Читать онлайн «Национальная галерея в Лондоне». Страница 9

Среди других великолепных образцов флорентийской живописи, приобретенных Истлейком, надо отметить «Портрет молодого человека» Боттичелли, считавшийся в то время работой Мазаччо, и «Мадонну с младенцем и двумя ангелами» школы Верроккьо, где симметрическая уравновешенность композиции оживляется естественным разнообразием поз и жестов, а тончайшая моделировка лиц и изысканная красота линий перекликаются с Боттичелли и в то же время напоминают о блестящем мастерстве ювелира, каким владел Верроккьо наряду с искусством живописи и скульптуры.

Боттичелли. Рождество. Фрагмент

Прекрасный большой триптих Перуджино, написанный им в расцвете таланта, около 1500 года, спокойной и ясной композицией предвещает уже принципы классического стиля Высокого Возрождения, так же как красивый, мягко лирический образ мадонны сразу открывает нам, чем был обязан Перуджино Рафаэль – его гениальный ученик. Этот триптих был создан художником для большого картезианского монастыря, известного под традиционным названием Чертозы в Павии. В 1786 году он был куплен у монахов миланским герцогом Мельци и оставался в его семье, пока разорившиеся потомки не продали его галерее.

Кратко отметив ряд других выдающихся произведений различных итальянских мастеров, приобретенных Истлейком, как «Мадонна со святыми» Мантеньи или «Портрет художника» Андреа дель Сарто, перейдем к характеристике замечательного собрания картин венецианской школы, составляющего одно из главных украшений галереи.

Перуджино. Св. Михаил. Часть триптиха

Действительно, венецианская школа уже в эти годы оказалась представленной с исчерпывающей полнотой, начиная с работ Кривелли, Пизанелло, Беллини и кончая роскошными полотнами эпохи расцвета, показывающими искусство Тициана, Веронезе, Якопо Пальмы Старшего и Париса Бордоне. Венецианская живопись дольше, чем флорентийская, хранила отпечаток готических и в особенности византийских традиций, обусловленных древними торговыми и культурными связями с этой великой империей прошлого.

Живучесть этих консервативных традиций венецианской школы особенно сказывается у одного из оригинальнейших живописцев второй половины XV века Карло Кривелли. Его алтарные образы, где обычно представлена восседающая на троне мадонна с младенцем в окружении святых, перегружены архитектурными мотивами, барельефами, вазами, гирляндами цветов и фруктов. Богатейшие одежды расшиты золотом, и фигуры выступают на фоне цветного мрамора или златотканых драпировок. Вся эта живописная роскошь в сочетании с застылой иератичностью композиции заставляет вспомнить о византийских мозаиках, влияние которых должен был несомненно испытать Кривелли. Вместе с тем образы его мадонн, отличающихся какой-то грустной нежностью, полны интимного лиризма, что по контрасту со всем окружающим великолепием придает им своеобразный характер.

Коллекция картин Кривелли в Лондонской галерее необычайно богата и разнообразна. Те, что были куплены Истлейком, дополнились вскоре другими произведениями, среди которых надо назвать такие шедевры, как знаменитый «Демидовский алтарь» (названный так по имени своего предшествующего владельца), или восхитительное «Благовещение», принесенное в дар лордом Таунтоном в 1864 году. В «Благовещение» обычная для Кривелли торжественность и отрешенность от повседневной жизни сменяется обращением к реально жизненным мотивам и новому композиционному построению с использованием пространственной глубины. И здесь мы видим архитектуру, ковры и вазы, но все это дано не в виде отвлеченно декоративных элементов, а как конкретное бытовое окружение происходящей сцены, которой они придают радостный и праздничный характер. Изображение уютной комнатки Марии, маленькой девочки, с любопытством подглядывающей за чудесными посетителями, полно удивительной непосредственности и любовного восхищения художника жизнью во всех ее проявлениях.

