Читать онлайн «Владимир Храбрый. Герой Куликовской битвы». Страница 31

– Может, лучше твой срамной отросток отрезать под корень, а? – гневно проговорила Мария Ивановна, с неприязнью взирая на брата. – Дабы ты не совал его куда не следует!

Прокл Иванович испуганно захлопал глазами. Домна вновь усмехнулась, не скрывая своего злорадства.

– Помилосердствуй, сестра, – дрожащим голосом протянул Прокл Иванович. – Я же раскаялся и повинился…

– Что мне твое раскаяние, недоумок! – проворчала Мария Ивановна. – Вина твоя тяжела и неизбывна. Ты не токмо меня, но и сына моего оскорбил, жену его к блуду принудив. Коль прознает об этом Владимир, то не сносить тебе головы, дурень.

– И впрямь я дурень! – Прокл Иванович побледнел и затрясся. – Что же делать, сестра? Поговори с Машуней, пусть она скажет Владимиру, что от него понесла. Выручи меня, сестра! Век Бога за тебя молить стану!

– Хорошо, со снохой я побеседую, – как бы в раздумье проговорила Мария Ивановна. – Спасу твою безмозглую головушку, брат. Но и тебе придется немного пострадать за содеянный грех, уж не обессудь.

Прокл Иванович невольно напрягся, вопросительно взглянув на сестру. Глаза его беспокойно забегали.

– Придется тебе, братец, несколько месяцев пожить среди монахов во Владычном монастыре, – непреклонным тоном продолжила Мария Ивановна. – Покаешься в грехах своих перед пресвитером Стахием и под его присмотром станешь нести свой покаянный крест, будешь ходить в рясе, спать на жестком ложе, вкушать грубую пищу и каждодневно молиться о спасении души своей. Уразумел?

Прокл Иванович молча кивнул. Беспокойство на его бледном лице сменилось глубоким унынием, словно ему только что объявили смертный приговор.

– И ты, греховодница, собирайся в путь, – обратилась Мария Ивановна к ключнице. – Нынче же поедешь в Боровск, в тамошний женский монастырь. Дам тебе провожатых, они договорятся с игуменьей, которая определит тебя в послушницы. За то, что ты, презрев мой наказ, недоглядела за моей снохой и сама спуталась с моим похотливым братом, будешь три года в монастыре поклоны бить.

С горестными всхлипываниями полногрудая Домна повалилась на пол перед Марией Ивановной, выказывая ей свое полное раскаяние и покорность.

– Убирайтесь с глаз моих! – хмуро обронила Мария Ивановна.

Пребывание в стенах монастыря стало для Прокла Ивановича тяжелым испытанием. Как всякий слабовольный человек, он был рабом своих прихотей и различных слабостей, на преодоление которых у него никогда не хватало ни желания, ни настойчивости. Любая неудача или жизненная неурядица мгновенно повергали Прокла Ивановича в тягостное слезливое уныние. К самосовершенствованию он никогда не стремился и на монахов смотрел как на людей, тронувшихся рассудком. Он не мог понять, как можно добровольно отказаться от всех мирских благ и удовольствий, затвориться в монастыре и посвятить свою жизнь служению Господу.

И вот с Проклом Ивановичем случилось то, что ему не могло привидеться и в страшном сне: он сам очутился среди монахов, по сути дела став одним из них. Для Прокла Ивановича потянулись безрадостные дни, похожие один на другой, и томительные долгие ночи, когда ему от тоски хотелось выть волком. Внутренний монастырский устав со множеством различных запретов стал для него теми невидимыми цепями, которые опутали его мысли и желания. Перед ним в монастырской трапезной ставили скудную пищу, часто без соли, а Проклу Ивановичу хотелось отведать вина и горячего мясного жаркого. Его заставляли заучивать псалмы и молитвы, но все это никак не укладывалось в его голове, ибо в ней витали образы голых дев. Посты и ночные бдения стали для Прокла Ивановича сущим наказанием, поскольку его изнеженный организм был слишком слаб для таких испытаний.

Пресвитер Стахий выговорил у игумена кое-какие послабления для Прокла Ивановича, видя, что тот от недоедания и душевного расстройства еле таскает ноги.

Первые два месяца проживания в монастыре стали для Прокла Ивановича самыми трудными.

С наступлением весны случился и некий душевный подъем у Прокла Ивановича. Он уже не рыдал по ночам, не отлынивал от работ в монастыре, без раздражения выслушивал порицания и нравоучения из уст престарелого игумена Власия. Свыкся он и с монашеской одеждой из грубой ткани, которую теперь был вынужден носить.

Едва сошел снег с полей и задули теплые летние ветры, как до Серпухова и до Владычного монастыря докатились слухи о походах московской рати на Брянск и Смоленск. Таким образом князь Дмитрий мстил тамошним князьям за их поддержку Ольгерда, осаждавшего Москву в прошлую осень. Пограбив брянские и смоленские земли, московские полки обрушились на Тверское княжество.

Разбитый в сражении Михаил Александрович спасся бегством в Литву. На тверской стол московские воеводы посадили Михаила Васильевича, двоюродного брата Михаила Александровича.

На этот раз Ольгерд выступил в поход безо всяких раздумий и колебаний. Той же промозглой ноябрьской порой, как и год тому назад, литовцы и их союзники подступили к Москве. Князь Дмитрий, разослав повсюду верных бояр собирать войска, сам остался держать оборону в осажденном литовцами белокаменном Кромнике.

Прокл Иванович, прознавший, что Ольгердовы полчища опустошают владения московского князя, нигде не встречая сопротивления, решился на отчаянный шаг. Он решил бежать из монастыря и примкнуть к Ольгерду, полагая, что литовский князь рано или поздно примучит Дмитрия и разделит его земли между своими союзниками. Прокл Иванович надеялся, что Ольгерд поможет ему вновь вокняжиться в Галиче Мерском, где княжили его предки.

Перед тем как скрыться из Владычной обители, Прокл Иванович написал письмо своему племяннику Владимиру, в котором он сознавался, что обрюхатил его жену. Подлый и мстительный от природы Прокл Иванович тем самым хотел позлить Владимира и досадить своей сестре, негодуя на нее за то, что она спровадила его в монастырь. Аскетичный дух монастыря и общение с монахами ничуть не подействовали на Прокла Ивановича в лучшую сторону. Наоборот, в его темной душе образовался осадок злости, который не давал ему покоя, принуждая к мести.

О бегстве своего брата к Ольгерду Мария Ивановна узнала от пресвитера Стахия. Выяснилось, что Прокл Иванович напросился в лес на заготовку дров. Покуда монахи-лесорубы распиливали поваленные сосны, Прокл Иванович незаметно выпряг из саней самую крепкую из лошадей, сел на нее верхом и был таков. Смерды, доставлявшие в монастырь рожь, молоко и яйца, видели одинокого всадника в черной рясе, который держал путь в сторону Москвы.

Стахий же вручил Марии Ивановне письмо, адресованное ее сыну от Прокла Ивановича. Владимир к тому времени уже вернулся из Новгорода. Однако его не было в Серпухове. По приказу Дмитрия Владимир уехал за Оку, дабы призвать против Ольгерда пронского и рязанского князей. У тех тоже имелись давние счеты с литовцами.