Читать онлайн «Дикий мир нашего тела. Хищники, паразиты и симбионты, которые сделали нас такими, какие мы есть». Страница 2

Мы все знаем о кризисе биологического разнообразия, но столь же актуальным является и связанный с ним кризис, вызванный изменениями в природе, с которой мы взаимодействуем. Лежа в постели или сидя перед компьютером, мы часто испытываем боль или недомогание, которые связаны с нашим происхождением. Наша боль – это неосознанная тоска по естественному контексту. Саванны и леса наших предков по-прежнему с нами. Они приходят к нам, как фантомные боли, они приходят, когда мы чихаем, когда у нас болит спина, когда мы пугаемся. Мало того, они приходят к нам всякий раз, когда мы выбираем, что посадить, съесть или купить. Одних людей история настигает чаще, других – реже, однако так или иначе она приходит к каждому из нас.

В этой книге я расскажу о последствиях изменений наших отношений с природой. Я начну с паразитов, а потом мы обсудим те виды, от которых мы зависим напрямую (симбионтов), наших хищников и, наконец, наши болезни. В заключение рассмотрим перепутье, на котором мы все оказались. Но у нас есть выбор. Один из вариантов – это двигаться дальше по уже избранному пути. Он приведет нас к окончательному отдалению от природы (что само по себе душевно и физически истощит нас), мы будем больше болеть, станем менее счастливыми, нас будет обуревать вечная тревога. Живя в таком мире, мы будем придумывать все больше и больше лекарств для избавления от своих проблем, стремясь с помощью химических препаратов восполнить утрату природы. Это существование под стеклянным колпаком, взгляд на жизнь со стороны. Есть и другие варианты, более радикальные, но не менее возможные. Некоторые из них я покажу на примере горстки полудиких визионеров, ратующих за огромные общежития, хищников на улицах и заселение нашего кишечника разнообразными глистами и паразитами.

Но в нашей повседневной жизни мы все-таки не нуждаемся в дикости. Ведь дикость – это то, от чего мы избавились, чтобы жить без малярии, лихорадки денге, холеры и без страха за своих близких, которых в любой момент может сожрать какой-нибудь хищный зверь. Нам нужна, если можно так выразиться, управляемая природа, которая дополнила бы нашу счастливую жизнь, добавив в нее совсем немного дикости. Сейчас не принято говорить о том, что мы должны изменять окружающую нас природу в соответствии со своими потребностями, но это именно то, что мы делаем с тех пор, как начали заниматься сельским хозяйством и бороться с вредителями. Теперь же нам надо лишь научиться бережнее относиться к окружающей среде, учитывая нюансы. Можно сохранять в полости рта полезные бактерии и уничтожать вредные; мы не делаем этого только потому, что не хотим. Мы можем заселить свой кишечник безвредными нематодами и тем самым укрепить иммунитет. Мы можем начать тесно общаться с животными, которые возбуждают наше любопытство, приносят радость и делают нас счастливее. Берите больше – мы могли бы создать зеленые города, что куда более революционно, чем озеленение крыш зданий. Города, в которых все стены пронизаны жизнью. Представьте себе бабочек, вылупляющихся из коконов среди растущих на балконах цветов. Представьте себе хищников, охотящихся на улицах, – ястребов на Манхэттене и медведей в Фербенксе. Представьте себе всех животных – если и не всех, то многих, – вообразите себе их голоса, звучащие за дверями вашего дома.

В течение последних ста лет мы использовали антибиотики для того, чтобы убить всех бактерий в нашем организме с целью избавления от нескольких вредных видов. Целых сто лет мы убивали на наших полях всех насекомых, чтобы избавиться от нескольких видов вредителей. Мы убивали волков повсюду, чтобы сохранить поголовье овец в некоторых местах. За последние сто лет мы отмыли и дезинфицировали прилавки наших магазинов, чтобы «избавиться от микробов». Нельзя отрицать, что эти меры спасли множество жизней, но взамен мы получили большое количество новых хронических проблем, а природа лишилась былого многообразия. Теперь мы знаем больше и можем проявить мудрость, чтобы сделать нашу жизнь более естественной и более здоровой. Решение проблем, вызванных нашим стремлением к «чистой жизни», отнюдь не простое, для этого недостаточно начать купаться в грязи. Наша задача – создать принципиально новую экологию, создать живой мир, с которым мы сможем творчески взаимодействовать; живой мир, в котором виды, уцелевшие после внедрения антибиотиков и вырубки лесов, будут не просто выживать. Нам предстоит заново создать этот мир, который будет напоминать роскошный цветущий сад.

Позволим же нашей жизни вновь соединиться с дикой природой!

Летом 1992 года археолог Тим Уайт обнаружил ископаемые останки, навсегда изменившие его жизнь. Наткнувшись на них, он поначалу даже не понял, что именно он видит; невозможно было разобрать, один это скелет или несколько. Это могли быть останки собаки или – с не меньшей вероятностью – фрагменты скелета девочки-подростка. Когда солнце ярче осветило находку, ситуация несколько прояснилась. Плоть давно сгнила и исчезла, но оставшиеся кости могли рассказать интересную историю.

