Читать онлайн «Ваша жизнь в ваших руках. Как понять, победить и предотвратить рак груди и яичников». Страница 17

Сегодня активно рекламируется генетическое лечение рака. Чтобы исправить поврежденные гены, в организм необходимо доставить новые здоровые гены или белки. Проблема в том, что генная терапия может привести к смерти. Нил Бойс в своей статье, опубликованной в New Scientist 13 ноября 1999 года, пишет: «Члены консультативной группы наблюдателей за генной терапией в США опасаются, что им предоставляют неполную информацию, учитывая, что случаи со смертельным исходом от общественности действительно скрывались. Генные терапевты США должны предоставлять отчеты о смертях и побочных эффектах в Национальный институт здоровья, в отдел работы с рекомбинантной ДНК округа Вашингтон, для обсуждения Совещательным комитетом отдела. Однако некоторые компании заявили о конфиденциальности своих отчетов, а другие исследователи решили вообще их не предоставлять, если только не будет найдено твердых доказательств, что причиной смерти послужила именно генетическая терапия. Управление по контролю качества пищевых продуктов и медикаментов остановит исследование, если оно будет приносить пациентам вред; так в 1999 году был запрещен набор новых пациентов в исследование, связанное с генной терапией при раке печени, проводившееся компанией Schering-Plough в Мэдисон, Нью-Джерси». Согласно статье, «компания сообщила о побочных эффектах в СКО, но попросила не делать информацию публичной. Однако СКО отклонил просьбу».

Почему же все эти исследования не приводят к положительным результатам? Дело в том, что «новые» методы сталкиваются с одними и теми же проблемами и вынуждены преодолевать те же препятствия, что и обычная химиотерапия. Чтобы метод был эффективным, лекарство должно найти раковые клетки, внедриться в них, а потом изменить или разрушить, не вредя здоровым.

Одним из основных результатов недавних научных исследований стало понимание того, что между раковыми и нормальными клетками разница очень небольшая4. Лишь крошечная часть из десятков тысяч генов отдельной раковой клетки повреждена и изменена. Следовательно, создать лекарство от рака, которое не повреждало бы нормальную ткань, очень сложно.

Лечение может быть эффективным в культурах раковых клеток, а иногда и в экспериментах с лабораторными животными. В человеческом организме химический или биологический антираковый агент должен не только найти рак, но и внедриться в опухоль, повлиять на нее, не вызвав серьезных побочных эффектов. К примеру, плотные опухоли выставляют на пути лекарств очень много барьеров: в них мало крови, а некоторые вещества плохо проникают из кровеносных сосудов в сами раковые клетки5. Кроме того, остается проблема токсичности, побочных эффектов, резистентности раковых клеток к лекарствам и иммунного сопротивления организма чужим белкам. Раковые клетки генетически нестабильны и могут мутировать так стремительно, что легко избегают узнавания иммунологическими лекарствами и/или легко обретают устойчивость к разнообразным методам лечения, в том числе химиотерапии или генной терапии. Наконец, стоимость исследования «новых» методов крайне высока, и любое разрабатываемое лекарство оказывается очень дорогим. Значит, они не будут широко доступны пациентам с раком молочной железы, если даже окажутся эффективными на последних стадиях болезни.

Разрабатываются новые методы лечения рака. Некоторые основываются на генной терапии, исправляющей дефектные гены (впрочем, современные процедуры пока не могут доставить гены в достаточное количество клеток раковой опухоли); молекулярная медицина учится исправлять белки, созданные мутировавшими генами; другие техники лечения вынуждают раковые клетки совершать самоубийство (апоптоз); есть методы блокирования подходящих к раковой опухоли капилляров, отрезая тем самым поставку питательных веществ (ингибиторы ангиогенеза); существуют способы не позволять раковым клеткам мигрировать и присоединяться к другим органам (создавать метастазы). Возникают новые иммунологические методы, обучающие иммунную систему распознавать и разрушать раковые клетки. Одно лекарство, которое недавно начали активно рекламировать, использует моноклональные антитела (создающиеся слиянием клеток, производящих антитела, с особыми раковыми клетками; в результате возникают клетки, способные жить неопределенно долго), чтобы связывать белки – антигены, присутствующие во всех клетках. Моноклональные антитела создаются для нацеливания на определенный антиген или антигены специфических раковых клеток. Другое новое лекарство увеличивает время развития заболевания у женщин с раком молочной железы, проходящих химиотерапию, от 4,6 до 7,6 месяца. Вряд ли это можно назвать победой по сравнению с моими семью годами жизни благодаря простому, нетехнологическому и дешевому методу, основанному на науке и здравом смысле.

