Читать онлайн «Ведун Сар». Страница 78

— Да здравствует божественный сын сиятельного Арматия!

Зинон обернулся и поощрительно подмигнул комиту, отыскавшему выход из неловкой ситуации. Чиновники свиты поддержали Анастасия дружным ревом. Золотые ворота распахнулись, и божественный Зинон торжественно вступил в ликующий город.

— Помяни мое слово, высокородный Феофилакт, этот юнец далеко пойдет, — прошипел на ухо соседу Пергамий.

— Ты имеешь в виду сына Арматия? — удивился евнух.

— Нет, я говорю об Анастасии.

— Кто бы в этом сомневался, — усмехнулся Феофилакт.

Божественный Василиск, еще недавно чувствовавший себя хозяином не только Константинополя, но и Византии, попробовал укрыться от гнева исаврийца в одном из храмов, но был схвачен доблестным комитом Анастасием и препровожден в темницу.

— Но почему? — ошалело спросил он у своего конвоира.

— Превратности судьбы, — усмехнулся Анастасий. — Поверь мне на слово, Василиск, весь Константинополь погрузился в печаль, размышляя о судьбе несчастного изгнанника.

— Какого изгнанника? — удивился несчастный пленник.

— Я тебя имею в виду, самозванец, — небрежно толкнул его в спину Анастасий. — Радуйся, что пока еще жив.

Радовался, впрочем, Василиск недолго. Вместе с женой и сыном он был отправлен в Каппадокию, в город Кукуз, где сгинул от голода и невзгод в подземелье одной из башен. О смерти несчастного Василиска, совсем недолго проходившего в божественных, Феофилакт узнал все от того же Анастасия, ныне неожиданно для многих ставшего комитом схолы агентов волею божественного Зинона. Столь неожиданное возвышение любимчика Верины поразило многих, однако евнух воспринял это известие спокойно.

— Тебя совесть не мучает, высокородный Феофилакт? — спросил с ухмылкой Анастасий, присаживаясь к столу.

— Божественный Зинон обещал сохранить Василиску жизнь, — холодно бросил евнух. — Это его грех.

— Справедливо, — задумчиво проговорил Анастасий. — В конце концов, все мы только пешки в руках императора, ибо приказы отдает именно он.

— К чему ты это сказал? — удивился Пергамий, пришедший навестить старого знакомого.

— А ты сам подумай, патрикий, — спокойно отозвался комит агентов. — Многим кажется несправедливым, что Василиск ответил один за всех. А ведь все мы грешники, патрикии. В том числе и вы.

Анастасий залпом осушил кубок, предложенный ему Феофилактом, и решительно поднялся из-за стола. У самых дверей он вдруг приостановился и бросил в сторону насторожившихся патрикиев насмешливый взгляд:

— Не всем полезен воздух Константинополя, Феофилакт, так и передай сиятельной Верине.

Пергамий был возмущен развязностью молодчика, вообразившего себя всемогущим, и не замедлил поделиться своими мыслями по этому поводу с Феофилактом.

— Он нас предупредил, — задумчиво проговорил евнух.

— О чем? — не понял его Пергамий.

— О грядущих бедах, — вздохнул Феофилакт.

Божественный Зинон проявил редкостное по нынешним временам великодушие. Пока что никто из участников мятежа Василиска не пострадал, кроме самого незадачливого претендента на божественное величие. Однако это вовсе не означало, что у исаврийца короткая память. Зинон, похоже, просто выжидал, выискивая подходящий момент, чтобы нанести удар своим все еще могущественным врагам. Пока что магистром пехоты был сиятельный Арматий, префектом Фракии — сиятельный Маркиан, префектом Константинополя — сиятельный Прокопий, комитом городских легионеров — Ромул, и даже высокородный Пергамий продолжал выполнять многотрудные обязанности комита схолы нотариев. А ведь все эти люди были активными участниками мятежа Василиска и не скрывали своих симпатий к сиятельной Верине. Пока что Зинон выказывал своей теще все приличествующие ее высокому званию знаки внимания. На скачках она теперь неизменно сидела по правую руку от императора, тогда как скромница Ариадна — по левую. За спиной вдовы божественного Льва, как и прежде, толпились молодые патрикии, добивавшиеся ее расположения. Верина вела себя как истинная соправительница божественного Зинона, отодвинув в тень своего племянника Арматия. Могло создаться впечатление, что исавриец, получивший недавно жестокий урок, смирился с таким положением дел и удовлетворился скромной жертвой в лице несчастного Василиска. Возможно, Верина полагала, что Зинон, всегда чувствовавший себя чужаком в Константинополе, наконец-то понял, что без поддержки вдовой императрицы ему не удержаться у власти, но у Феофилакта на этот счет было другое мнение. И вот сейчас он получил подтверждение своим невеселым мыслям из уст самого, пожалуй, хитрого и циничного чиновника из свиты Зиновия.

— Но ведь соглашение между Вериной и Зиноном одобрено патриархом! — возмутился Пергамий. — Вряд ли император рискнет ссориться с церковью.

— Все это так, патрикий, — вздохнул Феофилакт, — но я бы на твоем месте подал в отставку. Конечно, ты можешь не опасаться за свою жизнь, пока твой внук является императором в Риме, но будет лучше, если ты добровольно уйдешь в тень, дабы не раздражать лишний раз ущемленное самолюбие Зинона. Чего доброго, именно тебя обвинят в организации заговора в пользу своего внука.

— Какого еще заговора, Феофилакт, ты в своем уме?

— Того самого, который позволит Зинону избавиться от всех своих тайных и явных врагов, — усмехнулся евнух.

— Но ведь нет никакого заговора! — возмутился Пергамий.

— Будет, — твердо произнес Феофилакт. — Если того пожелает Зинон.

Осторожный Пергамий при зрелом размышлении пришел, видимо, к выводу, что Феофилакт прав. Во всяком случае, он на следующий день подал в отставку со своего поста, сославшись на слабое здоровье. Божественный Зинон высоко оценил заслуги Пергамия на службе империи и в знак глубочайшего расположения одарил уходящего с высокого поста комита весьма приличной денежной суммой. Намек был более чем прозрачен, но, к сожалению, примеру Пергамия последовали немногие. А среди чиновников нашлись и такие, которые осудили бывшего комита схолы нотариев за трусость. Больше всех по этому поводу злобствовал префект Константинополя Прокопий, средний сын покойного Антемия, коего полная превратностей жизнь так и не научила осторожности. Сиятельная Верина хмурила брови и не нашла ничего лучше, как изгнать из своего ближнего круга не только дрогнувшего сердцем Пергамия, но и стоика Феофилакта, посмевшего предостеречь вдовую императрицу от опрометчивых действий. В частности, ей не следовало бы проталкивать своего нового сердечного друга Веспасиана в магистры конницы, отодвигая тем самым в тень высокородного Илла, одного из самых блистательных военачальников в свите божественного Зинона. Оскорбленным себя почувствовал не только седой ветеран, но и все без исключения исаврийцы. Божественный Зинон внешне сохранял полную невозмутимость, однако в его больших карих глазах уже заплясали бесы.