Уайт отошел от места раскопок, чтобы посмотреть на кости под другим углом и охватить взглядом всю перспективу. Чем дольше он смотрел, тем яснее становилась картина. Найдено было несколько скелетов, но только один из них задел Уайта за живое и произвел на него неизгладимое впечатление. Эта девочка, кости которой были обнаружены первыми, даже спустя тысячи лет после своего последнего вздоха продолжала привлекать к себе пристальное внимание. Уайт не мог отвести от нее взгляд. Давно погибшая девочка пробудила в археологе странные чувства. Возможно, тут сыграли свою роль жара и растревоженное самолюбие – Уайт вообразил, что за высохшими побелевшими костями кроется нечто большее. Каждый ученый, занимающийся исследованием ископаемых останков, питает неистребимую надежду на то, что ему – единственному из всех! – удастся совершить настолько важное открытие, что в науке изменится сам взгляд на пустыню, где это произошло. Со временем Уайт начал верить, что это случилось именно с ним[1].

Тим Уайт, профессор антропологии Калифорнийского университета в Беркли, в течение многих десятилетий занимался изучением разнообразных приматов и предков человека. Он знал кости людей, а также высших и низших приматов как свои пять пальцев. Этими пальцами он касался миллионов костей, зарисовывал их, ощупывал, выкапывал из земли. Опыт и интуиция подсказывали Уайту, что кости, найденные им в песке, были не вполне женскими, однако они не могли принадлежать и обезьяне. Здесь, в пустыне, глядя на разрозненные костные фрагменты, Уайт не мог сказать, к какой именно ветви генеалогического древа жизни принадлежало это существо, но подсознательно чувствовал, что сделал весьма значимое открытие. Он нашел не связующее звено между обезьяной и человеком – нет, он нашел нечто большее. Возможно, обнаруженные им останки вообще сделают бессмысленными дальнейшие поиски этого связующего звена. Надо сказать, что работа с ископаемыми останками требует наличия интуиции, позволяющей отличить необычное от заурядного. И Уайт интуитивно понял, что видит нечто весьма неординарное. Необычным был череп. Необычными были ступни. Когда же Уайт и его коллеги принялись исследовать слой почвы, в котором были обнаружены останки, то выяснилось, что его возраст составляет порядка 4,4 миллиона лет[2]. Эти кости лежали там задолго до возникновения людей и даже задолго до рождения легендарной Люси, скелет которой является основой наших современных антропологических знаний. Если Уайт окажется прав, находка обессмертит его имя. Если же ошибется – ну что ж, он станет еще одним антропологом, едва не свихнувшимся на почве собственного разгулявшегося воображения.

Признаки, указывающие на безумие Уайта, были налицо. Шансов обнаружить настолько уникальные и важные останки было не больше одного на миллиард, а может, и того меньше. Тем не менее, если бы Уайт занялся поиском подтверждений своей правоты, он бы преуспел. Сам контекст открытия позволял предположить, что он натолкнулся на нечто очень важное. Уайт и его коллеги работали в Эфиопии, в пустыне Афар. Место раскопок, расположенное близ села Арамис, находилось неподалеку от того района, где в 1974 году были обнаружены кости других ископаемых людей раннего периода. Поблизости находилось и то место, где он сам вместе с коллегами незадолго до этого обнаружил древние останки человека, возраст которых оценивался в 160 тысяч лет[3]. Извлечь кости нужно было правильно. Но «правильно» – это значит долго и с большими финансовыми затратами. Велик был соблазн сделать все пусть и грязно, но со скоростью оперирующего хирурга. О, это было бы эффектным жестом! Но Уайт устоял перед искушением. Доверие в антропологических кругах завоевать трудно, а потерять очень легко. Поэтому следующий ход надлежало совершить безупречно – надо было собрать все крошечные костные фрагменты, идентифицировать их и составить скелет. Один только фрагмент нижней челюсти мог потребовать месяцев упорного труда. Еще несколько недель уйдет на сопоставление фрагментов таза. А сколько еще костей! Такое впечатление, что это существо было раздавлено гиппопотамом, а потом положение с каждым годом усугублялось подвижками грунта, вездесущими термитами и муравьями, да и самим ходом неумолимого времени[4]. Эти кости сохли и разрушались четыре миллиона четыреста тысяч лет – срок немалый. Уайт, правда, рассчитывал, что сложить кости в надлежащем порядке ему удастся быстро. Вызов с энтузиазмом приняли все ассистенты и коллеги Уайта. Трудность заключалась не только в том, что кости были разбиты на фрагменты, но и в том, что сами фрагменты отличались невероятной хрупкостью. При неаккуратном обращении они могли рассыпаться в прах. Собственно, многие и рассыпались.