Дополнение к этой главе приводится на стр. 351.

В этой главе я расскажу, как научный метод, мои знания и опыт работы в Китае и Корее, сотрудничество с коллегами из Таиланда и Японии, а также солидная порция удачи помогли обнаружить основной фактор, влияющий на возникновение рака груди и, возможно, рака простаты.

Когда паника и страх после четвертого возвращения опухоли немного улеглись, я четко и ясно поняла, что единственный человек, способный меня спасти, – это живущий во мне ученый.

Из слов врачей, из книг по медицине, фармакологии и химии мне было ясно, что одна только химиотерапия вряд ли меня вылечит. Пять лет я следовала всем советам докторов и прошла все виды лечения, которые мне предписывали. Я соблюдала диеты, антираковую и знаменитую бристольскую, придерживаясь рекомендуемого последней образа жизни. Тем не менее у меня над ключицей всего за десять дней выросла новая раковая опухоль! Моя лимфатическая система была поражена раковыми клетками молочной железы. (Даже когда раковые клетки распространяются, они сохраняют характеристики органа, в котором появились. Раковые клетки молочной железы и простаты могут наполнить легкие, мозг, кости и печень, однако при этом останутся клетками молочной железы и простаты. Дальше вы узнаете, насколько это было важно для окончательного понимания, как преодолеть болезнь.)

Много лет назад я работала с американским врачом, специалистом по рассеянному склерозу. Он называл это заболевание «болезнью игорного автомата». Образ показался мне странным, и я спросила, что он имеет в виду.

– Представь себе Лас-Вегас, – сказал он. – Ты играешь в «однорукого бандита». На барабане появляется одна вишня – небольшое достижение. Потом у тебя выпадает две вишни – тоже ничего особенного. Но если выпало три вишни, ты выиграла.

Он имел в виду следующее: если человек имеет два фактора из трех, вносящих свой вклад в рассеянный склероз (или, по его образному выражению, две вишни и лимон), у него не возникнет никаких симптомов. Но если выпадают три вишни сразу, развивается болезнь. В случае с рассеянным склерозом мой коллега предполагал, что три этих фактора – генетическая предрасположенность, инфекция (в то время в моде были научные рассуждения о медленных вирусах) и факторы окружающей среды или образа жизни. (Вместе с ним я работала над определением вероятных факторов окружающей среды, в том числе на Оркнейских островах и в других частях Северной Шотландии, где случаи рассеянного склероза встречаются необычно часто.)

Рак тоже можно рассматривать как многофакторную и многоступенчатую болезнь. Эта мысль подарила мне первый проблеск реальной надежды: хотя я ничего не могла поделать с тем, что инициировало мой рак (возможно, это случилось много лет назад), я могу избавиться от того, что поддерживает его сегодня.

Поскольку рак груди у каждого развивается с разной скоростью и в разное время, что-то в организме помогает раковым клеткам, позволяя им бесконтрольно размножаться и распространяться по другим органам. Такая модель объясняет, почему у некоторых людей рак входит в стадию долгой ремиссии или не возвращается вообще. Чтобы преодолеть болезнь, я должна была найти и избавиться от того, что в моем случае являлось последней «вишенкой».

Итак, я готовилась к самому важному исследованию своей жизни, перед которым меркли все остальные. Сделка была похожа на сценарий кошмара: если у меня получится, я себя спасу, а если нет, это станет моей последней научной работой.

Однако сперва я хочу рассказать, что помогало мне в те трудные времена. Как ученый, занимающийся Землей и окружающей средой, я исследую природные явления, наблюдая за камнями, окаменелостями, вулканами и землетрясениями, и объединяю свои наблюдения, разрабатывая теории и пытаясь понять, как развивалась Земля и ее системы.

Натуралисты вроде меня работают не так, как биологи и медики. Только подумайте: временные отрезки геологических процессов настолько огромны (тысячи миллионов лет), что проводить эксперименты в пробирках или контролируемых лабораторных условиях, как это делают биологи, невозможно.