Читать онлайн «Психология шизофрении». Страница 56

Обычно люди не обращают внимания на эту автоматическую эмоциональную интеракцию с окружением; лишь когда кем-то нарушается ее привычный характер, когда на чьем-то лице выражается полное отсутствие, явная маскировка, эмоциональное состояние, не соответствующее актуальной ситуации и т, п., тогда мы моментально реагируем на «необычность» данного человека и начинаем поиски ее причины. «Неадекватные» эмоциональные реакции, не гармонирующие с колоритом интеракции, подвергаются этиологическому анализу. Объяснение чьего-либо или даже собственного «неадекватного» эмоционального состояния действует успокаивающе. Неадекватность, а затем и необъяснимость — два сигнала, возникших вследствие нарушения интеракции с окружением. Когда появляются оба сигнала, возникает чувство необычности, и данный человек воспринимается как странный, чудаковатый, иной. Удивление, вызванное необычностью эмоциональных состояний, требует объяснения их этиологии, и в случае успеха структура эмоционально-чувственной интеракции остается ненарушенной.

О прочности этой структуры свидетельствует тот факт, что человек распространяет ее не только на людей, но и на животных, по крайней мере на тех, с которыми ему приходится взаимодействовать. Неадекватность эмоциональных реакций животного, например, когда собака рычит на своего хозяина, вызывает удивление, которое сменяется другим чувством под влиянием объяснения такого поведения (собака рычит, потому что ей помешали есть). Если мы не в состоянии объяснить неадекватность эмоциональных реакций животного, например, когда собака съеживается и лает без какого-нибудь повода, мы начинаем искать внешнюю причину — подозреваем, что собака отравлена, что она заболела и т. п. Мы переходим от «понимающей психологии» к «психологии объясняющей».

Неадекватность эмоциональных реакций можно понять только в целостном контексте с окружением. Известно, что чувства и настроения отличаются разнообразием, изменчивостью и не всегда соответствуют эмоциональному колориту внешнего мира. Почему, ощущая неадекватность собственных эмоциональных состояний, мы столь чувствительны к неадекватности эмоциональных реакций других людей? В том ли только дело, что мы склонны маскировать свои чувства и настроения? По всей видимости, только этим вопрос не исчерпывается. Трудно было бы говорить о маскировке чувств у детей или у животных, их также легко распознать, как и неподлинность чувств вообще. С другой стороны, представим себе человека, настолько поглощенного своими мыслями, что он не замечает того, что происходит вокруг, либо человека, который в сновидении ведет себя как наяву; чувства, которые бы отражались на лице такого человека, и все его поведение не соответствовали бы окружению, не были бы адекватными, и мы были бы не в состоянии их объяснить. Такой человек не принимает участия в эмоциональной интеракции с окружением. Он оказывается оторванным от действительности.

Наши эмоциональные установки являются как бы вступлением, первым включением в то, происходит вокруг нас. После этого вступления следует дальнейшее ангажирование. Это — процесс постоянного обмена со средой. Его невозможно прервать или остановить. Чувство, которое «застыло» на лице, независимо от его качества, будь то радость, отчаяние или ужас, вызывает у окружающих удивление или даже страх. Такой человек выходит за рамки интеракции с окружением и становится странным, чудаковатым или несколько комичным. Эмоционально-чувственный колорит представляет, таким образом, важнейшую «внутреннюю» составляющую интеракции с окружением, связанную с общей установкой и с подготовкой к более конкретной активности. Он динамичен и подвержен колебаниям, ибо изменчивым является процесс обмена со средой. Он зависит как от среды, так и от самого организма. Поэтому на него оказывают влияние как экзогенные факторы (факторы среды), так и эндогенные (внутренние). Эмоционально-чувственный колорит, оторванный от окружающей действительности, оказываясь в «пустоте», приобретает качество необычности.

