Читать онлайн «Избранные труды. Том 3. Уголовная политология. Сравнительное и международное право». Страница 30

Работа включает в себя также рассмотрение стратегий индивидуальной и социальной профилактики, стратегий безопасности. Здесь даются предметные суждения о профилактике и безопасности в наши дни, и можно лишь пожелать читателю ознакомиться с ними повнимательнее. Книга завершается главой о применении стратегий борьбы с преступностью. Можно полностью согласиться с идеей главы, как она выражена в логике суждений: на основе понимания стратегий необходимо прийти к их различению, т. е. пониманию их природы, целей, возможностей, затем осуществить их выбор и оптимизировать перспективы. Это и есть и политика, и работа, без которых никакое продвижение в борьбе с преступностью невозможно.

Жанр рецензии требует критики. Сама логика прекрасной и современной книги В. Н. Кудрявцева порождает желание вступить в полемику по тем или иным вопросам. Не очень нравятся, например, оценки состояния криминализации в современный период и предложения о возврате к конфискации как виду наказания. Вразрез с мнением автора уголовное судопроизводство оказалось весьма пригодным для всех категорий предполагаемых преступников, воздействие угрозы уголовного наказания в некоторых ситуациях оказывается даже излишне сильным, да и сама угроза связывается не только и не столько с наказанием по закону, сколько с нарушениями законности, что не ново в нашей истории. Однако для такой полемики нужны самостоятельные и обдуманные работы. Можно утверждать, что в книге В. Н. Кудрявцева нет легко уязвимых мест, а будущую полемику, как я понимаю, автор и стремится вызвать к жизни.

Постановка проблемы. Насильственная преступность всегда сказывается на состоянии социальной защищенности граждан, усиливает напряженность в обществе, подрывает авторитет государства. Происходящий же в последнее время рост преступного насилия становится чрезвычайно серьезной помехой эффективному решению назревших социальных, политических, экономических проблем. Он приводит к обострению межнациональной напряженности, усиливает тоску по «сильной руке», порождает популистские стремления любой ценой преодолеть существующие трудности.

Такое действие феномена преступного насилия признается в ряде политических и собственно законодательных решений. К великому сожалению, оно подтверждается и все большим количеством фактов, известных обществу. В 1989 г. достигнут пик посягательств против личности по меньшей мере за последние 20 лет. По сравнению с 1988 г. прирост убийств и изнасилований (с покушениями), разбоев и грабежей составил соответственно 28,5 и 38,4; 23,9 и 66,3 %. За семь месяцев 1990 г. по сравнению с таким же периодом 1989 г. также произошел существенный прирост. Как известно, огромное число насильственных посягательств совершено во время происходивших в стране межнациональных конфликтов и в связи с ними. Однако далеко не все они и даже далеко не большая их часть отражены в этих статистических данных.

Проведенные научные исследования свидетельствуют, что насилие все в большей степени становится инструментальным и используется для совершения корыстных, должностных преступлений, начинает реально применяться при совершении преступлений против национального и расового равноправия, политических и трудовых прав граждан, порядка управления и др. Так, Госкомстат СССР опубликовал результаты опроса руководителей кооперативов, которые заявили, что в 30 % случаев вымогательств деньги у них требовали работники исполкомов местных Советов народных депутатов и в 70 % – рэкетиры[44].

В стране происходит усиление агрессивности, конфликтности, противоречия все чаще разрешаются силовыми методами. По данным МВД СССР, в состав враждующих группировок молодежи входили на Украине 6 тыс. человек, в Казахстане – около 2 тыс., в Белоруссии – около тысячи[45]. И это далеко не полные данные. Растет вооруженность лиц, склонных к насилию, похищаются и перепродаются крупные партии оружия.

Эти тенденции должны вызывать соответствующую реакцию, основанную на принципе разумной достаточности и использования реального потенциала государственного и общественного регулирования, в том числе президентской власти, а не на экстенсивном усилении репрессии. Намечая контуры такого подхода, попытаемся рассмотреть с новых позиций социально-правовую характеристику преступного насилия, его причин и содержания уголовной политики в данной сфере.

