Читать онлайн «Врачебные тайны дома Романовых». Страница 43

С его отставкой в России закончилось архиатрство, на смену Медицинской канцелярии пришла Медицинская коллегия, руководство которой было передано в руки немедиков.

Имя лейб-медика-консультанта Мандта (такое же наивысшее придворно-медицинское звание имел ещё только лейб-медик Н.Ф. Здекауэр) приобрело в отечественной истории скандальную известность в связи с упорными слухами о его причастности к якобы имевшему место отравлению императора Николая I.

Мартын Мандт родился в 1800 г. в городе Вейенбурге (Пруссия) в семье хирурга. Пойдя по стопам отца, он обучался медицине в нескольких немецких (в том числе — и Берлинском) университетах. В 1821 г. в качестве врача и зоолога Мандт принял участие в полярной экспедиции на китобойном судне в районе Гренландии и Шпицбергена. Опубликованный в 1822 г. отчёт о путешествии был зачтён ему в качестве докторской диссертации. Мандт был назначен окружным врачом в городе Кюстрине, а в 1830 г. утверждён ординарным профессором хирургии в Грейфсвальдском университете. В 1832 г. Мандт в течение полугода путешествовал по странам Европы — Англии, Франции, Италии, интересуясь главным образом учреждениями для психических больных.

Как отмечали его современники, Мандт был, несомненно, талантливым человеком, с независимым и сильным характером. К сожалению, его нравственная личность была непривлекательна. Н.И. Пирогов, познакомившийся с ним ещё до приезда в Россию и потом встречавшийся с ним в Петербурге, считал его недюжинным человеком, отмечая вместе с тем нелестные стороны его характера: тщеславие, карьеризм, несправедливую резкость в суждениях о других. К русским врачам Мандт относился пренебрежительно и надменно и своим исключительным положением при дворе воспользовался для укрепления влияния немецкой партии. Эту сторону деятельности Мандта подчёркивает немецкий «Биографический лексикон»: «Его большие таланты в соединении с предприимчивой натурой и при редко встречающейся силе воли позволили ему сделать быструю и блестящую карьеру при Российском дворе и полностью продемонстрировать всю мощь немецкой науки и немецкого характера» (Берлин — Вена, 1932. С. 53–54. — Б.Н.). Любимыми медикаментами Мандта были «nux vomica» (стрихнин) и цинковая мазь. Кровопусканий Мандт избегал, употребляя для кровоизвлечения обыкновенно одну-две пиявки.

Лечебное дело, судя по всему, Мандт знал хорошо, ибо ему в 1853 г. как директору Образцового военного госпиталя была объявлена «особая признательность государя императора за успешное атомистическое лечение больных, а также высочайшее благоволение его сотрудникам старшим врачам того же госпиталя Е. Пеликану и Гольмеру».

Наиболее развёрнутую характеристику Мандту дал В. Верекундов:

«Мартын Мандт — Geheimer Ober Medicinal-Rath (буквально — старший тайный медицинский советник, по-видимому, имелся в виду чин действительного тайного советника. — Б.Н.) — бывший профессор Грейфсвальдского университета, почётный член Медико-хирургической академии, читал лекции над больными, выбираемыми из разных палат, на немецком языке с примесью необходимой латыни. С увлекательным красноречием и логической последовательностью говорил он у кровати больного и не без остроумия создавал из немногих и шатких данных картину болезни. При диагностике больных он обращал почти исключительное внимание на состояние пульса, языка, температуру кожи и в особенности на отправления спинного мозга. Из обыкновенных способов исследования он практиковал ручное исследование, причём преимущественно ощупывались печень и толстые кишки лёгким передвижением кожи сверху вниз. Исследования органов дыхания и кровообращения стояли на втором плане и обычно поручались ассистенту. Никаких других способов, не говоря уже о химических или микроскопических, не практиковалось вовсе. Всевозможные болезни Мандт подводил под одну общую категорию острого или хронического раздражения спинного мозга, поражения левой доли печени и засорения толстых кишок, допуская, кроме этого, только раздражение слизистых перепонок в различных степенях. Вначале он прописывал в полных приёмах сильнодействующие средства: рвотные, сернокислые соли, разные возбуждающие, ртутные препараты, опий, селитру, хинин и др. При малейших признаках „прилива крови“ и в воспалительных болезнях он прибегал к повторным общим и местным кровопусканиям. Следуя своей системе, он приставлял пиявки и кровососные банки исключительно к позвоночному столбу и печени.