Кривелли. Благовещение

Из произведений великого венецианского мастера Джованни Беллини – учителя Джорджоне и Тициана-галерея уже владела таким шедевром, как портрет дожа Лоредано. При Истлей-ке она обогатилась рядом других выдающихся работ, всесторонне освещающих его творчество. «Моление о чаше», юношеское произведение Беллини, уже давно находилось в Англии, где в конце XVIII века входило в собрание знаменитого художника Рейнолдса. Долгое время его автором считался Мантенья, самобытный крупнейший мастер падуанской школы, который одно время учился вместе с Джованни Беллини у его отца Якопо Беллини. Самое интересное, что Мантеньей действительно была написана почти такая же картина, которую он выполнил одновременно со своим товарищем Джованни на основании одного и того же рисуночного эскиза, данного их учителем. Набросок этот хранится в Британском музее, а композиция Мантеньи в свою очередь вошла в Национальную галерею тридцать лет спустя после картины Джованни. Обе они очень схожи между собой и общим замыслом и построением, но трактовка пейзажа у обоих художников совершенно различна. У Мантеньи это причудливые, условно данные каменистые скалы, создающие впечатление какого-то жуткого, нереального окружения, а у Джованни Беллини это красивая долина среди мягких холмов, как бы пробуждающаяся при свете утренней зари. Прекрасная природа с ее тишиной и ясностью словно несет успокоение мятущейся душе Христа, и это гармоническое слияние внутренней жизни человека с жизнью природы станет одним из характернейших качеств не только беллиниевской, но и всей венецианской живописи зрелого Возрождения. Тишиной и одухотворенностью в соединении с какой-то глубокой полнотой бытия веет от прекрасных мадонн Беллини. В большинстве картин они также представлены на фоне пейзажа (например, «Мадонна в лугах»), Беллини отказывается от пышного декора, столь любимого Кривелли, чужды ему и жанрово-бытовые детали. Его композиции отличаются кристальной ясностью и простотой, но в интимной мягкости образов уже сквозит та величавость и значительность, которая приходит с искусством Высокого Возрождения.

В картинах мастера мы не найдем красочного великолепия, которым сверкала живопись того же Кривелли, но, отказавшись от золота и мерцания пестрых деталей, Беллини в своих простых и звучных цветовых сочетаниях предстает перед нами замечательным колористом, по-новому утверждая значение цвета, который становится для венецианской школы одним из главных средств художественного выражения.

Кривелли. Благовещение. Фрагмент

Любовь к венецианцам заставила Истлейка с особым рвением выискивать мастеров XVI века, то есть той эпохи, которая вообще привлекала его гораздо меньше, чем кватроченто. Наряду с несколькими блестящими портретами и другими произведениями Париса Бордоне, Якопо Пальмы Старшего, работами Чимада Конельяно, Базаити и Якопо Бассано ему посчастливилось приобрести одного из лучших «тицианов» галереи – «Явление Христа Марии Магдалине», а также «Мадонну с младенцем и св, Иоанном и Екатериной». «Явление Христа», написанное около 1511-1512 годов, принадлежит к раннему периоду тициановского творчества. Действие происходит среди сияющего южного пейзажа с синеющим вдали морем и ясным небом, где все напоено лучезарным светом и воздухом. Этот поэтический пейзаж, пронизанный глубоким чувством радости бытия, как бы несет успокоение и просветление волнению Марии Магдалины, неожиданно узревшей Христа, которого она считала мертвым.

С удивительным искусством находит Тициан тот повторный ритм линий, который, как мелодическое эхо, объединяет в одно неразрывное целое фигуры с их пейзажным окружением. Одинокое дерево в середине композиции, как бы венчающее центральную группу, в то же время подчеркивает своим наклоном стремительный порыв упавшей на колени Магдалины. Это движение уравновешивается мягким встречным движением Христа, которому в свою очередь вторят очертания кустарников и холмов заднего плана.

В «Явлении Христа Марии Магдалине» пейзаж определяет в основном все настроение произведения. То же самое мы находим и в картине «Мадонна с младенцем и св. Иоанном и Екатериной», где прелестная интимная группа из двух молодых женщин с детьми дана на фоне цветущего зеленого луга и густых древесных зарослей, уходящих к гористому горизонту. Связь людей и природы подчеркнута здесь даже в самом колорите: голубой цвет неба перекликается с синим цветом плаща Марии, а зелень листвы – с лимонным оттенком платья Екатерины. Поражает жизненная теплота и человечность в трактовке всей сцены, где Тициан отказывается от всякой «возвышенности», под черкивая в религиозном сюжете человеческое начало и создавая ту атмосферу счастья и согласия человека с окружающим миром, которым проникнуты лучшие произведения той эпохи.