Читать онлайн «Чекан для воеводы (сборник)». Страница 33

На новый мундир гусара, как уже говорилось ранее, граф обратил внимание сразу. До этого на поручике Громове был надет мундир темно-синего цвета с желтым воротником на доломане и белой шнуровкой. Тот мундир несомненно принадлежал Лубенскому гусарскому полку. Теперь же на нем был новенький с иголочки мундир Изюмских гусар — красный доломан, темно-синий ментик с белым натурального меха воротником. «Ишь ты, каков герой! — усмехнулся про себя граф Алехан, в который раз пожалев, что не довелось ему самому послужить в гусарах, где его характер забияки и бретера пришелся бы весьма кстати. — Надо будет попросить Гришку, чтобы он пристроил меня еще и в лейб-гвардии Гусарский полк. Буду тогда на балах щеголять мундиром похлеще, чем у этого хлыща… А что? Красный мундир с золотыми шнурами, темно-синие рейтузы — все это мне было бы к лицу. Хотя звание мое не позволяет подобной роскоши. Генерал-аншеф я! Куда же больше?..»

Выпив холодной водки и закусив копченой осетриной, Орлов сказал гостю:

— Что, гусар, понял теперь с кем свела тебя судьба?

— Теперь понял, — кивнул отставной поручик.

— А раз понял, то давай рассказывай все, без утайки. Как получилось это дорожное происшествие, в которое мне пришлось вмешаться?

— Рассказ будет презанимательным, — предупредил гусар, подставив пустой стаканчик под горлышко графина с водкой, которым обносил стол один из слуг. — Я, видите ли, получил неплохое наследство от дядюшки, умершего лет десять назад. Царствие ему небесное! Как только получил, так сразу и вышел в отставку, решив исполнить свою давнюю мечту — поколесить по белу свету, повидать всяческие заморские диковинки. Таким макаром оказался лет через пять своих блужданий по миру в Италии…

— Люблю Италию! — вскричал Алехан. поднимая тост. — За Италию!

— …точнее в Венеции…

— Люблю Венецию! Сенька, наливай еще по одной. За Венецию пьем!

— …И вот в этой самой Венеции, прогуливаясь как-то вечерком по набережной Дожей, я заприметил черную гондолу, прибитую волнами к берегу. В ней лежал какой-то человек, зажимая руками страшную рану на животе. У меня мгновенно вспотела спина, но я, тут же взяв себя в руки, попытался помочь умиравшему. Но было уже поздно, неизвестный скончался, пробормотав перед смертью по-французски: «Мсье, возьмите у меня бумаги. Они стоят очень дорого…» И на этом кончился. Я осторожно вытащил у мертвеца из-за пазухи пачку каких-то бумаг, перевязанных алой ленточкой, и быстро удалился с опасного места, не желая попасть под следствие — венецианские жандармы — просто звери.

— Никогда не говорите так про наших полицейских, — наставительно заметил граф, пытаясь подцепить вилкой соленый груздь. — Это чревато…

— Нет, это я говорю о венецианских жандармах… — оправдываясь, скороговоркой пробормотал гусар. — Уже там, возле гондолы, мне почудилось, что за мной следят. Понимаете? Это самое чувство, что на тебя все время кто-то пялится, я испытываю с тех самых пор. Даже оказавшись в России, я — боюсь… В смысле опасаюсь всяких происшествий.

— И что же вы сделали с документами убитого француза? — спросил Орлов.

— Мне перевели их с итальянского уже здесь, в Туле, где я познакомился с одним весьма приятным молодым человеком, к тому же очень образованным. Оказалось, что этот молодой человек — племянник самого графа Панина — всесильного хозяина Канцелярии иностранных дел…

— Ого! — Граф Алехан не донес до рта очередной стаканчик, поставив его на стол. — И как выглядел этот племянник?

— Совсем молодой! Юношеский пушок на лице, нос горбинкой, черные глаза…

— И густые мохнатые брови! — безрадостно дополнил портрет Орлов.

— Как? Вы с ним тоже знакомы?.. — почему-то обрадовался гусар.

— Не имел чести… Точнее имел неприятность… Короче, твою с потрохами, я его зарубил нынче, спасая вас…

— Не может быть! — вскочил с места поручик Громов, опрокидывая стул, но не разлив и капли водки из стаканчика, который держал в руке. — Теперь я точно пропал… Меня обвинят в убийстве самого племянника министра иностранных дел!.. Надо держать ухо востро!

— Обвинят, положим, не вас, а меня, — почему-то злорадно заметил Орлов. — Обвинений, подобных этому, у меня и без того хоть пруд пруди. Но все же племянник Панина — это серьезно. С этим мерзавцем — его дядей — лучше не связываться. Но Бог даст, пронесет… А что там с этими документами? Вы все время отвлекаетесь на мелочи…

— В тех документах оказались сведения о кладах с золотом и драгоценностями Симона де Дансера, жившего сто пятьдесят лет назад и наводившего ужас одним своим именем на все Средиземное море. Он был знаменитым алжирским пиратом, на совести которого жизни многих и многих европейских моряков и купцов…

— Да, через золото слёзы текут, — задумчиво произнес граф. — Пора подавать вторую смену блюд. Под горячее я лучше воспринимаю кровавые истории про пиратов…

— …Как я говорил, голландец по происхождению Симон Дансер жил сто пятьдесят лет назад, — отведав стерляжьей ухи и пирогов с вязигой, продолжил рассказ поручик Громов. — Он прошел большой жизненный путь от простого матроса до командующего пиратской армадой, будучи на службе у Соединенных провинций, как назывались тогда семь нидерландских областей, освободившихся от владычества испанской короны и образовавшие первую в мире буржуазную республику.

— Ох уж мне эти республиканцы, вольтерьянцы недорезанные. От них на свете все зло! — в сердцах вскричал граф Алехан, но сразу утихомирился после слов: — Хотя наша императрица не чужда этим завиральным идеям. Она даже потихоньку переписывается с Вольтером — этим безбожником и борзописцем. Но стоп! Я ничего этого не говорил…

Гусар же, увлеченный собственным рассказом, даже не обратил внимания на слова Орлова, что того успокоило.

— Но Дансера влекли иные страны и города, особенно таинственный Алжир. Он знал, что, благодаря успехам морского пиратства, Алжир рос, как тесто на закваске. В то время население столицы алжирских пиратов составляло до ста пятидесяти тысяч человек, что превосходило численность народонаселения таких городов, как Венеция или даже Рим. И среди алжирских пиратов находились не только магометане, было там полным-полно и всякого европейского сброда — англичане, датчане, французы… Эти нестойкие в христианской вере отщепенцы соглашались даже произвести над собой обряд обрезания, напрочь отказавшись от Креста и поклоняясь полумесяцу…

— Какой кошмар! — поперхнувшись глотком водки, с натугой прокашлял граф. — Куда только смотрела святая инквизиция!..