Несмотря на разнообразие форм интеракции с окружением, возможно выделить ее общие закономерности, особенно если свести ее к основным установкам в отношении окружения («к» — «от»), и именно эти установки субъективно выражаются в эмоциональных состояниях. Эти установки можно обнаружить даже на самых нижних уровнях филогенетического развития, и потому определенные основные закономерности эмоциональных реакций можно наблюдать не только у человека, но также и у животных, особенно у наиболее филогенетически близких нам — у млекопитающих. Неадекватность их эмоциональных реакций может так же бросаться в глаза, как и у человека. Таким образом чувства и настроения, будучи наиболее субъективной и наименее коммуникативной стороной психической деятельности и в то же время ее наиболее общей составляющей, подчиняются закономерностям, нарушение которых тотчас привлекает внимание окружающих. Эмоционально-чувственный колорит, следовательно, при всем его индивидуальном многообразии вписывается в общий колорит окружающего мира и следует его законам.

Необычность эмоционально-чувственной жизни при шизофрении, явным выражением которой для окружающих является ее неадекватность и необъяснимость, таким образом, может объясняться нарушением интеракции с окружением (блейеровский аутизм). Это наиболее существенное и наиболее тонкое проявление аутизма, ибо бывает так, что мир больного еще остается реальным миром, тематически и структурно близким миру психически здоровых людей, но с точки зрения колорита, он уже оказывается «иным» внутренним миром, что выражается необычностью эмоциональных реакций. Эта необычность является симптомом, нередко позволяющим сходу поставить диагноз. К подобным проявлениям относятся, например, какое-то странное выражение лица, отсутствие мимического резонанса во время беседы, чрезмерная фиксированность определенной эмоциональной экспрессии (любви, ненависти, страха), либо ее чрезмерная изменчивость, мимическая рассогласованность, выражающаяся в том, что на лице отражаются одновременно противоположные чувства. Все эти проявления, обобщенно обозначаемые как неадекватность и необъяснимость эмоциональных реакций, побуждают предполагать наличие шизофрении еще до того, как мы получим какие-либо дополнительные данные. Случается даже, что первые сведения, полученные от окружения и от самого больного, не согласуются с первым впечатлением, но, однако, дальнейшее наблюдение подтверждает его правильность.

Чтобы понять своеобразие шизофренического колорита, лучше всего объединить оба упоминавшихся ритма, бодрствования и эмоционально-чувственной жизни, в единый ритм. Обычно мы их разделяем и не рассматриваем всерьез чувства и настроения, переживаемые в сновидении, несмотря на то что они могут быть более сильными, нежели переживаемые в реальной действительности. Контакт с действительностью обычно смягчает чувства и настроения одиночества, при котором их ритм становится более спонтанным и независимым от внешних стимулов. Отрыв от действительности увеличивает свободу эмоционально-чувственных колебаний как в положительном, так и в отрицательном направлении. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить чувства любви, ненависти, серой пустоты и т. п., переживаемые в изоляции от окружения, и оценить, какой интенсивности они достигают, например в сновидениях.

Интеракция с окружением, вызывая эмоциональные столкновения, создает материал для все новых эмоций и чувств, но, с другой стороны, уменьшает их амплитуду — чувства, неподавляемые действительностью, обычно осциллируют между своими первичными биологическими полюсами — кульминационными точками установки «к» либо «от». Известно, что реализация наших фантазий, а тем более сновидений, нередко могла бы превратить нас в героев, счастливых влюбленных, но также — в самоубийц и убийц. Подобно тому как боль обычно усиливается ночью, когда она не приглушается другими стимулами, возрастает и амплитуда настроений и чувств, когда прерывается интеракция с окружением. Чувство любви, ненависти или страха обычно разряжается, по крайней мере частично, в непосредственном контакте с лицом или предметом, вызывающим это чувство.

Необычная сила чувств при шизофрении — экстатическая любовь, ненависть к себе или окружающим, страх, ужас и т. д.,- деформирующая действительность в бредово-галлюцинаторную структуру, является в определенной степени следствием изоляции от эмоциональной интеракции с окружением и перехода на эндогенный эмоциональный ритм, более близкий сновидению, нежели ясному сознанию. Из ясного сознания, как говорит Е. Минковский, больной шизофренией переходит в темное пространство, в котором эмоционально-чувственная жизнь претерпевает патологические изменения. Этот мрак, обусловленный разрывом контакта с окружением, ведет к тому, что эмоциональный колорит становится таинственным и даже неестественным или зловещим.