в мире.

В старину на Руси колокола подвергались наказаниям. Так в 1591 г. по приказу Бориса Годунова отрубили уши и вырвали язык Угличскому колоколу, сообщившему народу о гибели царевича Дмитрия, затем его сослали в Тобольск; в 1771 г. набатный колокол Московского кремля по указу Екатерины II был снят с колокольни и лишен языка за то, что призвал народ к бунту.

Колокола указывали время, били тревогу, когда случался пожар или иное бедствие, когда вспыхивал мятеж или приближался враг, скликали воинов и напутствовали их на битву, ликовали, встречая победителей, приветствовали знатных гостей. Звук вечевого колокола был сигналом к народным собраниям в древнерусских феодальных республиках Новгороде и Пскове. Но главное его назначение, сделавшее его частью национального самосознания, – участие в церковном богослужении.

Православный звон отличается от колокольных звонов других конфессий: если звоны Западной Европы содержат мелодические и гармонические основы, то православный звон – это ритм и характер. Звон на Руси не только указывает время богослужения, но может передать радость и спокойствие, глубокую скорбь и торжество. Различаются следующие виды звонов: благовест (размеренные удары в один большой колокол. Этим звоном возвещается благая весть о начале богослужения в храме); перезвон (перебор колоколов от самого большого до самого маленького. Он бывает погребальный и водосвятный); собственно звон – это ритмический звон с использованием колоколького звукоряда. Он бывает праздничный (трезвон, двузвон), будничный, а также звон-импровизация. Есть ФЕ давать на позвонные: если кому-то не возвращали долг, он давал звонарю деньги с просьбой исполнить погребальный звон по здравствующему должнику, и долг немедленно возвращался. Есть еще ФЕ вызвонить грех – отлить колокол, который своим звоном вымолит у Бога прощение данному грешнику.

Звуки колоколов оказывают благотворное влияние на человека, а также, по мнению ученых, и на окружающий воздух в пределах слышимости колокольного звона. Кроме того, им приписывается способность изгонять нечистую силу, развеивать козни и злые чары, отводить грозу, исцелять от болезней, предвещать беду самопроизвольным звоном.