О насильственной преступности и ее соотношении с преступным насилием. Актуальность этого вопроса порождена жизнью. Сегодня наряду с насильственной преступностью в традиционном понимании появилось довольно много видов поведения, которые не охватываются ее понятием, и для определения явления в целом необходимо ввести в научный оборот понятие «преступное насилие». Обратимся к анализу того и другого.

На первый взгляд кажется, что в советской криминологической литературе, равно как и в работах по уголовному праву, насильственной преступности и соответственно преступлениям насильственного характера уделяется существенное внимание[46]. Много написано о таких преступлениях, как убийства, изнасилования, телесные повреждения, причем вопросы их уголовно-правовой оценки в ряде отношений разработаны весьма подробно. Вместе с тем складывается впечатление, что насильственная преступность понимается слишком узко, вне исторического контекста, независимо от происходящих в обществе социальных процессов[47]. И дело здесь не в дефиниции, а именно в характере явления. Криминологи традиционно выделяют такие структурные элементы преступности, как насильственная и корыстно-насильственная, но достаточно развернутой криминологической характеристики группы насильственных преступлений при этом не дают. В ряде криминологических исследований насильственная преступность ограничивается убийствами, тяжкими телесными повреждениями, изнасилованиями[48]. В криминологических работах встречаются лишь отдельные упоминания об опасности вспышек насилия, выходящего за рамки традиционных форм насильственного поведения (насилие в школах, «дедовщина» в армии и не только в ней, насилие на национальной почве, молодежное массовое насильственное и агрессивное поведение и т. д.). Детерминанты же насильственного преступного поведения, не говоря уже о насильственной преступности и правонарушаемости, рассматривались главным образом применительно к индивидуальному поведению. Тенденции насильственной преступности сводились к анализу нескольких преступлений, раскрывались на основе практически только статистики, причем противоречиво. По существу, такой анализ не отражал действительности. Так, в статье СБ. Алимова, носящей обобщающий характер, говорится: «В рамках сравнительно-криминологического изучения факторов, влияющих на изменения насильственной преступности, особенно настораживают такие процессы, как:

а) ухудшение нравственного облика фигуры потерпевшего;

б) обострение ситуаций взаимного общения супругов, вынужденных проживать на совместной жилой площади;

в) стабильность удельного веса наиболее тяжких преступлений против личности, совершаемых в коммунальных квартирах (доля которых в общем жилом фонде за последние 15–20 лет резко сократилась)»[49].

Сегодня важно осознать недостаточность и пробельность имеющейся информации о насильственной преступности и те трудности, которые возникают в связи с этим при формировании целей уголовной политики и путей их реализации. Ведь уголовная политика в отношении насильственной преступности должна опираться на социальное понятие насилия, которое подлежит уголовно-правовому обозначению и запрещению в его наиболее острых реально существующих проявлениях. При этом возникают серьезные трудности, связанные с неопределенностью понятия насилия и традициями оценивать его в общесоциологическом плане главным образом с позиций исторического материализма, игнорируя иные философские подходы и течения.

На мой взгляд, такой подход недостаточен. И поэтому необходимо, чтобы уголовная политика могла опираться на современные научные и нравственно-этические представления о насилии, его действительной роли, которые в конечном счете легли бы в основу соответствующих уголовно-правовых дефиниций, предписаний и запретов. В этой связи нужно шире использовать уголовно-правовое понятие насилия, стремясь совершенствовать его применительно к реальностям социальной жизни.

Как известно, в уголовно-правовой науке особо анализировались понятия физического и психического насилия, его формы и способы применительно к различным видам преступного поведения – посягательствам на личность, имущество. Еще проф. И. Я. Фойницкий напоминал: «По мнению римских юристов, все преступления учиняются или насилием, или обманом»[50]. Он подчеркивал в связи с этим, что ни одна классификация преступлений не может обойтись без этого признака; однако последний может иметь лишь видовое, а не родовое значение, потому что один и тот же способ деятельности возможен при различных преступлениях и наоборот.