Читать онлайн «Жребий викинга». Страница 51

— Правильно, они должны этого опасаться, — признал его правоту Ярослав.

— Норманны идут сюда рекой, скоро будут здесь, и тогда король не сможет скрывать, что он… конунг конунгов.

— Тоже верно, потерпим.

— Ты что, уже много раз бывал лазутчиком? — спросил Радомира норманн Эймунд.

— Только второй раз в жизни.

Конунг внимательно осмотрел фигуру парнишки, пощупал мышцы его рук…

— Этого парнишку следует немного подучить, — обратился он к Ярославу, — и мы получим настоящего лазутчика, который со временем подберет себе десятка два таких же шустрых и храбрых. Пора и нам создавать тайную службу, наподобие тех, что давно существуют при французском и германском дворах. Кстати, такая же тайная служба создается и при дворе шведского короля.

— Хочешь выучиться на настоящего лазутчика? — спросил князь Радомира.

— Мне это нравится. Вахрич уже научил меня, как следует бесшумно подкрадываться, как подползать, как метать ножи…

— Жаль только, что сам Вахрич уже стар и изранен. Но ты учись у него, дружинник Волхвич, учись, перенимай все, чем владеют все прочие воины.

Лазутчики сообщили князю, что, прежде чем стать лагерем, норманнские лучники частью истребили, а частью развеяли отряд князя Мстислава, который у небольшого селения Речинцы охранял четыре изготовленные его мастерами боевых судна. Выслушав эту новость, Ярослав приказал Вахричу и его воинам забыть, что норманнов всего лишь сотня и что норвежский король Олаф прибыл в Русь, будучи изгнанником.

Единственное, о чем должны узнать все любечане и жители ближайших селений, что на помощь им прибыл со своими норманнами сам король Олаф! И горожане действительно воспряли духом, тем более что уже на рассвете ладьи норманнов приставали к берегу у Речных ворот города. Правда, многих смущало то, что викингов было слишком мало, но Ярослав тут же приказал распустить слух, что остальное войско Олафа уже выступило из Новгорода. Притом что он верил: само появление здесь норвежского короля должно было остепенить Мстислава.

Вместе с собой Олаф привез двоих пленников. На допросе с пристрастием оба они утверждали, что князь Мстислав не намерен идти на Киев и вообще готов помириться с киевским князем. Им не поверили, хотя и не казнили. Но в то же время лазутчики доносили, что Понтийский Странник до сих пор остается в своем лагере у Лиственной, неподалеку от места битвы, и никаких признаков того, что он пополняет свои войска и готовится к походу на Киев или на Любеч, нет. В конечном итоге Ярослав решил воспользоваться появлением здесь короля довольно хитрым способом. Посоветовав Олафу половину своих воинов оставить для усиления гарнизона Любеча, он подсадил в его ладьи двух бояр, которые везли с собой два письма: одно — киевскому посаднику, и в нем князь требовал позволить Олафу набрать в Киеве столько норманнов и прочих добровольцев, сколько тот сумеет. А другое, тайное, — княгине Ингигерде, в котором Ярослав просил после появления Олафа сплотить вокруг себя всех верных им мужей и всех норманнов и не допустить, чтобы кто-либо захватил княжеский престол или открыл ворота тмутараканцам.

Расчет у Ярослава был прост: на обратном пути к Новгороду набранное в Киеве войско Олафа неминуемо поможет ему — то ли силой, то ли самим присутствием своим — усмирить Понтийского Странника. К тому же киевский рейд Олафа превращался в своеобразную «разведку силой». Если окажется, что в стольном граде уже сформировалась мощная партия «мстиславичей», норманны возьмут с собой княгиню и ее детей, а затем, уже в Любече, к ним присоединится и сам Ярослав с дружиной.

— Если мне придется уходить в Новгород, к сыну, — объяснил он Олафу, — я отдам тебе всю дружину и попрошу Владимира усилить ее сотней-другой своих воинов. Для меня очень важно, чтобы ты вернул себе норвежский трон. В нашем неспокойном мире всегда легче живется, когда знаешь, что где-то есть король, который готов прийти тебе на помощь, а в самое трудное время — и приютить тебя вместе с семьей.

— Можешь в этом не сомневаться, князь Ярислейф, — заверил его норвежец. — Мне ведь никогда раньше и в голову не могло прийти, что я окажусь в изгнании. Но это произошло. Если бы я заранее попросил у тебя тысячу-другую воинов, то сумел бы разгромить этого датского волка Кнуда. Но теперь я по-настоящему буду ценить союз с Русью, ценить дружбу между правителями. Братья и несколько других родственников, которые могли помочь мне людьми и деньгами, попросту предали меня.

— Родственники — не тот фундамент, на котором можно выстраивать свой трон и свою державу, — согласился с ним Ярослав.

Объятия, коими два правителя скрепили этот договор, могли показаться вполне искренними и даже братскими. Хотя оба они уже убедились в том, что объятия братьев не всегда оказываются братскими. Скорее, наоборот, именно братских объятий как раз и стоит опасаться.

А спустя несколько дней появился гонец из Киева. Он с удивлением сообщил, что заслоны Мстислава не тронули его и что в стольном граде Олафа встретили вполне миролюбиво, и он уже успел навербовать целую орду печенегов, черных клобуков и прочих степняков. Но самое важное заключалось в том, что достойные мужи столицы решили выждать. Если войско Мстислава все же появится у стен города, они откроют ему ворота как победителю и признают его великим князем, если же не появится — они смирятся с поражением своего князя Ярослава и простят его.

— Скопище негодяев, — зло проскрипел зубами великий князь. — Они готовы предать кого угодно, только бы мирно отсидеться за городскими стенами.

А еще через час появились гонцы от Мстислава. Они передали условия своего князя: он не собирается идти ни на Киев, ни на Любеч. Но требует, чтобы князь Ярослав оставил любечскую крепость и этим продемонстрировал свое миролюбие. Слишком уж близко он находится от его черниговских владений.

— Помнишь рассказ о том, как королева Сигрид Гордая угомонила своих женихов? — оскалил крепкие желтые зубы Эймунд. — А ведь я давно предлагал точно таким же образом усмирить и киевских бояр. Впрочем, ты сам когда-то усмирял таким же образом новгородских мужей.

— Не смей лишний раз напоминать мне о новгородской резне, — вновь проскрипел зубами Ярослав. — Но что с потерявшими всякий страх и срам киевскими боярами нужно что-то делать — в этом ты, варяг, прав.

Само же требование Мстислава особого огорчения у великого князя не вызвало. Мало того, он признал его вполне благоразумным. На месте Понтийского Странника он прислал бы в Любеч гонца с точно таким же предложением. К тому же на его уходе настаивали теперь уже и любечане, да и сам он предпочитал вернуться в Киев, имея под рукой пару тысяч новгородских дружинников, которые никогда особой приязни к киевлянам не питали. И пусть простят его знатные киевские мужи, если на несколько дней он отдаст их подворья во власть новгородских рубак.