В диете он был строг до крайности и всегда приписывал неуспех лечения диетическим погрешностям со стороны больного. Трудных случаев он вообще избегал. В течение 15 лет Мандт нисколько не изменял своим взглядам на сущность болезней, совершенно пренебрегая успехами медицины того времени. Но зато терапию свою он неоднократно изменял самым неожиданным образом, пока не остановился на своей атомистической системе. Одновременно (1842–1845) он лечил всех без исключения больных горькой водой, голодной диетой и местными кровопусканиями, к которым иногда присоединял втирания изаутентритовой мази в позвоночный столб. Потом (1845–1847) он пустил в ход магические средства, клал своим больным расчёсанные гребнем или щётками кошачьи меха на спину и правое подреберье. Нередко при этом взглядом, пассами или иными манипуляциями „магнетизировал“ пациентов, особенно дам. Только за этим последовала эпоха, когда Мандт под влиянием учения Радемахера создал свою известную „атомистическую методу“. Этот человек при своём крайнем невежестве в медицине был далеко недюжинной личностью. Самое шарлатанство его носило характер смелый, вызывающий и было основано на знании слабости людей, которыми он легко и свободно играл вплоть до печального случая кончины императора Николая Павловича. Он изложил свою атомистическую систему в брошюре на немецком языке „О лечении холеры“ (СПб., 1849), заключающей в себе невероятный винегрет из теорий Маршаль Галла о рефлекторной деятельности спинного мозга с учением Бруссе о раздражении слизистых оболочек пищевых путей с собственной теорией о страданиях левой доли печени. Эта брошюра по приказанию Николая I была переведена на русский язык и разослана для руководства во все военные госпитали. Мандт до того убедил государя в пользе своей методы, что по высочайшему повелению военные врачи должны были на смотрах и учениях носить на перевязи особые сумки с атомистическими лекарствами для подачи первой помощи.

Мандт впервые был приглашён к Высочайшему двору по рекомендации Великой княгини Елены Павловны для пользования императрицы, которое, казалось, было удачно. Этим он приобрёл доверие государя как врач и был назначен лейб-медиком государыни. Потом мало-помалу он стал давать медицинские советы и Николаю Павловичу, скоро перешёл в лейб-медики Его Величества и в конце концов сделался необходимым лицом у государя. Доверие императора к Мандту всё более и более росло, и, наконец, своим умением вкрадываться в человека он достиг исключительного звания друга государя. Редкий ум, из ряда вон выходящая хитрость, свобода в пользовании всеми средствами для своих целей сохранили Мандту его исключительное положение при дворе вплоть до кончины Николая Павловича. Даже во время смертельной болезни государя Мандт не допускал во дворец других врачей, если не считать Кареля, который не смел перед ним пикнуть, кормил императора неизвестными порошками, которые приносил с собой в кармане, и уверял всех до последней минуты, что никакой опасности нет. Во всём этом народ усмотрел неестественную смерть государя, и толпы бросились к Зимнему дворцу, требуя на расправу Мандта. Но его успели спасти: Мандт скрылся из дворца задними ходами и тайком, как мог скорее, уехал за границу.

Так закончилась удивительная история этого блестящего шарлатана. Несмотря на крайнюю ограниченность, чтобы не сказать больше, медицинских знаний, Мандт импонировал своим необыкновенным апломбом, самоуверенностью, исключительным положением среди профессоров академии и покровительством президента Академии Шлегеля и связями при дворе».

Гомеопатические методы лечения использовались Мандтом не только в армии и царской семье. По свидетельству современников, Мандт имел обширную частную практику, в том числе и в аристократической среде.

Сохранились описания внешности и характера Мандта. Так, военный врач, внук начальника Военно-медицинской академии, А.А. Пеликан, встречавший Мандта в доме своего деда, пишет: «Сам Мандт был человек привлекательный, с изящными манерами, которые так часто встречались тогда у врачей иностранного происхождения, что и давало им преимущество перед русскими, заставляло высшие классы предпочитать их грубым, неопрятным семинарам (выходцам из поповской среды. — Б.Н.) или перекрестам из евреев, составлявшим главный контингент отечественного врачебного сословия дореформенной эпохи. Говорил он исключительно по-французски и по-немецки».